Вот сейчас по одному из рукавов дельты корабль подходил к астраханской крепости среди просто моря этого тростника. Сейчас смысл крепости здесь непонятен. Теперь сюда с моря, да и с суши никто не полезет, отодвинули границы, а значит, и содержание здесь гарнизона – это просто пустая трата денег. Другое дело, если здесь организовать учебный центр для будущих моряков. Нужно будет потом с Чичаговым-младшим переговорить, – отметил себе Петр Христианович. И про картон тоже подумать. Точнее, про бумагу. Сейчас совсем не секрет, как делать бумагу, и в России ее делают, нужно побывать на одной из фабрик поновее, найти там специалиста хорошего и построить здесь свою, только не вырубать весь тростник бездумно, пусть возобновляется себе спокойно. Не нужна гигантомания СССР.

Их встречать вышел весь город, не частое явление, когда три огромных буса приплывают в Астрахань. Есть рыбаки, есть купцы, но это все мелкие лодчонки, а тут такие громадины, да еще три сразу. Из крепости прискакал целый генерал-майор разобраться, что происходит.

Про этого генерала ему Мария Федоровна рассказала, когда обсуждали устройство Суворовских училищ, сказала, что в Астрахани обязательно одно делать надо и что там есть замечательный генерал Павел Семенович Попов, которого Сашенька недавно произвел в генерал-майоры за усмирение и выведение из-за реки Урал и приведение в подданство России 7000 кибиток киргиз-кайсаков, и пожаловал кавалером ордена святого Иоанна Иерусалимского.

Смотрелся Попов дико. В этом времени не редкость, Брехт уже десяток видел людей с подобными шрамами. Толстый сабельный шрам у Попова начинался со лба и шел через все лицо. Даже кончик носа был обрублен. Как только люди после таких ранений выживают при современной медицине? Сейчас Попов представился командиром Астраханского казачьего полка.

– Не помните вы меня, Петр Христианович, так вы при штабе всегда были, а я в пехоте, – попенял ему генерал, слезая с лошади.

Блин, опять. Вот какого хрена оба раза ему не удалось все кристаллики проглотить.

– Сейчас к другому вашему знакомцу поедем, губернатором-то гражданским у нас сейчас тайный советник Повалишин Андрей Васильевич, что с персиянами тоже в том походе воевал. Он тогда, помните, еще был переведен в третий Кавказский егерский батальон, с которым и участвовал в Персии в экспедиции против Сурхай-хана Кизыкутыкского.

– Я же тогда после Дербента…

– Эх, старость, и забыл совсем, что Валериан Зубов вас тогда с ключами от Дербента к матушке государыне послал. Эх, Павел Петрович, царствие ему небесное, подарил бусурманам назад всю землицу, что мы кровью полили своей, сколько солдатиков русских полегло. А Дербент! Эх, жалко.

– Наш снова Дербент, взял я его на копье. Теперь сам хан Дербентский, – успокоил ветерана Брехт.

– Хан! Дербент? Так нет же войны на Кавказе? – отстранился генерал и даже шрам свой стал поглаживать. Жутко все-таки смотрится.

– Так уж получилось. Павел Семенович, со мной на коронацию приплыли почти три сотни горцев, там князья есть и прочие знатные господа, их бы на денек приютить, накормить. Коням корма добыть. И еще со мной около сорока русских, которых я из плена выкупил в Дербенте, их бы тоже принять.

– Ох, и чудеса вы, ваше сиятельство, рассказываете…

– Выше высочество я теперь. Эфенди хазретлери хан Дербентский Петер.

– Ох, чего деется. Поехали быстрее к Андрею Васильевичу, все подробно расскажете, а насчет людишек не беспокойтесь. Сейчас же команду дам накормить и обустроить абреков ваших и пленных освобожденных.

– Михаил Семенович, отдай их высочеству коня и дай команду казакам всем сюда. Три сотни горцев диких нужно на глазах держать, – подозвал Попов поручика, что с ним приехал.

– Ну, это правильно. Народ голодный и злой в основном. Многие очень плохо морской круиз перенесли. Не моряки, сам страдал неимоверно. Ох, стойте. Там девушки. Как бы чего не вышло. Их нужно с собой забрать. Нет у вас брички или кареты?

– Как и положено хану, гарем сразу завели, Петр Христианович?! – забулькал Попов. Шрам налился кровью и дергаться стал. Ужас ужасный.

– Почти. Танцовщиц решил Александру показать.

– Ох и выдумщик вы, как там – хазретбули!

– Хазретлери.

– Поручик, пошли кого из казаков срочно в город за бричкой. Показывайте ваш гарем пока, ваше хазретлибийство.

– Ваньша, давай гони девок с корабля сюда.

– Ох ти, мать честна!!! Свят, свят! Чего ж они в прозрачном во всем! Н-да, не стоит их тут одних оставлять. Не миновать беды. Сам броситься готов.

Интересно, в Астрахани все почти дома оплетены виноградом, и к тому же через настоящие виноградники ехали от порта до города. А еще люди все почти в странной одежде на улице. Халаты восточные, только короткие, и меховые шапки, на папахи похожие, на голове, даже сейчас в жару.

– Кто это? – поинтересовался у Попова Петр Христианович.

– Заметили, господин хан. Ха-ха! Так почти половина города у нас армяне. Виноград выращивают, вино делают, соляные прииски за ними. Горчицу делают. Мыло варят из рыбьих остатков, саму рыбку солят. Красильни у них есть. Кожу выделывают. Да много чем занимаются, трудолюбивый народ. Но больше всего купцов, конечно, это у них в крови. В Дербент теперь ваш ходят караванами, да на суденышках малых, в Тарки. До Баку добираются. Нефть там покупают.

– А что делают из нефти? – осматривая кланяющихся им людей, спросил Брехт у генерала.

– Да много чего. В лампах используют, а еще асфальт делают.

– Асфальт? – Опять все украдено до нас.

– «Асфалос» по-гречески означает «вечный». Есть у него и латинское имя – «битумен» – смола. Это армянцев греки местные научили делать. Смешивают песок и мелкий камень с нефтью и дорожки у себя в домах мостят. Да вот смотрите, тут у аптеки и улицы часть асфальтом покрыта.

Брехт спешился, даже пальцем пыльный асфальт потрогал.

– А не плавится в жару?

– Знамо, плавится. Так научились. Известняк дробят и добавляют, тогда лучше жару держит, – охотно пояснил генерал Попов.

– Павел Семенович, а у вас откуда эти познания? – Брехт снова взобрался на своего орловского рысака. Карему запах асфальта не нравился, прядал ушами и дергал за уздечку, приглашая свалить отсюда побыстрее.

– Так у нас в полку церкву строили в этом годе, вот и решили вокруг асфальтом облагородить. Подсмотрели, как вокруг армянской церкви все в городе сделано. Армяне и уложили асфальт, выберем время, покажу.

– Вряд ли у меня времени много будет. Я же должен горцев привезти к пятнадцатому сентября к коронации Александра в Москву. А сегодня уже седьмое августа. Чуть больше месяца осталось.

– Жаль, хотелось бы вас про жизнь в столице порасспросить, да про овладение Дербентом. Всё, приехали. Андрей Васильевич приболел, дома уже неделю. Простыл. Кхекает. Вот тут губернатор и проживает с семейством.

– Неплохо.

На самом деле это почти дворец настоящий: колонны ионические даже со всякими завитушками есть.

Губернатор был лишь чуть старше Брехта, не больше сорока точно. Только одновременно с этим видно было, что немощен человек, как бы не чахотка, в смысле туберкулез, у него. Нужно подальше держаться. Еще заразит. Да, даже если просто грипп какой, то и в этом случае не хотелось бы в дороге заболеть.

– Добрый день, ваше превосходительство.

– Петр Христианович! – Точно знает. Охо-хо. Сейчас начнется: «А помнишь?» Нет. Не помнит ничего этого Брехт. – Так это вы шуму понаделали. На трех бусах приплыли, сказывают. В купцы подались. А что это за наряд на вас странный. Как хан какой Нахичеванский, – поднялся с большого кресла Повалишин.

– Так и есть, Андрей Васильевич, – вместо Брехта встрял неугомонный Попов. – Сказывает Петр Христианович, что взял на штык Дербент и его там ханом объявили. Дела какие творятся, а мы тут сидим в своей Тмутаракани и не знаем новостей важных.