Проход был чем-то странным. За металлом створок оказался коридор примерно пять на пять метров, обе стороны которого были увешаны факелами. По ощущениям шел я по нему недолго, всего несколько десятков метров, но выйдя через точно такие же, что и входные, ворота, удивленно уставился на стену тумана, огороженную от меня огромным вихрем, в центре которого была башня. Я стоял на небольшом балконе и смотрел на громадный смерч окружавший меня. Костяная постройка стояла здесь как риф посреди океана. Рассекая волны ветра, она противостояла пеплу и металлу. Я ощущал себя маленьким, крошечным существом, противопоставленным всему миру, но тем не менее, упорно ползущим к своей цели. В искалеченном разуме, состоящем из ненависти, любви и боли, под воздействием чувства прекрасного формировалось нечто, что проще всего было описать как решимость. Решимость довести свой крестовый поход до конца. Если раньше я двигался чтобы достичь цели, то сейчас меня захлестывали эмоции, я ощущал в себе стихию, рвущуюся наружу. Видимо, сражение с Похотью что-то повредило в моей голове, а может наоборот, починило. Я подошел к перилам, которые казалось были украдены из какой-то библиотеки – атласно-белые с фигурными колоннами мне по пояс и посмотрел вниз. Расстояние до земли было километров пять, если не больше. Внизу что-то сверкало. Присмотревшись, я увидел линию на башне — некий промежуток между этажами, из которого били струи пламени. Из-за дальности обстрела складывалось ощущение, что я стою на миниатюрном солнце. Неплохая защита от попыток забраться не по правилам. Всё же местная архитектура пусть и немного, но подчинялась логике, хотя конечно прямые – параллельные земле коридоры, ведущие вверх на несколько километров, безумные странные демоны, вечный прах, облака с шевелящимися в них неизведанными чудовищами и гигантские металлические скелеты, облаченные в сросшиеся тела, намекали, что логика эта – крайне бесчеловечная. По левую руку от меня находился узкий проход, опоясывающий башню с одной из сторон. Это, по сути, было прямое, заботливо огороженное перилами продолжение балкона. Бесчеловечно, спроектировано так, чтобы напугать и сломить, но всё же лучше, чем порядок там, в реальном мире. Здесь все прямолинейно. Против такого порядка можно бунтовать, его можно ненавидеть и черпать из этого силы, в то время как в беспросветной серой действительности всё не так однозначно. Шаг влево, шаг вправо и мы подводим тех, кто живет лучше или хуже, возлагает на нас свои надежды и ожидания. Если эмоцией этого места был ужас, то в реальности – беспросветная безнадега. Я шёл по длинному балкону, как на плаху или может быть, как на дуэль. Так или иначе, следовать по пути было легко. Меня тянуло на философствование, а внутри разгоралась жажда жизни, вернее, жажда вернуть свою жизнь.

В конце концов дойдя до двери, я уже окончательно привел свои мозги в порядок. Возвышенную печаль сменила привычная озлобленная серьезность и горящая внутри спичка гнева. Пусть мне и стало немного легче, но пока что я не прошел и половины маршрута, так что думать рано. Тем более я вряд ли проведу в райских чертогах много времени, хотя это явно будет приятней, чем в аду. Передо мной стояли новые громадные ворота и естественно, сил открыть их не хватало. Может я что-то делаю не так? Хотя, наплевать, моя цель ведь попросту добраться до вершины башни? Не думаю что способ прохождения уж слишком сильно повлияет на конечный результат. Вдох и вновь мои кулаки крошат каменную кладку.

Глава 9

Башня грехов — уровень второй — расточительство.

Видимо, понимание этого слова у первобытного народца было весьма и весьма широкое. В мою голову сразу же ударила целая масса различных чувств. Сильнейший приступ чревоугодия, нет не голода, а именно желания набить брюхо, чем угодно, чтобы просто наесться. Даже сама мысль о еде вызывала слюнотечение, так же, как и с Похотью, границы сильно размывались, хотелось всего сразу и ничего одновременно. Почему ничего? Потому, что помимо неуемного аппетита, появилась ещё и чрезвычайная леность. Шкала стамины сама собой начала понемногу убывать, захотелось развалиться на диване, взять в руку баночку пива и засесть за просмотр какого-нибудь кино, ощущая себя мерзким тунеядцем, оскверняющим мир своим существованием. Камень казался уютным и приятным местом для времяпрепровождения. Лежащие то тут, то там иссушенные трупы явно разделяли со мной эту правду. Ровным слоем, тела были раскиданы по ничем не отличающемуся от расположенного на входе в зал Похоти помещению. Отвращение, неприязнь, голод, лень, слабость и ощущение тотальной бессмысленности взрывным коктейлем заливали мой разум. Может просто прилечь и немного передохнуть? Может ну это всё, вся эта злость, ненависть, да и мумии выглядят аппетитно, я слышал, в древности их поедали в качестве деликатеса. Я посмотрел на иссушенное тело, которое до этого судя по всему было мужчиной. Его ноги больше были похожи на спички, пальцы неестественно удлинились, короткие волосы выцвели, а глаза иссохли, оставив на своем месте пустые провалы. Слюни потекли, но последним усилием воли я активировал нечестивое саморазрушение. Шкала здоровья поползла вниз, а по телу прошлась волна отрезвляющей боли.

Ориентируясь как можно быстрее, я глазами нашел дверь, опасаясь за свой рассудок и персонажа. Список висящих дебафов уже перевалил за пять штук. Вчитываться я не стал, но постепенно теряющаяся стамина четко давала понять, что времени у меня немного. Периодически активируя свою основную способность, я пробирался к двери, старательно лавируя меж иссушенных останков, которыми здесь был усыпан весь пол. Я подозреваю, они были ещё живы, уж не знаю почему, но мне казалось, что здесь всё работает по аналогии с Похотью. Грех просто выжигает их и постепенно поедает, но так же, как в парадоксе Тесея, никогда не добирается до конца. Наконец, я оказываюсь напротив второй двери и с небольшим усилием её приоткрываю, протискиваясь внутрь. Из открывшейся щели на меня дует запах свежей еды, а вместе с ним приходит волна голода. Внутри оказывается длинный стол, примерно метров пятьдесят в длину. По ту сторону от стола стоит точно такая же дверь, как та, через которую я вошел. Весь поверхность гарнитура была наполнена разного рода едой и напитками — это похоже на мечту, особенно для человека, столь долго запертого в аду и ничего лучше кабаньей крови, уже месяц не пробовавшего. На белой скатерти, свисающей на пол и заполняющей собой большую часть низа комнаты, располагаются разного рода колбасы, жареное мясо, поросенок на вертеле, свежие яблоки и целая куча самых разных явств. Первое время я не мог оторвать от пищи взгляда, как от седьмого чуда света. Внутри закипает обжорство, я так давно не чувствовал вкуса пищи, так давно не ощущал приятного насыщения, но нужно держаться, я отрываю взгляд и краем глаза успеваю заметить лежащие то тут, то там трупы, которые доедают мерзкие личинки, напоминающие опарышей, размером с ладонь. Запоздало успеваю осознать, что у опарышей не бывает человеческих лиц. Активирую нечестивое саморазрушение и на половине ХП, от боли, вынужденно прихожу в себя. Настолько, насколько возможно трезвым взглядом осматриваю комнату. На той стороне стола сидит огромная личинка, над головой которой расположена надпись

Расточительство Якра

Уровень - 120

Ага, вот и главгад. Личинка состоит из множества обрюзгших человеческих лиц, по форме сшитых в некое подобие огромной гусеницы, длиной порядка пяти метров, из многочисленных ртов которой на пол периодически выпадают новые, более мелкие. Они выползают, оставляя за собой зеленый шлейф блевотины и через некоторое время заползают обратно, откусывая от жирных, буквально готовых лопнуть от съеденного грешников по кусочку. Я не сразу это заметил, поскольку смотрел больше на еду, чем на что либо ещё в этом зале, но на деревянных стульях, стоящих прямо на растекающейся по полу скатерти сидели грешники. Они располагались по обе стороны стола и с аппетитом уплетали пищу. Каждая жертва чудовища напоминала рекордсмена по весу, за жировыми складками почти невозможно было различить лиц, я даже не сразу понял что это люди, настолько они были жирны и уродливы. Так же присмотревшись к еде, я заметил то, от чего меня чуть не вырвало. Все продукты здесь состояли из тех же личинок, слепленных в некое подобие блюд. На удивление, от созерцания этой картины я не испытал никакого отвращения, а лишь некоторое принятие своей судьбы. Не было смысла противиться. Не было смысла вообще ни в чем. В этот момент, в моих мозгах промелькнула маленькая мысль. Подлым голоском так, как это обычно бывает, погашенная, иссушенная до состояния огарка злость подсказала мне что делать. Остаток ярости и вместе с тем здравого смысла, горевший в моей душе погнал меня вперед, медленно, шаг за шагом я полз, прорываясь сквозь воздух, как будто через тягучий мед. Каждую секунду я забывал, для чего я движусь и тут же вспоминал. Мое ХП таяло на глазах, боль затмевала глаза, но мне так не хотелось что-то делать. Хотелось просто лечь, а ещё лучше сесть за стол и начать есть, но я шел. Так надо было, я не помнил почему, вернее не хотел помнить, но шел.