Он подошел к картине и стал шарить вокруг нее, пока не нащупал пружину, которая ее освобождала. Когда она откинулась, он просунул руку внутрь и с чувством удовлетворения нащупал маленькую круглую ручку. Затем, старательно заткнув ватой левое ухо, он поднес правое к маленькой стальной дверце и начал крутить никелированный диск. Он щелкнул один раз и повернул диск в другую сторону. Второй тихий удар внутри подсказал ему, что диск щелкнул еще раз. Боги действительно были благосклонны. Тревожная нервозность прошедшего дня исчезла, рука была тверда как камень, слух почти идеальным.

Если бы его слух был хоть немного лучше, он бы услышал, как девушка спускается по большой лестнице в холл. У подножия она остановилась и потянулась к выключателю на стене. Легкий щелчок, и большие люстры над ним залились розовым светом.

Феррис вскочил на ноги, его рука инстинктивно потянулась к бедру. Он так и не дотянулся до него. Он даже не успел ничего толком разглядеть. Вместо этого он впился взглядом в массивное зеркало, висевшее по левую руку от него. В нем с головы до ног отражался его образ, его сгорбленные плечи, белое, изможденное лицо. Глаза, сведенные в одну точку, смотрели на него, казалось, увеличиваясь, поглощая его. Яркая вспышка, вспыхнувшая из-за бури, придала его чертам рельефность.

Раздался сдавленный крик, потом судорожные содрогания, и он рухнул на пол. Остался лишь сгусток обмякшей плоти и бездействующих мышц. Он провел рукой по глазам, пытаясь заслониться от света. Затем в его мозгу что-то щелкнуло, и он почувствовал, что мчится сквозь мили черного пространства. В ночи плясали и издевались над ним какие-то люди, насмешливо махали руками, а потом милосердно исчезали. Он закрыл глаза в долгожданном забвении.

Девушка издала негромкий крик и, поспешив к нему, застала его безжизненным и вздрагивающим на полу. Она приподняла его голову и положила на шелковые отвороты своего ночного халата. Он открыл глаза.

– Это… это, – пробормотал он, – что все это значит? Где… где я? Кто вы?

Она пристально смотрела на него, думая, что он притворяется. Но зачем было притворяться? Она была беспомощной женщиной, а он – сильным мужчиной. Она знала это. А потом его глаза. Это были уже не те налитые кровью глаза, в которые она смотрела утром на утесе. Она начала кое-что понимать.

– Вы на вилле Бленнерхоф, – успокаивающе сказала она. – Полагаю, дело в драгоценностях? Вы не первый, кто пытался это сделать. Но их уже нет… уже несколько недель. Отдохните немного в тишине, и все будет хорошо.

– Нет, нет, нет! – закричал он. – Я должен уйти отсюда! Отец, отец, где отец? Боже, я не знаю, зачем я сюда пришел! Какой сегодня день недели? Суббота? Тогда я здесь с тех пор, как… – он запнулся, в его глазах появилось выражение некоего подобия понимания. "Да, теперь я вспомнил, я гнался за вором… где-то. Там была авария… Но какой сейчас месяц? Февраль?

– Сейчас октябрь, – тихо ответила она.

– Октябрь?

– Октябрь… октябрь 1926 года.

Он застонал и спрятал лицо в ладонях.

– Наверное, я неправильно все понял, – воскликнул он. – Мне очень жаль… жаль, что я так вас огорчил. Не могу… не буду пытаться дать никаких объяснений. Но вы сказали, что это место – Бленнерхоф? Где находится Бленнерхоф?

– Австрия, – ответила она.

Он мог бы снова закричать, но только покачал головой.

– Бедный отец, – пробормотал он. – Похоже, я опоздал. Пять лет, пять лет!

– Постарайтесь успокоиться, – напутствовала она. – А то еще заболеете.

Он начал было садиться в предложенное ею кресло, но остановился и прикрыл глаза рукой.

– И все же, – медленно произнес он, – все же я видел его, видел не далее как три дня назад. Видел его где-то за зарешеченным окном. Неужели мой мозг все еще играет со мной! Но нет, он был там. Дайте мне подумать". Он сел и обхватил голову руками. "Да, теперь все понемногу вспоминается. Я уверен, что не далее как два дня назад, когда сидел здесь и смотрел на вас, я видел его. Где-то там был пурпурный свет…

Он не заметил, как она побледнела.

– Там был пурпурный свет – мы плавали в черной воде. Этот свет пронесся над нами. Спайдер опустился вниз.

Она положила дрожащую руку на его руку.

– Скажите мне, – сказала она, – был ли там пурпурный свет и замок?

– Да, да! – ответил он. – Так и было. Пурпурная вспышка. Я видел ее. Она убила его.

– О Боже! – воскликнула она. – Значит, это действительно правда! А я-то думала, что фон Шаанг солгал. Но нет, нет, нет – это невозможно, он должен был солгать…

Он начал приподниматься. Он не слышал ее.

– Мне пора уходить отсюда, – сказал он. – Нельзя терять время. В каком направлении находится этот замок?

Он почувствовал, как она сжала его руку.

– Послушай, – прошептала она.

Ветер и дождь безмолвно замерли в ожидании. Прислушавшись, он услышал слабое урчание мощного автомобильного мотора, катившегося вдоль дороги у озера. На мгновение воздух наполнился слабым, но мощным барабанным боем, а затем утих на фоне возобновившегося рева стихии.

Ее лицо побледнело, и она сделала шаг к лестнице. В этот момент они услышали, как открылась и захлопнулась дверь в вестибюле. Он снова почувствовал ее пальцы на своей руке, ощутил, как по ним пробежала дрожь ужаса.

– Это, должно быть, полковник фон Шаанг, – прошептала она. – Он и барон Бленнерхоф должны были отправиться в Хавербрюк перед бурей, но они, должно быть, обманули меня. Я прекрасно знаю его шаги. Я запретила ему появляться в этом доме. Он приехал сюда не с доброй целью. Быстрее! Он не должен найти вас здесь!

На мгновение он заколебался, все еще мучимый сомнениями. Вдруг она его предаст. Неужели это уловка?

– Послушайте, – прошептал он. – Я Линдли Феншоу, сын человека, которого они заточили в замке. Если они узнают, кто я, то, несомненно, перевернут все небо и землю, чтобы убить меня. А если это ваша уловка – почему я должен вам доверять? Возможно, вы заодно с ними.

– Ради Бога, уходите! – ответила она с отчаянием. – Неужели вы еще не догадались? Я такая же американка, как и вы. Мой отец был австрийцем по происхождению, племянником барона Бленнерхофа. Он оставил свой дом в Америке и вернулся, чтобы сражаться за Австрию против русских. Он был убит. Моя мать была медсестрой – она погибла в тылу у американцев во время бомбежки. Разве этого недостаточно? Вы действительно не доверяете мне? Быстрее, он идет!

Почему-то он поверил ей, но все же колебался. Из коридора послышался шум непромокаемых сапог и стук тяжелых ботинок.

– Быстрее, – прошептала она, – теперь тебе некуда идти. За эту портьеру.

Она как раз успела затолкать его за портьеру, когда в комнату вошла грузная фигура фон Шаанга. Он отбросил шляпу. Его лицо раскраснелось от волнения. Женщина усилием воли взяла себя в руки.

– Вы приехали в неурочный час, милорд, – сказала она по-английски.

Он проигнорировал это замечание, словно не услышал.

– Ах, вы ждете меня! – воскликнул он, его лицо раскраснелось от явного удовольствия. – Как говорили великие мастера, в час победы воин и женщина…

– Вы немедленно покинете виллу.

Ее холодный, ясный тон резанул его с остротой стали.

Он презрительно пожал плечами.

– Вы негостеприимны, фройляйн. Я пришел, чтобы принять ваши поздравления за хорошо выполненную работу. Вы первая женщина в мире, которая узнает о том, что произошло этой ночью.

Линдли Феншоу даже за портьерой ощущал ее дрожь.

– Перед рассветом пробьет наш час, – продолжал немец. – В течение двадцати четырех часов мы восстанем из праха. Мы поставим весь остальной мир на колени. Но теперь все будет еще страшнее, чем прежде. Они научили нас не проявлять снисхождения.

Когда он поднял руку, она увидела, что под пальто у него мундир со всеми наградами.

– Его императорское высочество, – продолжал он с гордостью, – встречает барона на рассвете. Ах, дураки, дураки! Они выпустили его из ссылки, потому что считали его безобидным! Безобидный! – раздался в зале его смех.