— Все комнаты напичканы аппаратурой слежения, — почти буднично сообщил Портнов, вернувшись со своей маленькой прогулки по гостевому домику-тюрьме и протягивая Веньяминову какие-то тонюсенькие, не тоньше волоса, провода.

— Что и требовалось доказать, — тихо сказал Веньяминов. — Итак, раз уж вляпались, сидим смирно и держим языки за зубами.

— Не думаю, что мы можем чем-то еще удивить Касаткина, — ответил Рощин, опустошив свою банку в три больших глотка и смачно отрыгнув газы.

— Мы не знаем, что им известно о нас. Им неизвестно, что знаем мы. Ситуация равная, — спокойно ответил Веньяминов. — Но злить адмирала все же не стоит. Наберемся терпения и подождем.

— Подождем, — согласился слегка озадаченный Синак. — Кстати, странно, что они у нас коммуникаторы не отняли. Разве заложникам позволяют использовать средства связи?

— Не позволяют, — ответил все тот же Портнов, ответственный в группе за связь. — Просто внутри купола связь не фурычит.

Синак взглянул на свой наладонник — связи действительно не было. Выходит, они и впрямь тут застряли. Ни подмогу позвать не получится, ни предупредить руководство, если что пойдет не так. Уже, по сути, все пошло не так. Но делать было нечего, и группе оставалось просто ждать.

Вывести с околоземной орбиты целый флот — дело небыстрое. Первые два часа своего вынужденного заточения группа Веньяминова следила за подготовкой флота по монитору спецсвязи, который майор Барковский любезно оставил пленникам в качестве некоего условного обратного отсчета. Трансляция велась с мостика флагмана ВКС России — БМЗК «Вольного». Очевидно, именно с него адмирал Касаткин управлял процессом вывода флота.

Только на третьем часу скучной трансляции с мостика «Вольного» до Синака дошло:

— Стоп, если связи под куполом нет, как же мы смотрим эту трансляцию?

Разведчики переглянулись между собой, и Портнов объяснил, улыбнувшись:

— Мы смотрим запись. Никто не будет предоставлять подобные данные в прямом эфире. Скорее всего, запись была сделана несколько часов назад, передана на Землю в один из московских центров связи, а сюда ее просто привезли на носителе.

— И как ты это понял?

— Склейки между сеансами. Вероятно, носителей несколько, их подвозят по мере продвижения процесса. Это очень грубая работа, и заметить эти косяки вполне возможно, если знать, куда смотреть.

— Идиотом себя чувствую, если честно, — признался Реджи и махнул рукой на происходящее на экране. — Все ложь, везде обман. Пойду лучше посплю.

Но на этот раз сон не принес ему облегчения. Реджи ничего не снилось, более того, он постоянно просыпался от каких-то странных звуков снаружи. Был один момент, когда он почти провалился в приятное сновидение, но и оттуда его выудил шум. На этот раз он был слышен настолько явственно, что проснулись и разведчики. Стоявший на вахте Рощин доложил Веньяминову, сонно потиравшему глаза:

— Я не сразу сообразил. А так, — он прищурил глаза, прикидывая время, — минут десять как кричат.

— Кто кричит? — не понял Синак.

— Толпа, не слышишь разве? — довольно резко ответил ему Веньяминов. Его явно начала напрягать заторможенность ученого. — Выйду, посмотрю.

Синак прислушался к шуму и пришел к выводу, что полковник прав — откуда-то со стороны двери доносился монотонный глухой шум, больше похожий на рев толпы на стадионе. Шум нарастал постепенно, Синак его и не заметил бы, воспринимая на автомате как естественный городской фон, если бы ему на него не указали. Веньяминов открыл дверь, и в помещение ворвался более отчетливый гул с улицы.

— Что там стряслось? — уточнил он у вооруженных охранников, дежуривших снаружи. Те лишь плечами пожали. — Я могу пройтись по территории, к забору подойти, посмотреть, что там?

Один из охранников натянул кривую ухмылку, давая понять, что это невозможно.

— Ну и хрен с вами… — буркнул Веньяминов, захлопнув дверь прямо перед носом цербера.

— Такое впечатление, что по улицам ходит ликующая толпа, — задумчиво произнес Портнов, прислушиваясь.

Рощин добавил:

— Да, я тоже слышал что-то вроде лозунгов или кричалок… Почти как перед дерби, только слов не разобрать.

— Может, Спартак с Локомотивом играет? — неловко пошутил Реджи и получил за это сразу три укоризненных взгляда.

— Ага, в Королёве… — протянул Веньяминов. — Нет, тут что-то странное. Это огромная толпа. Она идет сплошным потоком и чему-то радуется.

— Массовый психоз? — предположил Портнов.

— Или истерика вперемешку с эйфорией, — добавил Рощин.

Озадаченные военные выглядели крайне растерянно. Внезапно входная дверь отворилась, на пороге стояли двое — майор Барковский и человек, которого узнал лишь Реджи. И, если говорить честно, его совсем не обрадовала эта встреча. Кого-кого, а этого персонажа он хотел бы видеть в своей жизни в последнюю очередь.

— Я Виктор. Начальник охраны адмирала Касаткина, — сухо представился немолодой, но очень крепкий мужчина в строгом костюме, не сводя взгляда со своей несостоявшейся жертвы. — Мне приказано проводить вас к терминалам ЧСДС.

«Ну, вот и началось», — обреченно подумал Синак. Почему-то сейчас вся его храбрость и бравада насчет готовности к смерти куда-то испарилась. Сейчас, именно в эту секунду он не был готов умереть от рук наемного убийцы.

— Что ж, не прошло и года… — довольно хлопнув в ладоши, ответил мужчине Веньяминов и приказал всем собираться. Соболев и Барковский вошли в коридор.

— А что будет после? — обратился к своему несостоявшемуся убийце Синак. Скрывать своей неприязни к новому лицу он не стал, но и откровенно грубить не видел никакого смысла, так что ограничился лишь холодным тоном. Сейчас его потряхивало то ли от злости, то ли от страха. Начать истерику или перейти на откровенные оскорбления, решил он, будет равнозначно потере собственного достоинства. Нет уж, такой радости он Касаткину не доставит. — Доведете дело до конца? Или, может, не будете тянуть и грохнете меня прямо сейчас?

Веньяминов и остальные разведчики замерли. Тон и напряженность Синака говорили сами за себя — этот визитер в штатском был ему знаком, причем, видимо, не самым приятным образом.

— Этот господин меня убить пытался месяц назад, — объяснил Реджи товарищам свой тон, опередив этим ответом Виктора. — Он действовал по приказу адмирала Касаткина, но у них тогда ничего не вышло.

— Кто ж знал, что тебя так охраняют? — ничуть не смутившись, ответил Соболев. На его лице не дрогнул ни единый мускул, а глаза смотрели на Реджи, казалось, вообще не моргая. — Сегодня, доктор Синак, вы не умрете. Адмирал свое слово держит. Всегда. В условия договора входит ваша работа с терминалами ЧСДС, ею вы и займетесь в ближайшее время. А после мы с вами, доктор, потолкуем с глазу на глаз.

Тут в разговор вступил Веньяминов.

— Во-первых, кем бы ты ни был, меня не устраивает твой тон. Мы парламентеры, и поверь, убийство одного из нас в условия нашего с Касаткиным договора не входит.

Полковник поймал на себе взгляд Синака, но не стал акцентировать на нем внимание. Так просто отдать одного из своих на убой, считай, на закланье он был не готов. Ни его личные человеческие чувства, ни его офицерская честь такого поступка одобрить не могли по определению. Да, он получил ряд намеков от генерала Панкратова на этот счет и даже услышал озвученное им же вслух мнение о том, что ради достижения мира можно и пожертвовать одной-двумя пешками. Впрочем, сейчас Веньяминов вдруг понял, что с мнением своего руководителя категорически не согласен. Жертвы на войне действительно неизбежны, но то на войне и в отношении солдат. В отношении же простого гражданского лица, коим Синак, по сути, и являлся, такая логика не работала. Не было у Петра внутри такого переключателя, которым можно было бы воспользоваться, чтобы отключить человечность и совесть.

Еще одной странностью было то, что до этого самого момента Петр Веньяминов и не думал мыслить подобным образом. Он был твердо уверен, что видит Синака последние часы. Уверен, что легко выполнит преступный приказ генерала Панкратова и позволит Касаткину или его людям устранить неугодного ему индуса.