– Понятно. А иного выхода ты не видишь?

– Не вижу. Да и не желаю видеть.

Лили повернулась к нему.

– Не забудь еще добавить, что ты ведь выше этих Мендоза, спокойно транжирящих миллион за миллионом, что не можешь унизиться до того, чтобы обратиться к ним за помощью, что тебе твое самолюбие этого не позволит. Но это все чепуха. Энди, а как насчет того, чтобы возвыситься до того, чтоб отказаться и от меня?

Едва произнеся это, ей страстно захотелось скончаться, умереть. Тут же, на этом месте. В этой мерзкой квартирке Энди. Но удержаться от этих слов она уже была не в силах. И они были произнесены.

Энди сначала побледнел, потом покраснел.

– Вот, оказывается, как ты обо мне думаешь. – Он не повысил голоса.

Лили безвольно опустилась на софу, ноги отказывались ей повиноваться.

– Нет, я так о тебе не думаю…

– А как же, в таком случае?

– Энди, давай разберемся в чем дело. Ты действительно хочешь, чтобы я оставалась в Англии? Может быть ты сейчас уже считаешь дни до того благословенного момента, когда ты сможешь просто запихнуть меня в самолет?

Он принялся ерошить волосы.

– Бог ты мой, нет, конечно. Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Все дело в том, что я не могу предложить тебе ничего. Кроме вот этого, у меня ничего за душой. Моя сомнительная писательская карьера более чем проблематична. После этих двух разгромных рецензий у меня не остается никаких шансов на то, что я смогу продать и вторую свою книгу. Хватит с меня и одного фиаско. И, что значительно хуже, кажется, мне ее просто не написать, эту мою вторую книгу. И мне, если я собираюсь как-то обеспечивать свое существование, придется снова вернуться в журналистику или же искать какую-то другую работу.

– Это все бытовая сторона вопроса, – прошептала она. – Я спрашиваю о нас – о тебе и обо мне. – Ей очень не хотелось спрашивать его об этом.

Она вообще не собиралась заводить этот разговор. Он сам возник откуда-то и стал реальностью.

– Обо мне и о тебе, – повторил Энди. – Я и сам себя об этом постоянно спрашиваю…

Больше он ничего не сказал, а она совершила ужаснейшую ошибку из всех – заплакала. Лили ненавидела себя за это, но остановиться не могла. Он уселся рядом с ней, достал из кармана носовой платок и подал ей.

– Вытри слезы и высморкайся. Не о чем реветь. Мы найдем для тебя, где жить. И что-нибудь получше этого.

Позже, когда они вернулись на Принсиз-Мьюз и любили друг друга, все было уже совершенно иным. Может быть из-за того, что ее продолжало мучить чувство вины.

Лили вцепилась в Энди и всхлипывала, и всхлипывания эти были смесью страсти и сожаления, и он обнимал ее, и своими поцелуями осушивал ее слезы. Ей страстно хотелось слиться с ним, проникнуть в него, плотью своей войти в него. Его страсть влилась в нее, оба вибрировали в странном резонансе, казалось, и земля изменила свою бесконечную круговерть в космосе.

– Хорошо было тебе со мной сегодня? – нежно спросил он потом.

– Да… – Лили прижалась лицом к его груди, ее продолжало трясти, но слез больше не было, они теперь были внутри.

– И мне тоже, – прошептал Энди. – Мне всегда было хорошо, но сегодня все было как-то по-особенному чудесно. И мне очень жаль, что нам понадобилась эта ужасная сегодняшняя сцена, чтобы пережить это совершенство. Не грусти, любовь моя, все утрясется, я все улажу.

На следующий день Лили решила, что это ей придется кое-что улаживать и утрясать. Ей предстояло решить основную проблему их взаимоотношений – заставить Энди отказаться от мысли, что она была в его жизни явлением временным. Она написала матери и призналась, что в Лондоне она не учится, а работает, та, конечно, могла об этом догадываться, и что она намерена оставаться там. Посему Ирэн могла воздержаться от дальнейшей посылки денег, ибо Лили сама была в состоянии обеспечить свою жизнь здесь.

Ее первые попытки поисков квартиры подтвердили точку зрения Энди. Рынок сдаваемых внаем квартир был скуден до крайности. Но ей повезло. Ей посчастливилось прийти в одно из бюро как раз в тот момент, когда туда пришел очередной новый список. И одна квартира ее очень заинтересовала. Жилье это располагалось в районе под названием Бэнксайд, на южном берегу Темзы.

– Я отправляюсь туда сию минуту, – уверила Лили сотрудника агентства, буквально выхватив у него маленькую белую карточку с адресом.

Бэнксайд представлял собой скопление старых, неиспользуемых доков, куда Темза, отравленная промышленными отходами, доносила свою вонь. Но то место, адресом которого завладела Лили, было оазисом умиротворенности среди этого ужаса. В тени моста Лондон-бридж лежала коротенькая улочка, где несколько бывших складов были перестроены в жилые дома, окруженные крошечными садиками. Она снова посмотрела на карточку. Квартира с одной спальней стоила тридцать фунтов в неделю. Лили позвонила.

– Надо мной живет пара, у которых двое маленьких детей, – объяснил хозяин квартиры, располагавшейся на первом этаже. – Но они не шумят, – быстро добавил он.

Господи! Да Лили поселилась бы здесь даже тогда, если бы наверху жила и тренировалась целая цирковая труппа. Тем более после того, как ее взору предстала довольно обширная площадь с прекрасным, сиявшим обновленной полировкой полом, и очень красивая и удобная мебель.

– Два верхних этажа занимают владельцы дома, – продолжал ее будущий хозяин. – Они – архитекторы, занимающиеся перестройкой этого района.

Раньше он объяснил ей, что искал жильца, потому что отправлялся на работу в Бахрейн.

– Надолго вы едете? – поинтересовалась Лили.

– На год. Но когда я вернусь, я должен буду сюда въехать сразу же.

– Это вполне объяснимо. Разумеется, я готова подписать все, что в таких случаях полагается.

Он улыбнулся и закивал.

– А оплата?..

– Тридцать фунтов в неделю, – заверил хозяин.

У нее вырвался вздох облегчения. Она уже боялась, как бы он не передумал и не сказал бы триста. Ей даже показалось, что кто-то из агентства по невнимательности мог не дописать один ноль, но все было правильно.

– Очень хорошо, я согласна, – с улыбкой ответила Лили.

В тот же сентябрьский день она переехала на Бэнксайд. И тогда же, проходя мимо рыбного рынка высмотрела в витрине одного из магазинчиков двух омаров. Это были настоящие омары с большими клешнями, а не те южноафриканские, которые, кроме хвоста, ничего не имели.

– Таких ловят у берегов Шотландии, – пояснил торговец.

или купила этих двух не очень крупных омаров и позвонила Энди, чтобы объявить ему, что сегодня состоится их первый ужин в новой квартире. Он должен стать праздничным.

Вечером появился он с цветами и бутылкой «Татинье». Энди сразу же поставил шампанское в холодильник, а Лили тем временем подыскивала вазу, чтобы поставить в воду принесенные темно-красные хризантемы. За ужином они много пили, ели, болтали, без умолку смеялись над собственными же глуповатыми шутками.

Повязав белые салфетки вокруг шеи, Энди и Лили принялись за омаров в топленом сливочном масле, отказавшись от вилок и помогая себе пальцами. И ничего, казалось, не предвещало того заявления которое должно было последовать от Энди.

– Лили, я собираюсь снова отправиться в Испанию…

Она тогда наливала в бокалы остатки шампанского и лишь громадным усилием воли удержала бутылку.

– О-о-о! А когда? Надолго?

– Завтра.

Она молча поднесла к губам бокал вина и отпила глоток.

– Ну что же. Понятно. Но это как-то неожиданно. Или ты уже давно собирался?

– В общем, собирался. Мне необходимо собрать кое-какие данные для книги о Суоннинг Парке. Я об этом специально не стал тебе говорить, потому что у тебя и без того было достаточно проблем – этот переезд, да и твоя работа. – Он избегал смотреть ей в глаза.

– Когда ты намерен вернуться?

– Еще точно не знаю. – И, помолчав, очень тихо добавил, – может быть, через несколько месяцев.

– Понятно, – тоже очень тихо повторила Лили.