— Ты не ответил на мой вопрос, сын мой, — мягко напомнил монах, ничуть не сбитый с толку. — Твои речи не сумеют сбить меня с основной мысли, сколько бы ты ни старался. Коли уж тебе столь много ведомо о методах и целях обучения в монастыре Феофана Муромского, то ты должен понимать и тот факт, что заболтать меня не выйдет.

Запах ладана, ауруса тёмного, ромашки монастырской и ещё ряда растений с каждым мигом усиливался, но никто, казалось, не обращал на это внимания. Никто, кроме меня — я ощутил, как что-то мягко касается моего сознания, и тут же использовал на себе остатки Силы Души, фиолетовые Молнии и заклятие очищения от ядов разом. Сознание чуть прояснилось, и я встряхнулся.

— Дело в том, святой отец, что родом я из маленького села под Суздалью, — неспешно ответил мой вассал. — Малиновка, слыхали о такой? Хотя откуда вам о ней слышать… Так вот — когда я получил первый отпуск после трех лет службы в полку, я отправился домой, дабы проведать отчий дом. Переписку с родителями я не вёл — людьми они были тёмными, крепостными крестьянами в пятом поколении, так что грамоты не знали. Я хотел выкупить на скопленное жалование семью и перевезти их в Суздаль… Да вот только по возвращению в отчий дом обнаружил на месте Малиновки пепелище. Угадайте, святой отец, отчего так вышло? Что за лихая беда коснулась четыре сотни крестьянских семей, что даже Род Валуевых, владевший этими краями, не сумел защитить своих крепостных?

— Откуда ж мне знать, сын мой? — буквально пропел в лицо побагровевшему от сдерживаемой ярости монашек. — Поведай мне, неразумному рабу божьему, сын мой, отчего же приключилась такая беда с твоими родными? И почему дворяне их не защитили? Али пренебрегли своим долгом?

Мой вассал, после обретения элементаля и курса сотворенной лично мной для него алхимии вымахавший до метра девяносто, раздавшийся в плечах крупный мужчина, пусть и не выглядел здоровяком, как мои гвардейцы, казавшиеся одной сплошной мышцей, внушал. Под сто килограмм веса, что с его ростом не казались таким уж большим весом, он был относительно сух, подвижен и… скажем так — внушал. Пётр был из тех людей, при взгляде на которых ты понимаешь — конфликтовать с этим матёрым волчарой не хочется. Волевое лицо, сильное тело, аура Старшего Магистра — да он смотрелся высокопоставленным членом боярского Рода, а не Старейшиной дворянского Рода из захолустья! И что самое главное — внешнее впечатление не отражало до конца всю опасность этого чародея.

В противовес ему черноризец был под метр шестьдесят. Тощее тело, худое, скуластое лицо, редкая, неаккуратная русая бороденка… Но несмотря на всё это эта пара стоящих лицом к лицу чародеев вызывала ощущение двух матёрых хищников, рычащих друг на друга и выжидающих удобного момента, что бы вцепиться в глотки друг другу. И не знаю, что думали все остальные, глядящие на происходящее, но лично я не взялся бы сказать, кто выйдет победителем, если они пересекут черту и вцепятся один в другого. И даже разница в три ранга ничего тут решить не могла — чем были сильны монотеистичиские религии, основа которых заключалась в вере в Творца-Всесоздателя — высшие силы, которым они служили, действительно могли наделить своих последователей огромной силой. Такой, что фанатично верующий и одобренный небесами православный монах в ранге Адепта мог бы на равных потягаться со Старшим Магистром, обучавшимся у меня и заключившим контракт с чудовищным по силе элементалем…

Языческие боги куда чаще отвечали на призывы своих верующих, и в том было их преимущество. Они были проще и доступнее, нежели силы христианских и мусульманских покровителей — ведь им отвечали не боги, но ангелы, воины Творца-Всесоздателя. Сам же он, явив чудо творения, более не вмешивался в дела сотворенного им мира…

Языческие боги были проще. Принеси тому-то такие-то жертвы, сделай то-то и то-то — и получи вот такой результат. Почти как в купеческой лавке… С представителями веры в Творца-Всесоздателя было куда сложнее. Четкого прейскуранта услуг у этих религий не было… Зато были святые и прочие. Были Мастера, что могли дать бой Магам Заклятий, если бились за правое с точки зрения морали их религии дело. Были Адепты, коим по силам было заткнуть Старшего Магистра, а то и Архимага… Были ангелы, что могли, снизойдя с небес, разгромить в семи случаях из десяти язычников и демонопоклонников. Вот только всё перечисленное было страшной редкостью. Да и действительно сильные маги редко шли на поклон высшим силам, посвящая себя религии — а если и делали это, то в подавляющем большинстве выбирали язычество. Ибо там рациональным чародеям было понятно, что он получит за свою службу… На том и держалось равновесие религий в этом мире.

И именно поэтому, сцепись сейчас эта парочка, я не уверен, кто именно выиграет — ибо мои чувства, чувства Великого Мага, что превзошел пределы смертных и коснулся воистину высших планов бытия, прямо вопили — этот наглый коротышка в чёрной рясе, неспешно перебирающий деревянные четки в руках, способен призвать силы божественные, как минимум уравняв шансы с моим вассалом.

— Деревню спалили дотла черноризные монахи, — оскалом Петра можно было лечить диарею у взрослых мужиков. — Они, видите ли, обнаружили дьявольский культ в Малиновке. Якобы ведьмы, губившие урожай, вызывавшие падёж скота и выкидышу у баб, склонили селян ко злу, и селение было отравлено… И лишь очищающее пламя, как сказал мне настоятель ближайшего монастыря, могло спасти заблудшие духи. А потому все, от мала до велика, сгорели в этом самом очищающем пламени.

— Да упокоятся их души и узрят свет Господень, — перекрестился монашек. — Ты, сын мой, поэтому так обозлен на православную церковь? Дойдя до такого уровня личной силы, ты уже должен был бы понять, что мои собратья спасли души твоих родных и близких. Они из своих грязных хлевов, пропахших вонью дерьма и соломы, из своей греховодной жизни и…

Кулак Петра мелькнул размазанной, размытой тенью и послеобразом — и отхаркивающийся кровью монашек оказался на каменном полу, в изумлении прижимая ладонь к разбитому всмятку носу. Тишину, что воцарилась в этот миг, можно было резать ножом — но я ощутил, как ауры многочисленных монашков наливаются силой Света Господнего, готовясь поставить на место наглеца.

— Да что бы тебя все черти в задницу имели, Смолов! — рыкнул я, сбрасывая легким движением плеч давление своего родича и шагая вперед. — Я потом своими руками из тебя душу выну, полудурок вспыльчивый!

— Отойди, племянник, — мягко и увещевательно попросил меня дядя. — Не бери грех на душу и…

— Рот закрой, дядюшка, — перебил я его, поведя плечами и хрустнув шеей. Затем, достав Меч Простолюдина и пустив ману по своему доспеху, предложил. — Может, смоешься и своих заберешь? Всё же ты должен был видеть тогда, на что я способен… Поверь, на тебя одного, если я плюну на последствия, мне сил хватит с преизлихом.

— Ну, к счастью, я здесь не один, — спокойно заметил Кирилл Белозерский. — Так что уйми свой пыл, племянник. Не хочу позорить тебя, но если продолжишь в том же духе, то мне придется тебя прилюдно выпороть.

— Ну рискни, — хохотнул я, бравируя и пуская по своему доспеху пять разноцветных молний. — Даже будет интересно поглядеть, как ты намерен это сделать… А пока же — руки прочь от моего вассала.

— Он первый напал на монаха, — резонно замети Кирилл.

— За такие слова и я бы ему морду разворотил, — возразил я.

Да, правда, по закону, на стороне монахов… Но Пётр — мой человек! И говорил он явно с душой — видать, не врал сейчас… А кем я буду, если не встану на защиту одного из своих? Петр сделал для меня столькое, что я сейчас без тени сомнения вступлю в схватку, что бы его защитить. В схватку, которую проиграю совершенно точно… Но тем не менее — если я добьюсь, что бы нас пленили, я пойду на всё, что бы наш приговор отменили. Каким бы он ни был…

— Ну что, дядя! — захохотал я, ощущая, как по жилам вместо крови начинает течь расплавленная сущность моих молний, выводя организм на форсаж. — Поглядим, что крепче — твоя вера али моя мощь⁈