— Думаю, мне стоит завтра вернуться к учебе.

Мама замерла, изумившись:

— К учебе?

— Ну, знаешь, я же не могу прогуливать занятия в школе вечно. — Я пожала плечами.

— Солнышко, — пробормотала мама, — ты только вернулась домой. Уверена, ничего страшного, если ты прогуляешь еще пару недель и немного придешь в себя. — Она сделала паузу. — К тому же… не знаю, помнишь ли ты, — тактично подбирая слова, продолжала мама, — но прямо перед тем, как ты пропала… в смысле, когда разыгрался тот торнадо… тебя отстранили от занятий. Пожалуй, с этим тоже придется что-то решать.

Отстранена? На секунду я даже растерялась, не понимая, о чем она говорит, а потом вспомнила. Мэдисон. Драка, которую она устроила в тот злополучный день. Как нагло эта малолетняя мамаша переложила вину на меня, сказала мистеру Стракену, школьному завучу, что это я на нее напала. После войны с Дороти Мэдисон Пендлтон и как враг-то не воспринималась — так, жалкое подобие. Сложно поверить, что когда-то я ее боялась.

«Но бедная маленькая Простушка Эми побывала в настоящем лагере убийц», — мелькнула мысль, и я осознала, что с нетерпением жду новой встречи с Мэдисон.

— Точно, — выдохнула я. — Уже и забыла об этом.

— Я могу завтра перед работой сходить к мистеру Стракену, — предложила мама. — Думаю, мы как-нибудь договоримся, если ты уверена, что готова снова приступить к занятиям. Понимаю, ты скучаешь по школе, но нужно сначала узнать, сможешь ли нагнать пропущенный материал и не пропускать год. Ты ведь в выпускном классе.

В выпускном? И правда. Об этом я тоже забыла, это будто из другой жизни. По дисциплинам, которые действительно имеют значение в жизни, выпускные экзамены я уже сдала в Стране Оз.

— Конечно, спасибо большое, — сказала я маме.

Она задумчиво посмотрела на меня, но больше ничего не сказала и стала снова рыться в одежде.

В конце концов мы купили пару маек, несколько толстовок и новые джинсы. Мама не стала об этом говорить, но я-то понимала, что большего мы себе позволить не можем — сомневаюсь, что даже этот набор не ударил по маминому карману. Ничего о деньгах не сказала она и вечером, когда мы заказали домой огромную пиццу с дополнительной порцией пеперони из ресторана в паре домов от нас. Ресторан этот, к слову, считался самым «изысканным» во всем Флэт-Хилле.

И вот мама сидела с пиццей и переключала каналы на стареньком разваливающемся телевизоре, который, по ее словам, получила в подарок от Армии спасения[6]. Простенький, видавший виды телевизор для трейлерного ничтожества. Что ж, может, так и есть? Может, я всю жизнь буду оставаться Простушкой Эми и даже телевизор об этом напоминает? Даже если так, какая разница? Плевать! В этом мире меня волнует только одно: волшебные туфельки. Нужно найти их и поскорей вернуться в Страну Оз. Я не думала об этом, не пыталась принять решение осознанно, но в глубине души знала: в Канзасе мне больше нет места, и не важно, как сильно радуется мама моему возвращению. Я просто не могу все забыть и стать прежней. Я через многое прошла, увидела иной мир. После такого нельзя вернуться туда, где никто не поверит ни единому твоему слову о волшебной стране. Я собственными глазами видела смерть дорогих людей. Рисковала жизнью ради достижения цели. Научилась колдовать. Я влю… да, признаюсь честно, я влюбилась.

В Канзасе нет такого человека, с которым я могла бы этим поделиться. Как будто Страна Оз все решила за меня — или просто у меня не было выбора.

— О, смотри-ка! — радостно воскликнула мама. — Показывают «Волшебника Страны Оз». Помнишь, как мы любили пересматривать его?

Я едва не уронила кусок пиццы прямо на лохматый коврик. На экране телевизора во всем своем великолепии красовалась она — Джуди Гарленд[7]. Изливала душу в песне, а рядом с ней вприпрыжку шагали Лев, Страшила и Железный Дровосек. Такие счастливые и совсем не страшные. Дороти — прелестная и невинная девочка с милой собачкой. Железный Дровосек — актер с выкрашенным серебристой краской лицом и дурацкой шляпой-воронкой на голове. Страшила — глуповатый паренек в костюме из мешковины, а Лев — просто актер в плисовом костюме и с плисовым бантом в искусственной гриве.

Я вспомнила о настоящем Льве, в один укус слопавшем бедную Звездочку.

— Это все неправильно, — еле слышно пробормотала я.

— И не говори! — поддакнула мама. — А ты знаешь, что, когда снимали этот фильм, Джуди Гарленд уже подсела на наркотики? Тогда это еще была куча разных таблеток, которых девочке подсовывала кинокомпания. Что же они сделали с бедняжкой! Если думаешь, что я паршивая мать, то какой же тогда была ее!

В этом я с ней спорить не стала.

— Мне слегка поднадоел этот фильм. Не будешь против, если мы посмотрим что-нибудь другое?

— Я только за, — кивнула мама. — Согласись, фильм воспринимается иначе, когда знаешь всю правду?

Жаль, что нельзя ей все объяснить. Мама наконец-то честна со мной — наверное, впервые за последние восемь лет, — но теперь лгу я. Но не стоит даже пытаться рассказать ей, что, например, Трусливый Лев существовал на самом деле. Да, я точно это знаю. Сама уничтожила его после того, как он проглотил ее обожаемую ручную крысу. Заяви я такое, и мама завтра не с завучем поговорит, а кинется прямиком к психиатру. И отправлюсь я тогда не в школу, а в психушку.

Когда пришло время ложиться спать, я обняла маму и пожелала ей спокойной ночи. От нее исходил тот самый аромат, что я помнила с детства: сладкий, цветочный, как весна. Мама крепко сжала меня в ответ, а я в этот момент заглянула в ее комнату, просто скользнула взглядом, только потом у меня в голове что-то щелкнуло.

— А где твоя кровать? — изумилась я, отстраняясь от нее.

— Ох, — мама рассмеялась, — на две кровати денег не хватило, я посплю на диване. Парочка зарплат — и мне тоже купим кровать.

— Мам, ну не надо! На диване могу поспать я. Ложись в комнате.

— Я слишком долго была эгоисткой, — сказала она, глядя мне в глаза. — Так что теперь могу и потерпеть.

Я почувствовала себя виноватой во всем. Вся жизнь матери превратилась в сплошную надежду вернуть меня, а я думаю только о том, как бы вновь отсюда сбежать. Что будет с мамой, когда я исчезну?

«Тебе нельзя допускать таких мыслей, Эми, не смей привыкать, — приказала я себе. — Ты здесь только для того, чтобы найти туфли».

Для нас с мамой будет лучше, если мы не сблизимся, если я отгорожусь от чувств, как уже привыкла делать в Стране Оз. Чем сильнее ты привязываешься, тем легче тебя ранить. И если я собираюсь навсегда покинуть Канзас, нельзя допускать даже секундной слабости.

— Как знаешь, — холодно и жестко бросила я, захлопнув дверь прямо перед ее носом и стараясь не замечать боли, исказившей ее лицо. Позже, ворочаясь на чужой, узкой кровати, я могла думать только о ее глазах, полных слез. Нокс, мама… кто станет следующим в списке людей, которым я, причинила боль, стремясь выжить?

Утром мама ушла очень рано, а я сразу приступила к делу: отыскала ее побитый ноутбук, который затарахтел, как старый двигатель, когда я вошла в сеть. Я собиралась порыться в истории Флэт-Хилла, но не смогла справиться с искушением… Просто невозможно не погуглить!

Видео нашлось легко, называлось оно «Трагедия девочки, пропавшей в торнадо». В кадре красовалась Нэнси Грэйс[8], репортер телеканала CNN, которая вечно рассказывала о крупных катастрофах, судах и пропавших людях. Рядом с ней стоял старый мамин приятель Тони. У Нэнси была привычка в пух и прах разносить нерадивых мамочек, которые где-то шлялись, когда с их детьми приключались несчастья.

— Так где в тот день была ваша подруга, мать пропавшей девочки?

— Со мной. Мы пошли на торнадо-вечеринку, — пафосно заявил Тони и разрыдался, признавая свою вину.