– Говорите, Петр Христианович.

– Во время выполнения поручения вашего императорского величества мною бы захвачен город Дербент, жители города вынесли мне ключи и провозгласили меня ханом Дербента. Кроме того, я привез с собой трех послов от шамхала Тарковского, от хана Кубинского и от хана Младшего жуза Букея, которые клянутся вам в верности. Я, как хан Дербента, тоже хочу принести вам присягу.

Александр отступил на шаг, оглушенный известиями и командным голосом. Постоял, мотая головой, вытряхивая из ушей необычные громкие известия, а потом заржал. Весело так, по-детски. Сбитые с толку члены семьи тоже захихикали.

– Хан, значит. Ох и повеселили, Петр Христианович. Стойте, а как к вам теперь обращаться нужно? – и опять заржал.

– Хазретлери хан Петер!

Александр схватился за живот.

– Ой, не могу. Хватит уже… хазтерлири…

– Хазретлери, ваше императорское величество. Можно по-простому – ваше высочество.

– Да, хватит уже, ваше высочество, сейчас упаду. Ой, хорошо-то как, с детства так не смеялся. Вас, Петр Христианович, нужно с посольством в Париж послать. Вернетесь оттуда императором. Ой, не могу.

– Ну, насчет Парижу не знаю, а вот все ханства до Баку могу попробовать.

– Н-да, ваше высочество, пойдемте же во дворец, все подробно расскажете. А где же горцы?

– В ста метрах отсюда, там же послы от ханов и шамхала Тарковского…

– Константин, Павел Никитич, озаботьтесь нашими новыми подданными, нужно разместить и накормить. Послов уж после коронации примем. Пойдемте же быстрее, Петр Христианович, поведаете о ваших приключениях. Как? Хазретлери хан Петер? Замечательно!!!

Мария, Екатерина, Ольга и Николай Палкин сидели рядком на оттоманке и с открытыми ртами слушали повествования графа фон Витгенштейна. Когда же он дошел до ранения Ваньки-младшего, то прямо руками закрыли лица, и только самая старшая тринадцатилетняя Екатерина осмелилась спросить, перебив рассказчика:

– И что же с мальчиком? С Ванечкой?

– С Ивашкой? – выбитый из возвышенного штиля не сразу переключился Брехт. – У меня в деревне… – Он оглядел открывших вновь рты детей, да и взрослых, всяких императоров с императрицами, снизил голос до шипящего шепота: – У меня в деревне есть ведьма.

– Ох, Петр Христианович! – всплеснула руками Мария Федоровна.

– Самая настоящая Баба-яга с бородавками и избушкой на курьих ножках.

– В самом деле? – Александр насупил брови.

– Конечно, государь. Разве я могу врать императору? Так вот, она мне дала с собой много всяких мазей и настоек. Вылечили Ивашке ногу, а мне плечо, зажило всё.

– Необычный вы человек, граф… Ах да-а, ваше высочество, – хохотнул из другого угла вернувшийся Константин. – Давайте же дальше, на самом интересном остановились.

– …И генерал-майор Попов проводил нас до Царицына, – закончил почти через час свои дозволенные речи Петр Христианович.

– А вы знаете, Петр Христианович, я согласен с вашим титулом, владейте. Только «хан» – как-то коробит немного. Давайте-ка я, после коронации, одним из первых указов пожалую вам титул – «князь Дербентский». Заслужили. Ну, а сейчас напишу указ о награждении вас орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Это заодно делает вас генерал-лейтенантом и кавалером орденов Анны первой степени и Святого Александра Невского. Поздравляю вас, князь.

– Сашенька, а я награжу жену нашего героя орденом Екатерины. Малым крестом. Будет отныне ваша Антуанетта Станиславовна «кавалерственной дамой». Натерпелась, вечно вас на подвиги благословляя. И Ванечку чтобы завтра взяли на коронацию.

– А Ванечку?! Наградить? – пискнула Екатерина.

Уезжая весной из Студенцов на Кавказ, Петр Христианович управляющего своего нового, немца Иоганна Бауэра, ну, который племянник Карла Генриховича Бауэра, что рулил хозяйством соседа секунд-майора Курдюмова, настропалил, чтобы тот в купленном им в Москве сельхозмагазине «Шмидт и сын» порядок навел. Магазин находился в самом конце Пречистенского бульвара. Почти на набережной. Брехт точно это помнил. И, как магазин выглядел, помнил. Здание двухэтажное с цокольным каменным этажом и деревянным верхним под деревянной крышей. Сейчас проехал весь Пречистенский бульвар и не нашел своего дома.

Брехт доехал до самой набережной и остановил коня. Хрень. Что-то пошло не так. Этот Шмидт вместе с семьей в Баварию и дом перетащил? Нет, немцы, конечно, народ рачительный и даже скупердяйский, но проданный дом утараканить в Фатерлянд не могли. Ну, и не волшебник же герр Шмидт. Потому Петр Христианович развернул аргамака, выданного ему Махмудом Мударом в аренду, и порысил в обратном направлении, вглядываясь внимательно в дома. Нашел пропажу. Что можно сказать? А сказать можно, что Иоганн Бауэр перевыполнил его поручение. Целый особняк у него получился. Дом побелили. Нет, не так. Второй этаж обшили поверх черных бревен доской, присобачили поверх мезонин и все это побелили. Густо так, что досок и не видно почти. Чуть ли не трехэтажный дом стоит. Рядом, за забором из штакетника, притулилась новая, сверкающая еще желтыми свежими бревнами, баня с трубой, а, значит, топится не по-черному, и в дыму задыхаться не надо. Еще чуть дальше, во дворе, просматривался собранный из досок сарай с большими воротами, каретник, должно быть.

В доме кто-то обитал. Топилась печь, из новой наращённой кирпичной трубы, под кованным красивым колпаком, вился сизый дымок.

Ворота во двор Брехту, при первом проезде мимо дома, взгляд и отвели. Раньше забора и ворот не было. Ворота были высокие, окованные железом со всякими завитушками. Красиво. Так еще и покрашены были красной краской. Это и не позволило признать свою недвижимость. Петр Христианович слез с аргамака со смешным именем Жьыбгъэ, которого Махмуд называл просто Жы. Переводится как «ветер». Прошелся вдоль забора, разглядывая дом через промежутки в штакетинах. Чистенько.

– Эй, хозяева, открывайте, – постучал он в калитку.

Не сразу, пару минут тарабанил, но дверь в доме открылась и на пороге показался высокий худой мужик с седой бородой и одним глазом; поверх второго, как у Кутузова, была кожаная черная повязка.

– Чего изволи… Иди, басурманин, отсюда, пока жив. Еще стукнешь – пальну. – И точно пистоль в руке. Однако!

– Сам ты басурманин, инвалид. Я граф фон Витгенштейн.

– Что я, барина не знаю? Он немец, а не басурманин, – но пистоль опустил.

– Тебя Иоганн Бауэр нанял? Открывай, старинушка, я правда граф Витгенштейн.

– А как звать тебя, если ты граф? – вот ведь нашел какого хорошего сторожа управляющий.

– Зовут меня Петр Христианович…

– Не, барина по-другому зовут. – Да что же это такое?!

– Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург.

– Верно. А как жену его зовут?

Брехт заржал. Как можно на этого Кутузова сердиться? Блюдет его добро.

– Какого его? Мою жену зовут Антуанетта. А, ну да, тебе же опять, лингвист ты хренов, полное имя нужно. Мою жену зовут Антония-Сесилия Снарская.

– Понятно. А как…

– Брат, ты бросай мне тут загадки рассказывать, а то я добрый так-то, но выпороть – выпорю.

– Понятно. А как сынка старшего зовут? – Не свернешь с пути истинного.

– Охо-хо. Лев зовут. Открывай. Голоден я, и баню топи срочно. Завтра коронация, мне рядом с государем быть, а от меня потом конским и своим за версту шибает. Морщились сегодня княжны великие и специально от меня отсели.

– Понял, вашество. Мне немец Баер вас как гусара голубого расписывал, а вы вон в басурманина вырядились. Баньку-то мигом спроворим. Лучший печник Москвы печь делал. Наш, со Студенцов, – принялся отодвигать засовы «Кутузов».