– Это был случай, или судьба, или Бог, – ответил Линдли. – Когда все потеряли надежду найти вас, я отправился в путь один. Как я помню, я отправился в Чикаго и взял фамилию Феррис, чтобы скрыть свою личность. Я вспомнил о некоторых ваших экспериментах во время первой части войны, и мне пришло в голову, что это не обычное по своей природе преступление. В Чикаго мне немножко повезло – или, может быть, это была удача. Я действовал под именем Ферриса, надеясь таким образом получить какую-нибудь зацепку, когда однажды ночью в одном из отелей карманник завладел моим бумажником. Я погнался за этим негодяем через открытую дверь, а он с размаху приложил меня ею по голове, и я получил трещину в черепе. У него был мой бумажник с моими настоящими документами, поэтому, когда я очнулся в больнице без памяти, меня записали в Феррисы – в кармане нашли визитницу с напечатанными карточками. Не хочется думать, в какое состояние я впал с тех пор и до сегодняшнего дня – похоже, это обычное существование Джекила и Хайда. В больнице мне сказали, что когда-нибудь ко мне вернется память, но для этого потребуется какое-нибудь потрясение. Я смертельно боялся зеркал, не мог вынести их вида. Они сказали, что это патологический страх, вызванный последствиями происшествия. Два или три раза я, должно быть, был на грани восстановления – во всяком случае, мне так казалось, – но всегда что-то вмешивалось. Однажды мне захотелось совершить убийство – это был фон Шаанг, когда я увидел, как девушка борется с ним на дороге у замка. Думаю, я был близок к тому, чтобы все вернуть, но потрясения от этого было недостаточно. Нужно было что-то еще, и я получил это с помощью тех зеркал на вилле.

Он подробно рассказал о случившемся.

– Но ты, – продолжал он. – Ты, должно быть, прошел через ад.

– Думаю, да, – медленно ответил ученый. – Хуже всего, когда ты обнаруживаешь, что совершил подобную ошибку, даже если тебя обманули. Это был Лейпише – сущий дьявол. Теперь я не держу на него зла, хотя раньше мог бы убить его, если бы он дал мне шанс. Полагаю, он всегда был немного сумасшедшим. Большинство гениев таковы. Впервые я узнал его, когда мы вместе учились в Бонне в молодые годы. Он был гениален, намного превосходил всех нас, но, несомненно, немного безумен. Он глубоко интересовался электротерапией, но не терял веры в излечение болезней электричеством, как большинство из нас в последние дни. Я полагаю, что он продолжал свои длительные и всесторонние исследования в этом направлении вплоть до начала войны.

– Когда ему пришла в голову идея пурпурного луча, я не знаю, но предположительно это было во время войны. Но у них не было времени на его разработку. Им не хватало одной вещи, и, как назло, она оказалась у меня. Как вы знаете, в университете я экспериментировал с аппаратом, который позволил бы ежедневно использовать рентгеновские лучи огромной мощности. Это всегда было нашей проблемой. Мы знали, что можем разработать рентгеновское излучение с огромным потенциалом, но у нас были проблемы с контролем над ним. Он оказался настолько же опасным для оператора и пациента, насколько эффективным в лечении раковых образований. В конце концов я нашел и разработал аппарат, который, казалось, обеспечивал адекватную защиту. Пока что мы держали это в секрете.

– То, что я нашел, было как раз тем, что нужно Лейпишу. Он создал свой собственный дьявольский луч, но эта штука убила нескольких его коллег и едва не погубила его самого. Для оператора он был так же опасен, как и для врага. Его воздействие на все формы жизни, как животной, так и растительной, мгновенно. У животных он вызывает ужасающий удар, полностью разрушая нервную систему и разрывая, вероятно, все кровеносные сосуды в мозгу. Эффект в чем-то схож со смертью от электрического разряда, только на теле не остается никаких следов. Чтобы выяснить, что произошло на самом деле, необходимо вскрытие. Луч оказывает необычное воздействие и на некоторые механические устройства. Например, я видел, как Лейпише заглушил с помощью этого луча мотор на расстоянии нескольких футов, там, в Бленнерхофе. Он сказал, что мотор заглох из-за избытка двуокиси углерода или азота в цилиндрах. К счастью, у них не было времени добраться до двигателей наших самолетов. Они, несомненно, могли бы вывести их из строя, пока мы были еще где-то на горизонте, если бы догадались, кто мы такие.

– Но продолжим. Лейпише стало известно о моем изобретении, и он решил, что все, что я открыл в плане защиты, должно быть у него. Однажды ночью, когда я работал в лаборатории один, они подстерегли меня и заставили открыть сейф, где я хранил свои чертежи и формулы. Чтобы все тщательно скрыть, они оставили несколько старых копий и документов – совершенно бесполезные вещи. Естественно, им оставалось либо похитить, либо убить меня, и они выбрали первое, решив, что, возможно, я пригожусь им позже.

– Когда меня привезли сюда, я некоторое время не мог понять, над чем они работают, но когда понял, то чуть не сошел с ума. Я видел, что должно произойти, и чувствовал, что своей беспечностью способствовал этому. Я пытался отвести их подозрения, притворяясь заинтересованным, но они были слишком сообразительными людьми. Они позволили мне хозяйничать в замке, но всегда Лейпише или кто-то из охранников был у меня на хвосте. Однажды я попытался взорвать их – дернул один из выключателей, но они были готовы к этому и просто отключили его где-то снизу. Видите ли, они смертельно боялись разоблачения, поэтому приняли меры предосторожности, чтобы взорвать все, если их обнаружат.

– А потом, в ту ночь, я увидел твое лицо в окне. Это дало мне надежду, потому что я предположил, что ты выследил меня и просто ждал удобного случая, чтобы попытаться нанести удар. Я знал, что они готовятся к государственному перевороту, и когда в течение нескольких дней я больше не видел тебя, я был в отчаянии. А потом наступила последняя ночь и появились вы. И вот результат, – он взмахом руки указал на обломки разбитой машины.

Они долго сидели, глядя на лежащие перед ними искореженные останки. Наконец Линдли поднялся.

– Нам лучше вернуться в коттедж, – сказал он. – Она наверняка нас ждет.

И они вместе пошли назад к озеру.

1926 год

Вильям Сарлс

Даже сейчас, когда я нахожусь в своем кабинете, эта случайная встреча не оставляет меня в покое. Проходя по самой оживленной улице нашего города, я увидел вынырнувшее из толпы лицо и мог бы поклясться, что это было лицо Дюваля. Не успел я приблизиться, чтобы убедиться в своей правоте, как оно исчезло в стремительно движущейся толпе. Это навеяло мне воспоминания о событиях пятилетней давности, в которых Дюваль сыграл главную и трагическую роль. Трагическую? Это зависит от вашей точки зрения.

Дюваль был гением, совершившим грандиозное открытие, приведшее к последствиям, которые некоторое время ставили под угрозу мою жизнь. Что касается Дюваля, то его влияние на ситуацию выходило за рамки самых фантастических фантазии безумца. Но подождите. Я напишу все, что знаю о его странном эксперименте. Я как раз в настроении для писательства в эту ночь. Память у меня по-прежнему неплохая, да что там, события давно минувших дней так запечатлелись в моем сознании, что даже очищающий поток Времени не в силах их вытравить.

В нашем маленьком кружке было двенадцать человек, которых объединил взаимный интерес к научным исследованиям странного и необычного. Поль Дюваль был самым молодым членом кружка. Он был блестящим ученым и обладал одним из тех умов, которые способны действовать на опережение чистого рассудка и, кажется, интуитивно видят истины, прежде чем прийти к ним путем логических умозаключений или доказать их успешными экспериментами.

Раз в месяц мы собирались в моей лаборатории, которая в те дни была скорее гостиной, чем мастерской, и обсуждали интересующие нас вопросы или читали статьи по темам, которые мы изучали. Впервые мы услышали об эксперименте Дюваля именно на таком собрании.