24.

— Получается, он точил зуб на тебя, а мне отводилась роль награды. Хотя за награду же не платят денег. Знаешь, во сколько он меня оценил?

— Думаю, дорого, — рассеяно говорит Артем, бегая пальцами по экрану телефона.

Тап-тап-тап.

— Ты не романтик.

— Что романтичного в том, что он предложил тебе стать его любовницей?

— Твоя реакция, конечно. Если я не слишком спешу.

Он отрывается на мгновение и осеняет меня бодрой улыбкой.

— Семь лет нагонять, так что не сдерживайся.

— Ах, как мило, — я строю глуповато-восторженную рожицу и снова притягиваю меню. Страшно хочется пить. — Я закажу холодный коктейль.

— В десятку? — спрашивает Артем и на мой непонимающий взгляд добавляет: — Он оценил тебя в десятку?

— Ну, наполовину угадал. Я очень, очень дорого стою, — веселюсь я, и Артем поддерживает меня коротким смешком, но основное его внимание по-прежнему в телефоне, куда я по его просьбе скинула все, что получила от китайского друга.

Едва мы оторвались друг от друга в кабинете, как в желудке взбунтовалась волна нестерпимого голода. Артем с влажным отблеском на лбу приводил в порядок дыхание и одежду. Влажные салфетки все же понадобились. Наскоро затерев пятна, я принялась за размазанный макияж, но, поорудовав салфеткой, скорее осталась совсем без него.

— Тебе так лучше, — подбодрил Артем. — Выглядишь той самой вчерашней студенткой. Эх, какие были времена!

За это он получил салфеточным комком, но как любой обессиленный страстью мужчина мгновенно стал миролюбивым и покладистым. Салфетка отправилась в корзину, а осуществивший бросок Артем с сытой улыбкой дозаправил рубашку в брюки и, оглядев кабинет с видом, будто только что вошел, предложил принести холодной воды. Такая была только в кулере, и, чтобы ее набрать, пришлось бы идти в общий зал, где сидели с десяток менеджеров. Чутье подсказывало, что появляться сейчас перед ними плохая идея, поэтому я непререкаемым тоном сообщила, что воду он получит в кафе, а к ней может попросить что-то посущественней.

Так мы, минуя пустое кресло Венеры (Господи, спасибо!), оказываемся на воздухе, под белесым небом с голубыми просветами. На горизонте меж высоток занимается темная синь. Недавний пот иссушивается, утренняя спрессованная духота замещается тонким ветерком.  К ни го ед . нет

Дорога до ближайшего кафе занимает несколько минут. Я всерьез раздумываю взять такси и быстро съездить домой освежиться. После таких маневров, как сегодня, продолжать работать, не встречаясь с душем, кажется непосильной задачей. Но сначала надо напоить нас водой. А лучше накормить обедом.

Мы располагаемся на летней веранде под соломенной крышей. Если закрыть глаза и уши, то можно почувствовать себя на поле в период сбора пшеницы. Эфемерные колосья колют шею, как раз там, куда недавно впивались губы Артема. В ожидании заказа перегибаюсь через утрированный плетеный заборчик, за которым расставлены ящики с яблоками, от них исходит горячий дух летнего сада. Это лето невообразимо настоящее. За долгое время я вдруг осознаю, что хочу утащить жизнь подальше отсюда, туда, где можно было бы врасти в раскаленный песок и бесконечно слушать плеск волн.

Мне приносят ледяной свекольник, а Артему три бутылки негазированной воды и салат. На какое-то время мы отдаемся еде с не меньшей страстью, чем недавно друг к другу.

Потом я потягиваю через трубочку фруктовую взвесь с льдистым крошевом и задумчиво посматриваю то на часы, то на Артема, работающего в телефоне. На его сосредоточенное лицо неосознанно проливается свет умиротворения, как у человека, который наконец добрался до точки, к которой долго шел. Мускулы подрагивают, то и дело затемняясь подпалинами напряжения. Ветерок клубится в макушке, играя темными прядями, и, несмотря на температуру, кожа от его прикосновения идет мурашками. Артем поднимает на меня освобожденные глаза с толикой вины в глубине, будто прося дать ему еще каплю времени.

Я даю. Еще чуть-чуть можно посидеть вот так — в горячей иллюзии того, что мы немного вместе.

— Я бы заскочила перед возвращением домой, — шелково замечаю я.

— Минуту, — бормочет Артем, не вдаваясь в смысл слов. — Я отвезу. Еще немного, ладно?

— Латаешь дыры?

— Типа того, — рассеянно осклабившись, кивает он.

— Я вот думаю, где ты ему все-таки насолил. Тебе не интересно?

— Интересно, если дело в нем.

— А в ком еще?

Артем не отвечает, вместо этого тянется к запотевшему стакану и утягивает коктейль. Трубочка, которую я успела прикусить, остается торчать изо рта.

— Эй…

В два больших глотка опустошив бокал до дна, широким жестом придвигает пустого страдальца обратно.

— У тебя все равно нет времени цедить его. Проедемся в аэропорт?

Я недовольно закидываю трубочку в пустой бокал.

— Какой аэропорт? У меня рабочий день. Быстро домой переодеться и обратно в офис.

— На переодевание я так и быть соглашусь, но в остальном извини, — быстро говорит Артем. — Я предупреждал секретаря, что могу тебя забрать на объект. Если ты мне продашь свою систему, то претензий к тебе не будет. Вернешься завтра победительницей.

Налет миролюбия в миг испаряется в раскате возмущения. Я уже напобеждала себе всего, что мне надо.

— Артем, я не занимаюсь продажами. И больше не имею отношения к твоим делам. Что за свинство вообще решать за меня после того, как я полторы недели на тебя батрачила, забросив работу?

Я порывисто поднимаюсь и выхожу из-под веранды. Артем, чертыхнувшись, бросает на стол несколько купюр и припускает за мной. Вальяжно засунув руки в карманы, он подстраивается под мой шаг, плечи едва не задевают друг друга.

— Я думал, мы начали с нового листа.

— По-твоему, получасовой секс на рабочем столе дают тебе карт-бланш на меня? У тебя что, совсем атрофировалось понятие порядочности?

— Если бы я был порядочным, мы бы до сих пор сидели пили чай у тебя в кабинете, — мягко замечает Артем.

— Вообще хорошая идея. Тебе не помешает выпить пару чашек «Сбора номер три».

Он хватает меня за локоть и резко останавливает.

— До Шэнли улетает сегодня. Я хочу встретиться с ним. Поговорить. Выяснить. Может быть, и то, где я ему насолил. И прошу тебя поехать со мной. Вместе. С твоей работой мы разберемся.

Я злобно соплю, глядя на озаренное мольбой лицо. Нас огибают люди. Некоторые с любопытством присматриваются. Выпрастываю руку. Ох уж эти мужские уловки, подкупающими всякими «мы» и «вместе». Поджимаю губы и коротко, с чуждой этому дню прохладцей говорю:

— Сначала душ и переодеться. Потом в твой аэропорт.

Вместе.

Припарковавшись на стоянке в «Шереметьево», Артем споро хватает меня за руку и тащит за собой. Небо за спиной покрывается тяжелым сумраком и выпускает далекие предупредительные раскаты. Я семеню, едва успевая за гигантскими шагами, — юбку я сменила на светлые брюки, но опрометчиво надела туфли на каблуке.

Нас проверяют после прохода через рамку, где, стоя в позе звезды, я перетерпливаю горячие руки, похлопывающие по бокам тонкой блузы. Артем подхватывает мою сумку, руку, и мы бежим по бесконечному переливающемуся светом плато аэропорта.

— Он не знает, что я здесь, — замечает Артем и перехватывает руку покрепче. — После подписания мы не общались.

Я шумно дышу. Быстро бежать неудобно.

— Тогда как ты… узнал, что он улетает сегодня?

— Написал ему. У нас были договоренности. Он сводит меня с заводом, а после заключения контракта улетает в отпуск к брату, который занимается чаем. Это ничего тебе не говорит?

Мне, конечно, говорит. И как бы ни была горька правда, мне приятно, что мое мнение к ней все ближе.

— Кстати, отвечал он весьма дружелюбно. Скорее всего он не в курсе твоих проделок. Ты точно готова с ним встретиться?

— Почему ты… постеснялся спросить меня об этом… перед поездкой?

— Я в последнее время как-то плохо переношу твое «нет». Надежнее было сначала затащить тебя сюда.

— То есть… эгоизм нам по-прежнему… не чужд.