– Значит, это восстание монархистов? – воскликнула она.

Он снова рассмеялся.

– Восстание, если хотите, фройляйн Райнхардт.

Затем он подошел на шаг ближе, чтобы она могла видеть блеск его глаз:

– Но какое восстание! Дворянство трех наций! В понедельник на закате солнца республиканские свиньи разбегутся по улицам трех городов. Еще три дня – и мы будем в Париже! Еще через два – в Англии! Еще неделя – и Америка будет у наших ног!

Ее губы скривились. Она пыталась выиграть время.

– Боюсь, милорд переборщил с вином. И как же завоевать эту победу?

Он наклонился к ней так, что даже Линдли, стоявший за занавеской, услышал шум его дыхания.

– Вы насмехались, когда я рассказывал вам об этом, – сказал он, – но теперь вы убедитесь сами. Это луч Лейпиша – свет мести – пурпурная смерть!

– Ты лжешь.

И снова её интонации задели его. Он сардонически рассмеялся.

– Тогда Томорлоу докажет вам это. Мы совершенствовали его несколько недель. Мы опробовали его на озере и над полями, пока другие спали. Он убивает все, к чему прикасается. Ни человек, ни зверь, ни растение не могут устоять перед ним. Мы развязали адское пламя. И американцы – эти глупые американцы – могут благодарить своего соотечественника, великого Феншоу, за то, что он дал в руки их врагам то, что их уничтожит. Не прошло и получаса, как барон и доктор Лейпиш отправились на юг, везя аппарат в специально сконструированном автомобиле.

За занавесом произошло какое-то движение, и она слегка вскрикнула, но полковник не обратил на это внимания. Она была так прекрасна в розовом свете люстр. Она была его. Ему обещали ее. Зачем же медлить?

Когда он потянулся к ней, занавеска отдернулась, и перед ним предстал Линдли Феншоу.

Фон Шаанк с возгласом изумления потянулся за пистолетом, но, когда он поднял оружие, Линдли выбил его из его руки. Сверкнула голубая сталь, раздался звон разбитого стекла, и они услышали, как оно упало на землю за окном.

Они стояли друг против друга, не держа в руках ничего.

Ненависть прогнала похоть с лица полковника. Девушка отступила, и двое мужчин стали настороженно озираться по сторонам. Немец не бросился на него, как того требовал его более мощное и внушительное телосложение. Вместо этого он отступил к стене. Линдли подумал, не пытается ли он добраться до двери, и уже собирался преградить ему путь, когда девушка позади него предупреждающе вскрикнула.

– Меч на стене! Он хочет его достать!

Предупреждение запоздало на секунду. В тот же миг фон Шаанг, не отрывая взгляда от лица американца, потянулся за спину и выхватил из кронштейна на стене тяжелую рапиру. Это был крепкий клинок с прочной корзинчатой рукоятью – реликвия кавалерийских времен. Он крепко сжал ее в руке и подошел к американцу.

– Одним из вас больше или меньше – это мало что изменит, – прорычал немец. – Я не знаю, как вы сюда пришли, но знаю, как вы уйдете. И, клянусь небесами, она за это заплатит! Насилие над женщинами всегда вызывало у меня отвращение, но за это она заплатит.

Пальцы Линдли сомкнулись на одном из стульев. Он был самым легким в комнате, но слишком тяжелым для оружия, которым нужно было размахивать быстро и ловко. Позади него девушка выскользнула из двери в соседнюю библиотеку. Не отрывая взгляда от лица фон Шаанга.

Другая рука Линдли крепко вцепилась в спинку стула. Фон Шаанг сделал финт клинком, и стул ударился о стену рядом с ним. Он легко уклонился от удара. Американец последовал бы за ним, надеясь прорваться сквозь защиту полковника, но в тот самый момент, когда он собирался прыгнуть, он почувствовал руку девушки на своей руке, почувствовал, как в его ладонь вжалась рукоять другого клинка. По его весу он сразу понял, что это такой же клинок, как и тот, что был в руках немца.

Полковник саркастически улыбнулся.

– Это лишь ненадолго отсрочит расплату, – усмехнулся он. – Зеленый американец!

Они сошлись в поединке под розовым светом люстр.

Покрытое шрамами лицо фон Шаанга подсказало Линдли, что перед ним опытный фехтовальщик. Он задумался, сможет ли его мастерство фехтования, приобретенное в колледже, помочь ему сейчас. Первое столкновение придало ему смелости. По крайней мере, он не забыл, как вступать в бой с противником. Но это было смертельно опасное дело, и никакие мягкие жилеты и защита горла не спасали от выпадов.

Немец притворно взмахнул рукой и сделал выпад, скользнув клинком по лезвию другого, надеясь вбить его в землю. Удар был парирован, американец легко уклонился от удара. Фон Шаанг был удивлен. Он ожидал, что бой закончится именно так. Но вместо этого ему пришлось уклониться, и он с трудом отвел свою тяжелую тушу с пути ответного удара, столь же смертоносного, как и его собственный. Звон стали подсказал ему, что он встретил запястье, такое же сильное и такое же гибкое, как и у самых лучших. И снова ему пришлось уклоняться от удара, который, попади он в цель, стал бы для него гибельным.

Девушка стояла чуть в стороне, лицо ее было бескровным. Она подумала, что Линдли погиб, и издала слабый сдавленный крик. Но он лишь споткнулся о край ковра. Он снова был на ногах, отражая выпад немца мощным парированием.

Прошло пять, шесть минут.

Дыхание фон Шаанга стало сбивчивым. Над его правой грудью ширилось пятно алого цвета, пропитывая серый китель и затмевая блеск украшений. Под левой рукой Линдли виднелась небольшая струйка, менее заметная из-за темного оттенка шерстяной рубашки. Теперь он понял, что это будет игра на выносливость. Они были совершенно равны. Это будет продолжаться до тех пор, пока один из них, немного ослабевший от потери крови, не поднимет клинок на долю секунды позже. И тогда…

Он начал прикидывать, кто же из них это будет. Раз или два во время их кружения он замечал на заднем плане белое, привлекательное лицо. Он прочитал в нем страх и муку, и его сердце закричало о ней. Однажды, споткнувшись о ковер, он увидел, как она закрыла лицо руками. Но он снова поднялся. Мгновение спустя, когда он перенес бой в другой конец комнаты, он увидел, как она вышла и убрала ковер с дороги. Боже, подумал он, она точно прирожденная хозяйка.

Но сможет ли он продержаться? Он уже много лет не прикасался к рапирам, да и то только в спорте. Фон Шаанг, как он знал, должен был быть опытным дуэлянтом с хорошей репутацией. Об этом говорили шрамы на его лице. И ставки для них обоих были огромны. Его родной отец был заключен в тюрьму где-то в замке. По какой причине? За его вклад в науку? Неужели его отец передал этим людям что-то, что сделало возможным этот новый и ужасный двигатель разрушения, этот дьявольский луч? Он знал, что среди народов существовал страх, что тот или иной из них столкнется с этой проблемой. Это был лишь вопрос времени и исследований. Неужели его отец сделал это возможным? Фон Шаанг говорил об этом. Но как они могли вырвать этот секрет у его отца? Пытки? Возможно. Но он не мог поверить, что его отец сознательно поддался бы какому-либо принуждению. Если он отдал им тайну, то они наверняка обманом заставили его сделать это!

Мысль об этом разъярила его, придала новые силы. Он верил, что они способны на это – на пытку. А теперь у них был пурпурный луч. В памяти всплыла та мутная сцена на озере, жужжание самолета над головой, пурпурное пятно на воде, неподвижное, мертвое лицо Спайдера. Должно быть, фон Шаанг говорит правду! И сейчас те, у кого он был, мчались в ночь, готовые нанести удар в назначенный час. Разве он не слышал урчание тяжелых моторов, когда они неслись по дороге, выполняя свою страшную миссию? Это была та гигантская машина, которую он видел в замке. Постепенно, пока он сражался, он собрал воедино все, что вспомнилось. Боже, что же ему делать? Убить немца! Он должен сделать это ради девушки, если не больше. А потом – Армагеддон!

Тонкая алая струйка под мышкой ослабила его. Он парировал эти сверкающие удары все с большим трудом. Один из них, отведенный в сторону с опозданием всего на мгновение, означал его конец. Он стиснул зубы. У него сдавали нервы. Эти бесконечные удары и выпады! Боже, неужели это никогда не кончится? Перед глазами стоял туман. Сквозь него он увидел, как полковник свободной рукой вытирает с губ капельки белой пены. Пропитанный кровью рукав оставил красное пятно на его щеке. Он превратился в дерущегося, бьющегося в пене зверя.