— На то подруги вообще-то и даны. В горе и в радости. Не хочешь выпить?

Я отрицательно качаю головой — больше никакого алкоголя. Я с интересом наблюдаю за подругой, которая почему-то ходит вокруг да около.

— Какая сила воли. Ладно, подождем Иринку, все равно открывать ей. А пока обойдемся водой. Но я возьму бокалы для антуража, не против?

Я повторяю движение головой. Мне все равно. Под корой головного мозга беснуется долина гейзеров. Помимо бокалов Норка достает тарелки, гремит ящик со столовыми приборами. Набрав воздуха, я решаюсь и на выдохе говорю:

— Так ты порвала с Артемом из-за нашего с ним прошлого?

— Ну, скорее из-за вашего будущего, — меланхолично отвечает Норка, не спрашивая, что я имею в виду. Значит, он действительно рассказал ей о прошлом. А о настоящем? — Хотя я пока в нем не на сто процентов уверена. Слишком уж долго до него доходит.

— Что доходит?

— Что у него по-прежнему есть чувства к тебе.

Я усмехаюсь.

— Это не новость. Я знаю его чувства. И от них у меня мурашки.

— Лиза, не прикидывайся дурочкой. По нему же все видно. Любая глазастая женщина увидит. Если бы я знала вашу подноготную, сказала бы тебе еще в ресторане. Мужчины не находят бывших просто так. Сиди и молчи, ради Бога! Из-за чистой мести тоже не находят. Месть хороша для оправдания, чем Артем с удовольствием и занимается. Но мы с тобой уже выяснили, что он, хоть и не подарок, но и не дурак. Поэтому, хочешь ты или нет, он от тебя не отстанет. Помучается из-за твердолобости, но все равно придет выяснять, что ты о нем думаешь, и как планируешь быть дальше.

— Я о нем не думаю, — бурчу я.

Звучит до невозможности фальшиво.

— Ну, я вижу, — кивает Норка. — И он о тебе тоже. Даже этот, как ты говоришь, пир оплатил от бездумья, узнав, что я еду к тебе. Щедрый. И что ты нос воротишь?

Она споро расставляет тарелки, укладывает рядом вилки и ножи. Рядом с бокалами для вина вырастают худенькие бутылки холодной воды. Я обозреваю дары помутневшим взглядом. Значит, это Артем постарался. Даже шампанское за его счет. Мне становится тошно. Зачем эти усилия? Что он хотел этим сказать? Подсластил оплеуху, которую обеспечил разговором с Норкой. В этих дорогих подношениях явно прослеживается насмешка. И Норка так спокойна, так деловита.

— Аня, а почему ты ведешь себя так, будто это не касается тебя? И ты… на моей стороне. Безо всякого…

— Именно, Лиз, безо всякого, потому что двадцать лет дружить — это ценность, которая стоит трезвого принятия ситуации, — с готовностью отвечает Норка. — Хотя, мне как подруге, конечно, неприятно, что ты скрыла правду. И тогда, и сейчас. Впрочем, одно вытекает из другого.

— Я предала тебя, — подмороженными губами говорю я.

— И когда же?

Я колеблюсь, но что уж скрывать. Скорее всего, об этом она тоже знает.

— Когда переспала с ним.

Норка принимает новость спокойно.

— Ну, главное, ты меня опередила, иначе все не было бы так просто.

— Аня, это вообще не смешно, — взрываюсь я. — То, что было между мной и Артемом раньше, закончено. У вас обоих нет передо мной обязательств. А у меня есть. И именно я их нарушила!

— У тебя прям целая кампания по выдвижению в предатели, — вздыхает Норка. — Какая ты все-таки упрямая. Под стать Артему. Чтобы говорить, что между вами все кончено, надо было это закончить, Лиза. Чего ты не сделала…

— Это сделали обстоятельства.

— Чувствам, знаешь ли, всегда плевать на обстоятельства. Поэтому можешь сколько хочешь бить себя в грудь и взывать ко всему, что удобно, но саму себя не перехитришь. А меня — тем более. Мучайся и рефлексируй пока не надоест. А когда надоест, надо будет что-то делать.

— Мне уже надоело. И я знаю, что делать. Я все закончила. Все!

— Ты не можешь закончить то, что продолжается…

— Что вы так орете-то? Я думала, у меня страсти, а тут вон что…

Иринка, завернутая в полотенце, благоухает не меньше моего. Мы с ней на какое-то время становимся фруктовыми сестрами.

— Какие у тебя страсти? — хватаюсь я за спасительное замечание. — Вилен?

Ну давай же, давай заведем эту никогда не подводящую пластинку. Поговорим о том, как ужасно он поступил, как кусает локти, там, на своей Камчатке, как жалеет, что уехал, и как ждет возвращения, предваряя прощение подарками.

— Вилен жив, здоров, — отвечает подруга, проверяя, надежно ли держится полотенце. — Возвращается через пять дней. Говорит, заедет. Надеюсь, не сразу с самолета, но держу пари, что именно с него. Надо же опробовать подарок.

Она хихикает, и я с энтузиазмом поддерживаю ее. Норка взирает на нас с выражением матери, позволившей детям немного воли подурачиться под ее присмотром.

— А ты, значит, переспала с Артемом, — не гася веселую волну, говорит Иринка. — Ну ты даешь, Лиз. Уела Аню. Вот это дерзость. И, что, как он? Стоил усилий?

— Я не ела Аню, не уела ее, то есть. Она вообще не при чем. Так как Вилену Камчатка? Фотографии присылает?

— Куда он денется? И фотографии, и видео, все как я прошу. Но я тебе не покажу. Камчатка на них как-то не попала. Так, а ты не увиливай. Я на твои вопросы отвечаю. И ты будь добра. А то все мимо меня проходит. Сбагрили меня в ванную, а сами мужика делите. Те еще подруги.

— Не делим мы никого. Мы обе поставили на нем точку. Давайте на этом все, и поедим.

— Ладно, точку поставили. А перед точкой что было? Давайте поедим, и вы мне все расскажите. Передавайте, гражданки, шампанское. Буду его вам открывать. Такие события надо отмечать. Так, вы же подумали о любимой подружке и припасли вино? Не забудьте, кстати, поблагодарить ее за то, что это все достанется вам.

— Это все достанется Ане. Я в завязке, — вставляю я, передавая бутылку.

— Вот еще, виновница торжества в завязке. Как будто тебе кто-то позволит.

— Я точно не буду пить. И есть тоже.

— Держу пари, у Лизы для всех есть вино в холодильнике, — веселится Норка. — И белое, и красное.

— Красного уже нет, — сгорая от стыда, шепчу я, осознавая, что мы сидим за столом, на котором несколько дней назад…

— А оно мне надо? — риторически спрашивает Иринка и достает прозрачно-желтую бутылку из холодильника.

— Пользуйся, Ирин, пока виновница придумывает, как выпутаться из истории, куда сама себя загнала.

Грозно хмуря брови, я выразительно смотрю на подругу, но та лишь пожимает плечами. На самом деле мне до безумия хочется сорваться и обнять ее. Закружить по комнате и кричать от облегчения. Лишенная ссор, наша дружба переросла во что-то обыкновенное, в часть нас самих, как рука или нога, и ведь мы редко размышляем, насколько ценно их иметь. Только сломав руку, мы понимаем, что без нее жить можно, но все обыденные действия будут даваться по-иному; только заковав ногу в гипс и взяв костыли, осознаем, чего мы лишаемся на ближайший месяц; только под угрозой лишиться друга во всей красе расцветает важность сохранить близость и непосредственность общения.

Норка, покачивая вилкой, с удовольствием перепирается с Иринкой о природе пристрастия той самой открывать бутылки. Да, есть у Иринки такая странность — она обожает выкручивать пробки, зачастую боем вырывая приговоренные к распитию бутылки из мужских рук. Иринка, все подтягивая полотенце на худосочной груди, показывает Норке язык и продолжает увлеченно колдовать над бутылкой.

— Может, у тебя где-то когда-то что-то застряло, а потом переросло в такую вот манию? — безынтересно интересуется Норка явно лишь ради Иринкиной реакции. — И теперь ты спасаешь бедные бутылки от страшных пробок?

Иринка, с глухим бабахом открывает шампанское и крутит пробкой у виска.

— Твои теории страшнее моих увлечений. Почему бы не быть проще и не предположить, что я просто люблю давать старт к отмечанию разных поводов? Я как тот арбитр, свистком сигнализирующий, что можно начинать, — она колышет дымящейся бутылкой. — А вообще, раз у Лизы в холодильнике маленький винный погребок, постращай и ее своими умозаключениями, пожалуйста. Я тоже тебя с удовольствием послушаю.