— Я утверждаю, что винтъ ни въ какомъ случаѣ не назади…

— Мы!.. И мы тоже! — дружнымъ хоромъ крикнули пятьдесятъ голосовъ.

— Нѣтъ, онъ непремѣнно долженъ быть впереди! — вскричалъ Филь Эвансъ.

— Спереди, конечно! — не менѣе громкимъ и дружнымъ хоромъ поддержали другіе пятьдесятъ голосовъ.

— Никогда мы съ этимъ не согласимся!

— Никогда! Ни за что!

— Такъ для чего же и спорить?

Чего же такъ волновались собравшіеся здѣсь господа?

Они были просто «баллонисты», интересовавшіеся животрепещущимъ, но, тѣмъ не менѣе, строго-научнымъ вопросомъ о направленіи аэростатовъ.

Что же могло ихъ до такой степени разгорячить?

Правда, наканунѣ въ городѣ происходили муниципальные выборы, которые въ Америкѣ больше, чѣмъ гдѣ-нибудь, сопровождаются волненіемъ. Быть можетъ, головы еще не успѣли успокоиться, и вотъ почему люди такъ горячились, дебатируя чисто-научный вопросъ.

Филадельфія — городъ очень большой, быстротою своего роста перещеголявшій даже такіе города, какъ Нью-Йоркъ, Чикаго, Цинциннати, Санъ-Франциско, размѣрами превышающій Берлинъ, Манчестеръ, Эдинбургъ, Вѣну, Петербургъ и обладающій паркомъ, въ которомъ могутъ умѣститься всѣ семь знаменитыхъ парковъ Лондона. Въ городѣ считается милліонъ двѣсти тысячъ жителей и по населенности его можно поставить четвертымъ въ свѣтѣ послѣ Лондона, Парижа и Нью-Йорка.

Филадельфію почти можно назвать мраморнымъ городомъ, — до того много въ немъ прекрасныхъ, величественныхъ зданій. Общественныя учрежденія и сооруженія его славятся всюду. Самою лучшею коллегіей въ Новомъ Свѣтѣ считается Жирардовская, а она находится въ Филадельфіи. Самый большой мостъ на земномъ шарѣ—это мостъ черезъ рѣку Шулькиль, а онъ находится въ Филадельфіи. Наконецъ, самый большой клубъ воздухоплавателей тоже находится въ Филадельфіи. Я увѣренъ, что читателю не безынтересно будетъ посѣтить вмѣстѣ съ нами этотъ клубъ вечеромъ 12-го іюня.

Въ большой, уже упомянутой нами, залѣ засѣдали съ шляпами на головахъ человѣкъ сто баллонистовъ, подъ предсѣдательствомъ президента, которому помогали секретарь и казначей. Тутъ не было инженеровъ, спеціалистовъ, а были по большей части одни любители всего относящагося къ воздухоплаванію, но зато любители страстные, горячіе сторонники воздушныхъ шаровъ и рьяные противники аппаратовъ, «тяжелѣе воздуха», какъ-то: летающихъ машинъ, воздушныхъ кораблей и проч. Эти господа старались изобрѣсти способъ управлять шарами, а до тѣхъ поръ президенту общества очень трудно было управлять ими самими во время бурныхъ засѣданій.

Президентомъ былъ знаменитый во всей Филадельфіи «дядя Прюданъ». Прюданъ была его фамилія, а дядя—очень обычное прозваніе въ Америкѣ, гдѣ можно быть дядей, не имѣя ни племянниковъ, ни племянницъ.

Дядя Прюданъ была личность замѣчательная и носилъ кличку вовсе не по шерсти: онъ далеко не былъ благоразуменъ, а напротивъ, былъ смѣлъ и вспыльчивъ. При этомъ страшный богачъ, что нигдѣ не лишнее, а особенно въ Америкѣ. Да и какъ ему было не разбогатѣть, имѣя пропасть акцій Ніагарскаго водопада? Около этого времени въ Буффало составилось общество для эксплоатаціи водопада. Дѣло было великолѣпное. Сила воды, бросаемой водопадомъ въ одну секунду, равняется семи съ половиной милліонамъ лошадиныхъ силъ. Эта сила, распредѣленная между всѣми заводами и фабриками въ районѣ пятисотъ километровъ, давала въ годъ полтора милліарда франковъ чистой прибыли, часть которой попадала въ сундуки и карманы дяди Прюдана. Впрочемъ, онъ былъ холостъ и жилъ скромно съ однимъ слугою, по имени Фриколеномъ, который характеромъ нисколько не подходилъ подстать своему барину. Удивительно, какъ они могли ужиться, но такія аномаліи случаются.

У дяди Прюдана, понятно, были друзья, потому что онъ былъ богатъ, но были также и враги, потому что онъ былъ президентомъ клуба и возбуждалъ этимъ зависть. Въ числѣ самыхъ ярыхъ враговъ его слѣдуетъ отмѣтить секретаря Вельдонскаго института, по имени Филя Эванса, человѣка тоже очень богатаго, управлявшаго громадной часовой фабрикой Walton Watch Company. Не будь дядя Прюданъ президентомъ клуба баллонистовъ, Филь Эвансъ былъ бы счастливѣйшимъ человѣкомъ въ Штатахъ. Удивительно, изъ-за чего они враждовали. Оба были здоровы, обоимъ было по сорока-пяти лѣтъ, оба не желали вкусить прелестей брака, такъ что они отлично могли бы жить въ дружбѣ. Даже оба были вспыльчивы, только каждый на свой ладъ: Прюданъ безъ всякой оглядки, а у Эванса гнѣвъ былъ холодный.

Хотите знать, какъ случилось, что Филь Эвансъ не попалъ въ президенты клуба? Голоса совершенно поровну раздѣлились между Эвансомъ и Прюданомъ. Двадцать разъ дѣлали перебаллотировку и всякій разъ ни тотъ, ни другой не могли получить большинства.

Положеніе было затруднительное и грозило продлиться чуть не все время, пока будутъ живы оба кандидата.

Тогда одинъ изъ членовъ клуба предложилъ способъ иначе распредѣлить голоса. Этотъ членъ былъ нѣкто Джемсъ Кипъ, казначей Вельдонскаго института. Джемсъ Кипъ былъ убѣжденнымъ вегетаріанцемъ, отвергалъ всякую животную пищу и всякіе крѣпкіе напитки.

Джемса Кипа поддержалъ другой членъ, Вильямъ Т. Форбсъ, директоръ большой фабрики, приготовлявшей сахаръ изъ стараго бѣлья посредствомъ, кажется, обливанія ветоши сѣрною кислотой. Мистеръ Форбсъ имѣлъ солидное положеніе въ свѣтѣ и двухъ прелестныхъ дочекъ, двухъ перезрѣлыхъ дѣвицъ, миссъ Дороти (уменьшительное Долль) и миссъ Марту (уменьшительное Матъ). Эти двѣ миссъ давали тонъ всему филадельфійскому высшему обществу.

Предложеніе Кипа и Форбса приняли. Способъ, ими предложенный, былъ тотъ самый, который многіе здравомыслящіе американцы уже давно помышляютъ ввести при избраніи президента республики.

Взяли двѣ совершенно чистыхъ бѣлыхъ доски и провели на каждой по одной черной линіи. Длину каждой линейки точно измѣрили, чтобы сдѣлать обѣ совершенно равными. Обѣ доски въ одинъ и тотъ же день выставили въ залѣ засѣданій, и конкуренты, вооружившись тонкой иголкой, одновременно подошли каждый къ своей доскѣ. Подлежалъ избранію тотъ изъ нихъ, кто всадитъ въ доску иголку наиболѣе близко къ серединѣ линіи.

Разумѣется, операцію требовалось совершить разомъ, безъ поправокъ, безъ предварительныхъ ощупываній, а единственно по глазомѣру. Все ставилось въ зависимость отъ глазомѣра.

Дядя Прюданъ всадилъ свою иголку одновременно съ Филемъ Эвансомъ. Тогда эксперты приступили къ освидѣтельствованію, чья иголка всажена вѣрнѣе, то-есть наиболѣе близко къ серединѣ линіи.

О, чудо! Глазомѣръ у обоихъ конкурентовъ оказался до того одинаковъ, что измѣреніе обѣихъ досокъ не дало никакой разницы. Ни у того, ни у другого иголка не оказалась въ строго-математическомъ центрѣ, но уклоненіе было совершенно одинаково у обѣихъ иголокъ.

Собраніе было въ большомъ затрудненіи. Не знали, что же дальше дѣлать!

По счастію, одинъ изъ членовъ, нѣкто Трукъ Мильнеръ, предложилъ продѣлать новое, болѣе точное измѣреніе съ помощью микрометрической линейки Перро, посредствомъ которой можно раздѣлить миллиметръ на 1,500 частей. Вооружившись этимъ хитрымъ приборомъ, приступили къ измѣренію, и, читая дѣленія черезъ микроскопъ, получили слѣдующіе результаты:

Дядя Прюданъ воткнулъ иголку въ ⁶/₁₅₀₀ миллиметра отъ середины доски, а Филь Эвансъ въ ⁹/₁₅₀₀ миллиметра. Слѣдовательно, дядя Прюданъ достигъ наибольшей точности сравнительно съ своимъ соперникомъ.

Такимъ образомъ, Филь Эвансъ сдѣлался только секретаремъ Вельдонскаго института, тогда какъ дядю Прюдана провозгласили президентомъ.

Достаточно было крошечной разницы въ ³/₁₅₀₀ миллиметра, чтобы надежды Филя Эванса разлетѣлись прахомъ. Достаточно было такого ничтожнаго повода, чтобы Филь Эвансъ почувствовалъ къ дядѣ Прюдану скрытую, но злобную и неумолимую ненависть.

Со времени опытовъ, сдѣланныхъ въ послѣдней четверти нашего столѣтія, вопросъ объ управленіи воздушными шарами подвинулся на нѣсколько шаговъ впередъ. Лодочки съ пропульсирующими винтами, которыя были въ 1852 году привязываемы къ удлиненнымъ аэростатамъ Анри Жиффара, въ 1872 году къ аэростатамъ Дюпюи де-Лома, въ 1883 году къ шарамъ братьевъ Тиссандье и, наконецъ, въ 1884 году къ аппаратамъ капитановъ Кребса и Ренара, дали извѣстные результаты, съ которыми нельзя не считаться. Но если всѣ эти аппараты и могли маневрировать въ болѣе тяжелой, чѣмъ они сами, серединѣ, то это происходило лишь благодаря особенно счастливому стеченію обстоятельствъ. Правда, этими шарами управляли очень удачно, но гдѣ? Въ огромной залѣ съ закрытыми окнами. Также удачны были опыты и на открытомъ воздухѣ во время безвѣтрія. Очень сносно дѣйствовали винты и при небольшомъ вѣтрѣ: шары маневрировали противъ вѣтра, побѣждая его сопротивленіе. Но въ сущности практическаго результата все же никто не добился. Противъ вѣтра, способнаго вертѣть вѣтряныя мельницы, эти шары останавливались какъ вкопанные; при вѣтрѣ чуть немного посильнѣе они уже пятились назадъ; болѣе сильнымъ вѣтрамъ ихъ не подвергали, но по всей вѣроятности сильный вихрь подхватилъ бы такой аэростатъ какъ перышко, а ураганъ разметалъ бы его въ куски, такъ что отъ всей хитрой затѣи ничего бы не осталось.