— А владелец-то кинотеатра, оказывается, майор, — сказал Крюгер. — В квитанции, полученной за сданное золото, так и написано: «Господин майор Густав Бенце...» А он-то полагал, что проведет нас своими разглагольствованиями. Пусть радуется, что я ему по физиономии не съездил. Какой нахал! Набрался наглости врать мне прямо в глаза, что он рядовой. Такого стоило побольше потрепать, поинтересоваться, откуда у него золотишко взялось. Или награбил при выселении евреев или обворовал кассу какого-нибудь учреждения, а не то нажил за счет эксплуатации рабочих. Кинотеатр для него не больше как ширма.

Напившись, Матэ сел:

— Если он чувствует за собой какой-нибудь грех, то сбежит из отеля и укатит в Будапешт с первым же поездом. Тогда ищи ветра в поле!

— Не беспокойся, я запомнил его будапештский адрес.

Матэ ничего не ответил Крюгеру. Сидел и думал: «А ведь мне и в голову не пришло, что, собственно говоря, следовало бы пожалеть обитателей отеля. В конце концов, ничего предосудительного они не совершили. Может, следовало бы сейчас сказать Крюгеру, что я больше никогда не буду участвовать в подобных «операциях», так как они ничего общего не имеют с классовой борьбой пролетариата и являются, по сути дела, проявлением грубой силы. Но как сказать об этом Крюгеру, чтобы он, чего доброго, не подумал, что я просто-напросто испугался».

Матэ чувствовал, что сейчас может легко обидеть своим разговором друга, а делать это ему не хотелось.

Крюгер, казалось, что-то почувствовал. Удовлетворенность, возникшая от сознания того, что туристский отель к утру опустеет, начала постепенно пропадать.

— Молчишь, боишься меня обидеть? — сказал Крюгер.

Матэ молча смотрел на видневшуюся внизу каменоломню с огромными каменными глыбами на самом дне.

В город они спустились окольной дорогой, миновав рынок и стадион металлического завода. Раньше Матэ не раз приходилось играть здесь в футбол. Дотронувшись рукой до бетонного забора стадиона, Матэ подумал: «Сколько голов я забил на этом поле, но как давно это было! А вот ограду с тех пор, видно, так и не ремонтировали».

Крюгер остановился у больших железных ворот, заклеенных старыми, оборванными по краям афишами.

— Я познакомлю тебя с одной девушкой. — По лицу Крюгера скользнула хитроватая улыбка. — Увидишь — глазам своим не поверишь.

— Добрый ты какой! Сначала о себе позаботился бы.

— Тебе сейчас такое знакомство нужнее, чем мне.

Матэ с удивлением посмотрел на друга, на его ставшее серьезным лицо.

— Особенно с девушкой, которая пришлась бы тебе по душе.

— А Флора? Разве она не подходит мне?

Крюгер растерянно замолчал. Матэ взглянул на гаревую дорожку стадиона, где тренировались всего несколько легкоатлетов.

— Мужа своего она бросит, и все будет в порядке, — объяснил Матэ.

— И что же, ты на ней женишься? — удивился Крюгер. — Ну и дурак же будешь!

Спустившись к самой гаревой дорожке, друзья увидели бегущую девушку в трикотажном костюме зеленого цвета, ладно обтягивавшем ее фигуру. Длинные волосы, перехваченные ленточкой, развевались за спиной... Гибкая, стройная, она была похожа на девушку со спортивного плаката.

Когда, немного запыхавшись, она пробегала мимо, Матэ успел заметить, что девушка действительно красива. Однако бегать она не умела, это сразу бросалось в глаза.

«Что за тренер ее готовит? Неужели он не может научить ее хорошо бегать?» — подумал Матэ, облокотившись на ограду.

Крюгер направился к питьевому фонтанчику, искоса наблюдая за другом. Сняв свой синий свитер, он долго пил воду, а затем побрызгал водой в лицо.

«Ну и дурень же я, — подумал Крюгер, — вместо того чтобы жениться самому, я другим подыскиваю невест. Нет, я действительно порядочный олух!..»

Девушка тем временем пробежала второй круг, бросив беглый взгляд на мужчин.

— Ну как, понравилась? — поинтересовался Крюгер.

— Рисуется она больно.

Крюгер с удивлением посмотрел вслед девушке:

— Она? С чего это ты заключил?

Матэ пожал плечами:

— Она не имеет никакого представления о легкой атлетике. Фигура у нее красивая, а бегать она не умеет.

— Бегает, как умеет, — несколько обиженным тоном заметил Крюгер, не спуская с девушки глаз, стараясь разобраться в справедливости замечания Матэ.

«Если я еще скажу ему, что хорошо знаком с отцом этой девушки, который недалеко отсюда работает в пекарне, где в любой момент можно неплохо закусить, то Матэ наверняка подумает что-нибудь плохое».

А Матэ, облокотясь на ограду, смотрел куда-то вдаль и думал только о Флоре.

Девушка, которую, как выяснилось потом, звали Магдой, пробежав еще три круга, подошла к Крюгеру, когда он подозвал ее.

Кабинет Матэ находился на первом этаже в заднем крыле райкомовского здания. Окно кабинета выходило в какой-то захламленный двор. В небольшой комнате умудрились поставить три письменных стола. За одним работал секретарь профсоюза строителей, за другим — пропагандист райкома, которому не хватало места в комнате, где сидели сотрудники отдела агитации и пропаганды. За третьим столом работал Матэ, который, успешно окончив краткосрочную партийную школу, курировал шахтерский район.

Утро. Часы показывали без нескольких минут семь.

Матэ нервно прошелся по комнате и подумал, что так плохо неделю он уже давно не начинал. Ступня ноги за ночь сильно распухла и болела при каждом движении. Он развязал шнурки, чтобы ботинок не так сильно давил ногу.

«А ведь как хорошо я собирался провести прошедшее воскресенье! И вот тебе, пожалуйста!..»

В субботу Матэ остановил тренер.

— Долго я тебя агитировать не буду, — сказал он сердито. — Меня к тебе прислали ребята. Наш левый крайний никуда не годится, так что на него и рассчитывать не приходится. А завтра, как ты знаешь, решается судьба нашей команды: или мы останемся в круге или навсегда вылетим из него... Играем с ребятами из Капошвара, ты этих парней знаешь: бегают как черти.

Матэ устало посмотрел на тренера: «И почему его выбор пал именно на меня? Какой из меня теперь игрок? Но и отказываться нельзя». Воспоминания о минувших играх нахлынули на Матэ; он молча раздумывал, соглашаться или нет.

— У меня не было другого выхода, как только обратиться к тебе, — продолжал тренер.

— Последний раз я играл два года назад, — робко заметил Матэ, думая о том, что теперь на несколько дней придется запустить работу. Немного помолчав, он добавил:

— Я еще не знаю, как на это посмотрят в парткоме.

Из старого состава в команде осталось всего три игрока. Четвертый, Амбруш, вернулся с фронта калекой и теперь ходил с палкой. Ничего не говоря, Матэ пошел в раздевалку переодеваться. Пока тренер был занят с остальными, Матэ вспомнил, что против капошварских парней он и раньше играл плохо. Во время одной такой игры к Матэ подошел управляющий шахтой и спросил: «Что тебе сделал этот верзила?» Матэ тогда пробормотал ему в ответ: «Господин управляющий, этот защитник — мой родственник, что я мог с ним сделать?..»

В этот момент раздался свисток, вызывающий игроков на поле. Это вернуло Матэ из мира воспоминаний в мир действительности.

На поле Матэ пытался рационально распределить свои силы. В начале игры ему удалось несколько раз обвести защитника соперников и забить гол. После первого тайма тренер капошварцев приставил к Матэ здоровенного длинноногого детину, который буквально ходил за ним по пятам. Несколько минут они пытались обыграть друг друга, что удавалось с переменным успехом. Затем детина, шепнув что-то тренеру, в момент, когда Матэ намеревался пробить по мячу, подставил ему ногу. Матэ почувствовал резкую боль. Сел на траву и осмотрел поврежденную ступню. Он имел полное право покинуть поле, но не захотел, чтобы про него говорили, что он уже не может играть.