Ночью Альбатросъ пронесся надъ Крумиріей и утромъ подъ нимъ раскинулась Бона, окруженная прелестною цѣпью холмовъ; дальше промелькнулъ Филиппвиль со своими новыми сводчатыми набережными и чудными виноградниками, составляющими какъ бы отрѣзокъ виноградниковъ Бургундіи и Бордлэ.

Прогулка надъ Большой и Малой Кабиліей окончилась у Алжирской Казбы. Съ аэронефа развернулся чудный видъ на открытый рейдъ между мысомъ Матифу и мысомъ Пескадомъ, на обрамленный дворцами и мечетями берегъ, на синія, подернутыя легкой рябью воды Атлантики. На всемъ этомъ пространствѣ вплоть до Орана жители, запоздавшіе на прогулкѣ въ садахъ, могли видѣть плывшій по звѣздному небу воздушный корабль.

Если Робюру хотѣлось показать своимъ плѣнникамъ во всемъ блескѣ англійскую колонію, то онъ достигъ цѣли. Плѣнники видѣли ее и видѣли съ удовольствіемъ. Два часа спустя послѣ заката солнца рулевой направилъ Альбатросъ на юго-востокъ и на другой день утромъ, миновавъ за ночь гористую мѣстность Телля, аэронефъ привѣтствовалъ дневное свѣтило уже надъ песками Сахары.

Замелькали оазисы, чередуясь съ песками какъ въ калейдоскопѣ. Такъ прошелъ день, настала ночь, тихая ночь пустыни. Темнота была полная, такъ что не видно было полотна желѣзной дороги, строящейся между Алжиромъ и Тимбукту и долженствующей пройти черезъ Лагдатъ и далѣе, до Гвинейскаго залива.

Альбатросъ вступилъ въ экваторіальную зону, перелетѣвъ черезъ тропикъ рака. На разстояніи тысячи километровъ отъ сѣверной границы Сахары онъ пересѣкъ тотъ путь, на которомъ въ 1846 году нашелъ смерть путешественникъ майоръ Лэнгъ, и караванную дорогу изъ Марокко въ Суданъ, на которой до сихъ поръ разбойничаютъ туареги.

За все это время было только одно приключеніе: въ воздухѣ носились цѣлыя тучи саранчи, которая огромною массою насѣла также и на воздушный корабль. Отъ нея, впрочемъ, избавились очень рѣшительными мѣрами и между прочимъ нѣсколько сотъ штукъ саранчи было поймано Франсуа Тапажемъ. Искусникъ-поваръ приготовилъ изъ нея очень вкусное блюдо, которое до нѣкоторой степени утѣшило Фриколена въ горести.

— Точно раки! — въ восторгѣ замѣтилъ обжора-негръ.

Въ это время аэронефъ находился недалеко отъ сѣверной границы Судана.

Около двухъ часовъ пополудни показался городъ, расположенный на излучинѣ большой рѣки. Рѣка была Нигеръ, а городъ — Тимбукту.

Теперь наши американцы по возвращеніи домой имѣли полное право похвастаться, что видѣли городъ, привлекающій столько знаменитыхъ путешественниковъ.

Инженеръ не упустилъ случая отмѣтить фактъ, что его гости любовались царицею Судана.

— Тимбукту, господа! — объявилъ онъ имъ точь-въ-точь тѣмъ же тономъ, какимъ за двѣ недѣли передъ тѣмъ возгласилъ: «Индія, господа!» Затѣмъ онъ прибавилъ — Тимбукту лежитъ подъ 18° сѣверной широты и 5°56′ западной долготы по парижскому меридіану, на 245 метровъ выше уровня моря. Это очень важный городъ, съ 13.000 жителей. Нѣкогда въ немъ процвѣтали науки и искусства. Быть можетъ, господа, вы не прочь провести въ немъ нѣсколько дней?

Разумѣется, послѣднее предложеніе инженеръ сдѣлалъ насмѣхъ. Помолчавъ и не дождавшись конечно отвѣта, онъ продолжалъ:

— Только предупреждаю: пребываніе здѣсь довольно опасно для иностранцевъ. Негры, знаете, берберы, фулланы… все это народъ и безъ того не слишкомъ надежный, а тутъ еще мы съ своимъ аэронефомъ… Чего добраго, они придутъ въ страшную ярость и…

— Будьте увѣрены, сэръ, — отвѣчалъ Филь Эвансъ, — что мы готовы спуститься съ аэронефа хоть въ адъ, только бы избавиться поскорѣе отъ вашего гостепріимства. Если выбирать изъ двухъ золъ лучшее, то ужъ, конечно, Тимбукту предпочтительнѣе Альбатроса.

— Это какъ на чей вкусъ, — возразилъ инженеръ. — Во всякомъ случаѣ, я на высадку здѣсь не рискну, потому что на мнѣ лежитъ отвѣтственность за цѣлость моихъ дорогихъ гостей…

— Итакъ, инженеръ Робюръ, — вмѣшался дядя Прюданъ, не въ силахъ будучи сдержать порывъ негодованія, — итакъ вы не довольствуетесь ролью нашего тюремщика? Вамъ этого мало, вы хотите еще насъ оскорблять?

— Я не оскорбляю васъ. Простите, я только немножко иронизирую.

— Нѣтъ ли у васъ на кораблѣ оружія?

— Какъ не быть, цѣлый арсеналъ.

— Довольно двухъ револьверовъ: одинъ вамъ, сэръ, другой мнѣ.

— Дуэль! — вскричалъ Робюръ. — Вы затѣваете на бортѣ дуэль, которая должна кончиться смертью одного изъ насъ!

— Желательно, чтобы такъ вышло.

— Нѣтъ, президентъ Вельдонскаго института, я на это не согласенъ. Мнѣ гораздо пріятнѣе сохранить вашу жизнь.

— Не вѣрнѣе ли свою собственную? Это очень… благоразумно.

— Какъ бы то ни было, а это мнѣ больше нравится. Вы, конечно, можете думать обо мнѣ, что хотите… можете жаловаться, кому угодно.

— Да ужъ мы пожаловались, инженеръ Робюръ.

— Неужели?

— Да развѣ это было такъ трудно сдѣлать? Напримѣръ, мы, пролетая надъ Европой, могли бросить на землю записку…

— Неужели вы это сдѣлали? — сказалъ Робюръ, начиная чувствовать неодолимый приливъ гнѣва.

— А если сдѣлали, то что тогда?

— Тогда… тогда васъ обоихъ стоитъ выбросить за бортъ вслѣдъ за запиской.

— Такъ бросайте насъ, господинъ инженеръ, — вскричалъ дядя Прюданъ, — потому что мы и въ правду такъ сдѣлали.

Робюръ двинулся на плѣнниковъ. По его знаку прибѣжалъ Томъ Тернеръ и прочіе. Инженера не шутя брало искушеніе исполнить свою угрозу. Чтобы не поддаться ему, онъ поспѣшилъ уйти къ себѣ въ каюту.

— Хорошо же! — сказалъ Филь Эвансъ.

— Чего не посмѣлъ сдѣлать онъ, — отвѣчалъ дядя Прюданъ, — то сдѣлаю я. Ужъ у меня-то смѣлости достанетъ.

Въ это время населеніе Тимбукту толпилось на улицахъ, площадяхъ и на крышахъ домовъ, расположенныхъ въ видѣ амфитеатра. Какъ въ богатыхъ кварталахъ, Санкорскомъ и Сарагамскомъ, такъ и въ бѣдной слободкѣ Рагиди, застроенной жалкими коническими хижинами, жрецы и муллы, стоя на высокихъ минаретахъ, изрекали грозныя проклятія и заклинанія противъ воздушнаго чудовища. Это средство было еще безвреднѣе пекинскихъ пушечныхъ и ружейныхъ выстрѣловъ.

Флотилія судовъ на Нигерѣ пришла въ движеніе… Опустись Альбатросъ на землю, ему бы не сдобровать. Его разнесли бы въ куски.

На протяженіи нѣсколькихъ километровъ аэронефъ провожали крикливыя стаи аистовъ и ибисовъ, старавшихся его догнать, или даже перегнать, но быстрый аэронефъ скоро оставилъ ихъ всѣхъ далеко за собой.

Весь вечеръ въ воздухѣ стоялъ гулъ отъ рева многочисленныхъ стадъ слоновъ и буйволовъ, пасшихся на сочныхъ лугахъ оазиса.

Въ теченіе сутокъ подъ Альбатросомъ развернулась вся страна, заключенная между лукою Нигера на протяженіи отъ 0° до 3^○.

Если бы дать такой воздушный корабль какому-нибудь хорошему географу, какъ бы быстро сдѣлалъ онъ топографическую съемку всѣхъ этихъ малоизвѣстныхъ донынѣ странъ! Тогда на географическихъ картахъ, Африки исчезли бы гладкія, нераскрашенныя мѣста и пунктирныя линіи, означающія невѣдѣніе.

11 іюля, утромъ, Альбатросъ пролетѣлъ надъ Верхне-Гвинейскими горами, которыя тянутся между Суданомъ и Гвинейскимъ заливомъ. На горизонтѣ появились смутныя очертанія горъ Конго и Дагомэ…

Со времени отъѣзда изъ Тимбукту направленіе аэро-нефа неизмѣнно оставалось прежнее, въ чемъ и убѣдились окончательно дядя Прюданъ и Филь Эвансъ. Отсюда они вывели заключеніе, что если направленіе и дальше останется то же самое, то они скоро достигнуть равноденственной линіи. Слѣдовало ли изъ этого заключить далѣе, что аэронефъ намѣренъ покинуть сушу и понестись надъ самимъ Атлантическомъ океаномъ?

Подобная перспектива ничуть не была пріятна для баллонистовъ, потому что черезъ это всѣ шансы бѣгства сводились для нихъ на нуль.

Между тѣмъ движенія Альбатроса сдѣлались какъ-будто нерѣшительны, словно онъ колебался покинуть Африку. Не то, чтобы инженеръ хотѣлъ вернуться назадъ, — нѣтъ, это въ его намѣренія не входило, но та страна, надъ которою онъ теперь несся на своемъ аппаратѣ, особенно обратила на себя его вниманіе.