Он не успел пройти и половины расстояния до распростертого человека, как на него бросилась маленькая, белолицая фурия. Сквозь красную пелену, которая, казалось, душила его, он почувствовал, как ее пальцы сжались на его руке.

– Красный-красный-красный, – бормотал он.

– Ты с ума сошел? – услышал он ее крик. – Вы хотите убить беспомощного человека?

Красная пелена все плотнее облегала его горло, душила, сдавливала. Он отмахнулся от нее. Еще два шага и он оказался над немцем, его пальцы судорожно сжимались и разжимались. Даже когда он потянулся, чтобы схватить его, он почувствовал, как холодное дуло пистолета прижалось к его виску. Ее голос, теперь уже ясный и спокойный, зазвенел в его ушах.

– Если ты к нему прикоснешься, я тебя убью!

Как тщательно отрегулированный насос начинает работать автоматически, когда вода достигает определенного уровня, так и инстинкты американца телеграфировали каждому нервному центру его тела, что еще один шаг к лежащей фигуре будет означать его конец.

Он приостановился, выпрямился. Красная, удушливая пленка, казалось, растворилась у него на глазах. Тугое удушающее ощущение на шее ослабло. Он отступил назад, испуганно глядя на девушку, в глазах которой горело презрение. Он услышал ее негромкий голос где-то за много миль от себя.

– Возможно, для всех нас было бы лучше, если бы этот человек умер, – говорила она, – но я не могу видеть, как его хладнокровно убивают. Будет лучше, если вы уйдете немедленно, пока он не очнулся. Обещаю, что в этом случае нас будет двое против вас.

Красный цвет уже полностью исчез. Пульсация в мозгу, пульсация шрама на лбу проходила. Он чувствовал сильнейший стыд, всепоглощающее желание убежать. И вот, пока она склонилась над другим мужчиной, он поспешил за угол и вниз по склону, свежий утренний воздух обдувал крупные бисеринки пота, выступившие на его лбу.

Ранняя осенняя гроза, нередкая в этих горах, надвигалась на небо черной пеленой уже ближе к полудню. Феррис в своей комнате на постоялом дворе сидел, положив голову на руки. Он не обращал внимания ни на отдаленные раскаты грома, ни на сгущающиеся сумерки, предвещавшие бурю. В четверть пятого слуга принес свечу и зажег огонь. В течение нескольких минут ее мерцание отбрасывало причудливые тени на стену, а затем угасло. Феррис, казалось, не замечал холода в комнате.

Через два часа слуга, вернувшись с едой, застав американца в задумчивости. К этому времени порывы ветра уже рвали ставни и свистели во фронтонах. Яркие вспышки молний бледными отблесками озаряли полумрак. Мужчина снова раздул огонь, и тот снова метнулся в помещение. Через несколько минут он утих, превратившись в тусклое, угрюмое свечение под слоем полусгоревших дров и мрачного пепла.

Вслед за этим с более сильным треском, чем обычно, распахнулась одна из деревянных ставен, впустив в дом струи дождя и буйство пронизывающего ветра. Свеча на столе замерцала и потухла, ее слабый отблеск был ничтожен по сравнению с голубым светом, заливавшим комнату из открытого окна. Не успев взять себя в руки, Феррис оказался на ногах в дальнем углу комнаты, его пальцы сжимали холодную рукоять автомата, а глаза смотрели в сторону качающейся ставни. Но там не было ничего, кроме ветра и дождя.

– Нервы, нервы, – бормотал он. – На данном этапе у меня сдали нервы.

Он сжал кончики пальцев и почувствовал, как они дрожат от биения сердца и подергивания напряженных мышц.

– С такими пальцами сегодня и кружку не опрокинуть, – пробормотал он.

Он подошел к столу и сделал длинный глоток вина. Это, казалось, придало ему сил. Он подошел к окну. Шквал на время утих. Он вгляделся в ночь, услышал в непроглядной тьме раскаты грома. В деревне то тут, то там мерцали огоньки. Бурная ночь даже для этих стойких крестьян. Он задвинул ставни и зажег свечу, взяв из камина щепку, внутренне чувствуя, что угрюмые угли не желают уступать ему даже это крошечное пламя. Когда он отвернулся, они с неожиданной яркостью бросились на него. Он вздрогнул, отступил назад, проклиная себя за глупый страх. Толстый сосновый сучок, внезапно вспыхнувший пламенем, – вот и все.

– Нервы, нервы, – пробормотал он.

Вскоре он пододвинул кресло к камину и опустился в его недра. Он бы с радостью уснул, но жуткий стук ветра по ставням не давал ему сомкнуть глаз. То и дело он оборачивался в кресле и вглядывался в комнату позади себя, внутренне ругая себя за отсутствие самоконтроля.

В 11:30 по его часам он встал, подошел к своему чемодану и достал из него тонкий шерстяной свитер, пару ботинок на резиновой подошве, фонарик и тонкий стальной стержень, с обоих концов прокованный до толщины лопатки. За несколько минут он переобулся и натянул свитер. Во внешний карман непромокаемого пальто, которое он надел, он положил пистолет, в другой – стальной прут, финку и фонарик. Сделав все это, он задвинул громоздкий железный засов в двери, ведущей из комнаты, и погасил свечу. Минута осторожного разглядывания через щель в ставне, прежде чем открыть ее, и затем пятифутовое падение на землю снаружи. Через десять минут он оставил деревню позади и устремился к горам.

Феррис, спотыкаясь, поднялся по склону на мыс, с которого открывался вид на озеро. Здесь он на мгновение остановился, разглядывая возвышающиеся над водой башни замка, почти неразличимые сейчас сквозь мрак и туман. Замок неизменно завораживал его, причем даже больше, чем сами драгоценности на вилле. Даже сейчас, когда он смотрел на него, ему казалось, что он видит отблески танцующих огней на мрачных крепостных стенах.

Однако предстояла иная, более серьезная работа, и он направился в сторону виллы. Вокруг царила абсолютная темнота. Некоторое время он опасался, что гончие на псарне в задней части виллы услышат и разбудят сторожа и слуг, расположившихся в соседнем здании, но шум дождя и ветра, непрекращающиеся раскаты грома заглушали мягкий шаг ступающих по гравию ног на резиновых подошвах.

Он со знанием дела выбрал одно из нижних окон и, подтянувшись на узком карнизе, вцепился в него стальными пружинистыми запястьями и пальцами. Уцепившись за шаткую опору, он вставил клин под створку окна и с постепенно нарастающим давлением потянул ее вверх. Она поддалась с металлическим щелчком, слышным даже в бурю. Он подождал мгновение, присев в темноте, зная, что его должны были услышать, если бы кто-нибудь остался бодрствовать.

Сверкающая вспышка молнии на мгновение осветила полированную мебель и сверкающую посуду. Значит, это была столовая. Очень хорошо. Он занес ноги внутрь и бесшумно опустился на пол. При этом движении торчащая из кармана рукоятка пистолета зацепилась за оконный карниз, и оружие выпало во тьму. Он поразмыслил, стоит ли возвращаться назад, рискуя быть услышанным гончими, но решил, что не стоит, и тихонько закрыл за собой окно.

Из своего многолетнего опыта он сделал вывод, что сейф, будучи цилиндрическим, вряд ли был спрятан в одной из стен. Вероятность того, что он находится в столовой, была невелика, поэтому он осторожно прокрался по полу к открытому дверному проему, фонарик стал ненужным из-за голубоватых вспышек молний, освещавших помещение при каждом третьем шаге. Он осторожно пересек коридор на руках и коленях и оказался в помещении, которое принял за гостиную. Шторы были частично задвинуты, поэтому он достал фонарик и осторожно пустил луч через всю комнату к противоположной стене. Ему оставалось только немного поискать, когда он с учащенным сердцебиением понял, что нашел ее. Долгий опыт работы в подобных обстоятельствах подсказывал ему, что за этой своеобразно повешанной картиной и драпировкой находится та самая маленькая полированная ручка, которую он искал.

Едва взглянув по сторонам, он чуть ли не побежал, споткнувшись при этом о стоящий рядом стул. На приглушенный стук он не обратил внимания. Разве в воздухе и так не было достаточно звуков, чтобы заглушить все остальное?