Выдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на лекции. Мысли снова текут к неприятному разговору. Вспоминаю каждое слово. Наконец-то вычленяю главное, из сказанного куратором. Папу уволят из армии, если я выйду замуж за иностранца.

Это же будет выход? Я могу спасти отца от Афганистана. Нужно просто каким-то образом выйти замуж за Князева.

Лихорадочно вспоминаю все, что мне говорил Алексей. Его слова не внушают оптимизма. Сколько я должна быть его любовницей, прежде чем он на мне женится?

Я должна его увидеть и прояснить этот вопрос. Ещё один унизительный разговор. Нужно переступить через себя. Но сколько уже было этих бесед. Одной больше, одной меньше. Неприятнее, чем с куратором не будет.

Мне предстоит позор посильнее, чем болезненный разговор. Я должна буду стать любовницей. Закрываю глаза и зажмуриваюсь. Надо просто помнить, ради чего это все.

Соня Мармеладова ради своей семьи продавала себя разным мужчинам. Здесь же вопрос жизни и смерти.

Пытаюсь договориться со своей гордостью. Мне нужно отдаться только одному. К тому же он мне нравится. Я пожертвую своей честью, но спасу своего отца. Ради чего ещё жить, если не ради своих близких?

Все пары говорим с Натальей на нейтральные темы. Наконец-то дожидаемся окончания учебного дня. На улице сегодня промозгло и ветрено, но мы не спешим к метро. Заворачиваем на территорию бассейна «Чайка». Укрываемся от ветра, прислонившись к стене.

— Тебе тоже пригрозили карьерой отца, если ты выйдешь замуж? — интересуется Гаврилова.

Киваю и издаю смешок:

— До этой угрозы я ни о чем подобном не думала.

— А я думала, — огорошивает меня Наташка.

— Тебе очень понравился Лукас? — сразу же нахожу для себя разумное объяснение.

— Мне он симпатичен, — пожимает плечом Гаврилова, — но больше мне нравится, что он из ФРГ.

Смотрю на подругу в полном недоумении. По-моему, это его главный недостаток, а не достоинство. Наташка делает несколько глубоких вдохов и смотрит мне в глаза.

— Эта информация не для разглашения, — многозначительно говорит Гаврилова, я торопливо киваю головой в знак согласия, — папа говорит, что в комитете давно творится что-то нехорошее. По слухам, Андропов создал что-то типа тайной ложи внутри КГБ, которая преследует свои цели. Какие точно никто не знает, выводы отец делает по отдельным разрозненным данным.

— И какие выводы он делает? — срывающимся голосом уточняю я.

— Судя по всему, готовится переход к рыночной экономике. В Питере создали какой-то институт, который готовит экономистов. Но это не самое страшное.

Бледнею. Что может быть страшнее этого?

— Что еще? — засовываю руки поглубже в карман и ежусь от озноба.

— В страну из-за рубежа завозят тонны так называемого самиздата. КГБ с этим особо не борется. Из чего можно сделать вывод, что кто-то внутри комитета курирует распространение запрещенной литературы. Я читала такую книжонку издательства «Посев». Откровенная чернуха. Отец по этому поводу настроен абсолютно пессимистично. Он считает, что готовится свержение советского строя.

— Народ должен защитить социалистическую страну, — убежденно провозглашаю я.

— Ленка, ну ты и дуреха, — качает головой Наталья, — если инициатива идет сверху, никто не сможет ничего защитить. Забыла, кто у нас теперь генсек? Тот самый Андропов. Тем более, что КГБ сейчас борется не с угрозой стране, а с возможным противодействием этой угрозе. Все тюрьмы забиты так называемыми «русистами», а диссидентов никто не трогает.

— И что нам делать? — растерянно спрашиваю.

— Думать о себе. Я не собираюсь слушать первый отдел и сделаю все для того, чтобы выйти замуж за Лукаса.

— А как же твой отец? — напоминаю я о поступившей от куратора угрозе.

— А что отец? Если все полетит в бездну, у него все-равно не будет никакой карьеры, — хладнокровно заявляет Гаврилова.

По дороге домой думаю, думаю, думаю. Скоро взорвется голова.

Как это все может быть правдой? В чем тогда смысл нашей великой победы? Подвиг народа просто хотят вышвырнуть на свалку какие-то предатели. Если бы я не обещала Наталье молчать, вышла бы на Красную площадь прямо к очереди в мавзолей и кричала бы людям, чтобы они проснулись. Вместо этого молча еду в метро, чувствуя себя беспомощной.

Если Наталья права, то мы будем крысами, бегущими с корабля, если выйдем замуж за иностранцев. Некстати вспоминаю стих Ахматовой, который был записан в моей школьной тетрадке-анкете:

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой…

И чем я буду лучше Князева, который предал свою родину? Точно такая же предательница.

Но я буду дурой, если не использую эту возможность. Сам отец никогда ничего не сделает для своего спасения. Все только в моих руках.

В следующие дни выбрасываю из головы все мысли о возможной будущей катастрофе, чтобы не чувствовать себя еще более продажной, чем уже чувствую. Концентрируюсь на основной задаче завоевания Князева. Как бусинки нанизываю на нитки немногочисленные детали, которые я о нем знаю.

Ему понравилось, что я шью сама. Достаю из шкафа отрез ткани, который хранила для особого случая. Он небесного цвета, подходит к моим глазам. Это должно быть необыкновенное платье.

В субботу еду в Дом моделей на Кузнецком Мосту. Плачу за вход и прохожу на показ модной одежды. Внимательно просматриваю весь предложенный ассортимент. Выбираю приталенное платье-футляр. Покупаю выкройку модели за один рубль и лечу домой, чтобы поскорее приступить к пошиву.

Быстрым шагов влетаю во двор нашего дома. Еле успеваю укрыться за широким стволом тополя, когда вижу Николая, выходящего из нашего подъезда. Надо набраться храбрости и с ним поговорить, но только не сейчас. Очень удачно меня не было дома. Поджидаю, пока он скрывается за углом и еще немного, бегу в подъезд.

Выдыхаю, когда узнаю, что дома один Петя, а папы нет. Отец бы опять пристал ко мне с Николаем.

— Систер, я сказал, что ты на дне рождения у однокурсницы и будешь совсем поздно. Может быть, останешься в общежитии.

— Молодец, Петь. Спасибо большое! — искренне хвалю я брата.

— Я-то молодец, а когда будет ответная услуга?

Ругаюсь про себя. Неужели все-таки придется свести Петю с чехом. Вообще, это хороший повод, чтобы появиться в общежитии и аккуратно прощупать почву.

— На следующей неделе постараюсь, — осторожно формулирую я.

— А от Коли ты зря бегаешь, все равно придется выйти замуж, — сообщает брат, покидая мою комнату.

Блин, такое ощущение, что стою на краю пропасти. Осталось сделать последний шаг и головой вниз. А падая буду цепляться за разные кусты, растущие над бездной. Царапать ладони и рвать одежду, но все равно рухну на дно.

Отгоняю непрошенный образ. Все неважно. Зато моя семья останется наверху.

Возвращаюсь к насущному. Никогда не соблазняла мужчину, но понимаю, что без белья не обойтись.

Закрываю дверь на крючок. Раздеваюсь и достаю из шкафа свой праздничный бюстгалтер «Анжелику». Он слегка увеличивает грудь. Надеваю его и снимаю мерки с учетом лифчика.

Освобождаю письменный стол. Быстро раскраиваю ткань и достаю из шкафа швейную машинку.

В воскресенье вечером одалживаю у Наташки серые итальянские сапоги. Я почти готова, осталось настроиться морально.

Алексей

Чмокаю Лизу на прощанье и покидаю ее одноместную комнату. Не спеша иду в свой сектор. Переступив порог комнаты, на мгновение замираю. На фоне окна с грязно-голубым небом стоит девушка в голубом платье. Если бы был художником, запечатлел бы эту картину. Композиционно безупречно.

Внезапно думаю о том, что советская и христианская мораль практически неотличимы. Весь этот материализм и прочая марксистская ересь совершенно не прижились на русской почве. Убеждения те же, что и сто лет назад. Один мужчина на всю жизнь, и развод — это стыдно. Из протестантского мира ее заявления выглядят патриархально и мило.