– Бомба, а не девушка, – сказал Альберт.

– Не завидуй, – хмыкнул Дэнис и продолжил эмоционально рассказывать о быстрой езде с другом.

Остаток вечера Константин их не слушал. Ему не давала покоя встреча с Софией.

«Почему она выглядела такой измотанной. Правда ли дело в работе или же её беспокоило что-то еще?»

Вернувшись в мастерскую, он задумчиво стал разводить краски. Пытался смешать нужные пропорции, чтобы получить тот самый цвет. Как её бездонные, большие глаза.

Он потратил на это часа три, израсходовав приличное количество масляных красок. Но едва ли смог подобраться к нужному оттенку.

Предательский телефон никак не замолкал. Константин открыл глаза, щурясь от яркого дневного солнца, и взял трубку.

– Ван?

Резко сел на кровати, пытаясь прогнать сонливость.

– София, здравствуй.

– Привет. Я тебя разбудила?

Константин посмотрел на часы.

«Два часа дня, серьезно?»

– Я засиделся вчера за картинами, но это ничего. Рад твоему звонку.

– Да, я хотела спросить, как ты относишься к тайской кухне? Как насчет ужина вместе?

– Как ты могла наверняка заметить, моя внешность отвечает на твой вопрос, – засмеялся он. Голос все еще был хриплый, – Я с удовольствием.

– Отлично. Тогда я скину тебе адрес, до встречи.

– До встречи.

Константин откинулся обратно на кровати и закрыл глаза. Потом снова открыл их и уставился в потолок. Разум постепенно прогнал сонную дымку, и он спустился вниз в мастерскую с кофе в руках.

Вчера, будучи заложником ментальной болезни, он не придавал особого значения тому, что рисовал. Это был скорее ритуал исцеления и попытка отвлечься, нежели серьезный подход к работе. Но сегодня, стоя перед картиной в ясном уме, Константин подумал, что вышло очень даже неплохо. Ему не удалось нарисовать глаза Софии, но зато он нарисовал туман над рекой. Пелена над голубой гладью реки передавала тот самый цвет сапфира. По кромке реки ступал женский силуэт, в белой длинной сорочке, с распущенными темными волосами и венком в руках. Чем дольше Ван смотрел на эту девушку, тем больше ему казалось, что она и была туман или же туман создал её. Такая природа ему нравилась. В свое время Константин вдохновлялся пейзажами и романтикой деревень, и это отпечаталось в сердце, помогая более чутко ощущать девственную природу. Возможно поэтому, даже под панической атакой он рисовал то, что создавало почву под ногами. А именно природу и цвет спокойствия, цвет её глаз.

В 18:00, как и договаривались, Константин подъехал к кооперативу с множеством гастрономических точек. И пошел искать название, которое скинула София. Неоновая ярко-зеленая вывеска гласила «YAY THAY» Напротив, виднелись сопки, которые природной стеной отгораживали от внешнего мира, а над головой уже зажглись сотни подвесных лампочек.

Хоть до обозначенного времени было еще полчаса, девушка уже сидела с уверенной осанкой на ротанговом стуле и внимательно изучала меню. На ней было черное поло и круглые, черные солнцезащитные очки.

– Вечер обещает быть жгучим, – подошел Константин к ней.

– Что ж, иногда остроты даже маловато, – согласилась девушка, не поняв его шутки, и передала второе меню, – Что думаете попробовать?

– Я старомоден. Поэтому том ям и чанг, – сказал он, не открывая меню, – А для тебя что заказать?

– Я уже заказала. Пад-тай и кокосовую воду.

– Всегда приходишь заранее? – спросил Константин.

– Я ценю свое время, но жутко не люблю опаздывать, – сказала девушка, скрестив руки на груди.

София говорила непринужденно и кратко, но отчего-то ему впервые нравилось такое. Словно её холодный характер раззадоривал Вана, заставляя изучить девушку получше, добраться до её истинного внутреннего мира.

– В плане времени я нетерпелив. Мне все время кажется, что я мог бы сделать больше, если бы был более продуктивен.

Им принесли заказ, и она уже вовсю ужинала, пока Константин углубился в тему.

– Каждый раз, когда люди уходят с моей выставки, я размышляю, насколько мне еще предстоит вырасти. Что возможно я уделил недостаточно времени, чтобы улучшить результат своих работ.

– Но ты ведь живешь только лишь созданием. Разве этого недостаточно?

– Пока есть отрицательные отзывы к моим работам, недостаточно, – пожал плечами Константин.

– Почему ты так спокоен? – спросила София, – Разве тебя не раздражает, что твои картины некоторые люди не воспринимают по достоинству? Ведь они бы сами не нарисовали и часть их. Но, тем не менее, они приходят на твои выставки и оставляют негативные комментарии.

Он задумался. Было ли у него раздражение, от вида невежды возле своей работы? Нет.

– Я не в состоянии сделать отстраненного скептика ценителем, – пожал плечами Ван, – Но я могу попытаться заложить в нем мысль, что все есть искусство и все имеет право на существование. Быть может, он не обретет понимание в моих картинах, но включив любимую музыку, он точно станет ближе к моему миру, сам того не осознавая.

София вдумчиво посмотрела на него. На толику секунды Константину показалось, что с её губ сорвалась улыбка. И ему оставалось только гадать, была то улыбка солидарности или же он был смешон в своих философских речах.

Весь вечер они обсуждали разные темы и вкусовые предпочтения. Оказалось, что у них было много общего, несмотря на разность характеров.

Константин ненавязчиво изучал её лицо, пытался запомнить каждую линию, чтобы потом нарисовать по памяти портрет.

Разговаривая с ним, девушка то и дело отводила взгляд и смотрела куда-то в сторону через его плечо. На секунду даже показалось, что там кто-то стоит. Константин оглянулся, за столиком неподалеку сидела парочка. Они ели одно мороженное на двоих и громко смеялись.

– Знаешь их? – спросил Ван.

– Да нет. Просто они выглядят такими счастливыми. Может дело в мороженом, – хмыкнула София.

– Или в том, что им хорошо вместе. Остальное лишь бутафория.

– Но мороженое я все-таки закажу, – махнула официанту девушка.

Константин разговаривал с Софией, в атмосфере светящихся лампочек над головой и обволакивающих запахах соуса хойсин и чеснока. Погода понемногу портилась, начинался ветерок со стороны моря. Но собеседникам будто было все равно.

Либби старалась не привлекать лишний раз к себе внимания Софии.

Вокруг, итак, было достаточно гидов, которые с любопытством поглядывали на них. Появление эфора всегда вызывало обсуждения, и волна догадок уже начинала загребать Сообщество. Информация среди гидов и эфоров давно утратила свою конфиденциальность. В современном мире, где ценились доносы и сплетни, вредные привычки не обошли гидов стороной (или они и были основателями этого пагубного явления?)

Происшествие в мастерской и картина Константина быстро стали новостью дня в Высшем мире. Каждый проходящий мимо гид смотрел на Элизабет. У кого-то во взгляде читалось сочувствие, у кого-то осуждение, а у кого-то и вовсе неприкрытая ненависть.

Гиды рангом ниже её боялись. Боялись, что ошибки одной скажутся на работе всех, что цепочка неудач заразна, подобно ветрянке. Гиды постарше же ставили Либби в плохой пример, среди своего ранга. Дескать, в семье не без урода, а она их предводитель.

Приходилось подстраиваться под новые реалии. Реалии, в которых она стала изгоем за пару недель.

Оставалось только гадать, почему архонт не понизил её до сих пор в ранге и не снял с задания. Каждый день она смотрела на Константина в страхе, что этот день последний. Её тренировали не привязываться к подопечным, проявлять эмпатию, но всегда трезво оценивать ситуацию. Теперь же, Либби хотелось стать зримой. Поделиться с Константином, как с братом всеми тяготами, которые пришлось пережить рядом с ним. Пока он день и ночь рисовал рыжий закат и зелёную морскую капусту на берегу песчаного пляжа, Каллидус верным псом сидела в позе лотоса у картины, опасаясь каждого нового мазка акварелью.