Но зачать так и не получалось, и свою нерастраченную материнскую любовь я отдавала маленькой дочке Райлана. Никто не отвечал мне, откуда она взялась, и кто её мать, а сама малышка Изара стала называть меня своей мамой. Тогда я попросила аудиенцию у супруга, ведь могла не видеться с ним днями, и спросила, могу ли я называться матерью Изары.

Тот ответил кивком, но, видимо, что-то случилось после этого разговора. Ведь теперь мой супруг не приходил ко мне даже по ночам. Первые недели мне было неловко, и сложно признаться самой себе, что мне не хватает прикосновений мужа.

Он был так холоден днем, но по ночам его сила, властность обретала какую-то невысказанную нежность в которой я тонула. В те ночи, я действительно ощущала себя любимой, желанной, прекрасной. Познавшей радость любви и тайных утех.

А когда он перестал приходить ко мне, казалось что настала зима. Даже маленького мига этой иллюзии любви больше нет. Но приходить к нему, требовать исполнения супружеского долга? Меня не так воспитывали.

Я с детства знала, что женщина должна только терпеть, принимая по первому требованию, ласки мужа. И хорошо если это проходит быстро и без всяких мерзких извращений. Они-то звери всё похотливые.

А те женщины, которым самим нравится уединяться с мужчиной, называются самыми низкими словами. Они хуже воровок, хуже убийц и такие никогда не выйдут замуж за порядочного мужчину а только опозорят свою семью и всех богов.

Так что, я оставалась одна и холод ночей выдерживала стойко. Всю любовь и внимание отдавала Изаре, моему маленькому лучику солнца, в бесцветной и печальной жизни.

Да, у меня могла быть любая одежда, любые украшения, я пользовалась уважением просто по факту своего существования. Но я всегда готова была отдать всё это, чтобы растопить тот лёд в душе моего мужа.

Чтобы родить. Чтобы просто дарить свою любовь единственному Истинному и нашим прекрасным детям.

Но, в первые месяцы зачать не удалось, хотя лекари утверждали, что всё хорошо. А теперь их никто и не звал, по понятным причинам.

Я отвлекаюсь от своих воспоминаний и захожу в дом отца. Достроенный на целый этаж, сейчас он ломится от переизбытка мебели пестрых цветов и таких же ярких тканей, статуэток, которые валяются без дела в коридорах и кладовых. Несмотря на общую чистоту, дом мне кажется захламленным, но я никогда бы не посмела, высказать замечание отцу. Мама давно говорила, что он «перебесится» от внезапного богатства. Но теперь она мертва, и некому мне сказать, что всё будет хорошо.

– Дочка, догорая, – говорит папа стоя у дальней лестницы и зовет служанку. – Хейли! Быстро приготовь чаю гостям.

Папа так пополнел, что даже новый черный сюртук смешно расходится на его круглом животе. Я же сжимаю в руке маленькую ладошку Изары и приветственно киваю отцу.

– Милая, надеюсь, тебе не тяжело было в дороге? – спрашивает он. Он опять, будто специально игнорирует Изару, всегда говорит при ней только со мной, будто она моя собачка а не приемная дочь. Понятно, что ему хотелось бы быть родным дедом, но ребёнок-то ни в чем не виноват.

– Я нет. А ты как, малышка, не устала? – спрашиваю я у неё.

– Немножко, – тихо отвечает она, опустив глаза. – Я хочу домой.

– Скоро-скоро поедете. Мама отдохнет и скоро поедете, – кивает отец добродушно.

Я качаю головой. Бедный папа, наверное, эта новость разобьет ему сердце. Я набираю в грудь воздуха, и кажется моя броня больше не держит. Хочется разреветься на его плече.

– Папа, Райлан мне изменил, – слёзы теплым ручьем бегут по щекам. Понимаю, что сейчас слово и я разревусь в голос.

– Да, он говорил о вашей неловкой ситуации. Представь, его волшебный голубь с письмом добрался быстрее чем вы. Эти птицы просто восхитительны, – смеется мой отец. Заметив мой взгляд, он осекается и продолжает. – Тебе нужно успокоиться, привести себя в порядок и вернуться до начала праздника.

Эти слова бьют словно пощечина.

Я не нужна своему отцу?

Он не собирается делать меня счастливой, или хотя бы защищать. Теперь я снова испытываю этот жуткий холод. Такой же, как когда поняла, что больше не интересна своему супругу. Опаляющий изнутри болезненным льдом, он покрывает сердце и слёзы быстро высыхают.

– Я не вернусь, – говорю я тихо.

– Дорогая моя, ты либо сама сядешь в карету, либо тебя туда просто засунут. Не позорь, пожалуйста, ни меня ни своего мужа.

– Что? – я спрашиваю, надеясь, что сейчас отец откажется от своих слов. Но он продолжает:

– Женщина должна быть мудрее и спокойнее, – пожимает он плечами.

Я отпускаю руку Изары. Понимаю, что нужно поговорить с отцом отдельно, поэтому осторожно беру его за рукав и киваю ему на дальний угол комнаты. Мы отходим достаточно далеко, чтобы малышка нас не слышала.

– Папа, я видела как он… – выдыхаю. Не рыдать. Только не рыдать. – Я видела, как он сношал какую-то девку в нашем доме. Папа, он предал меня! Он… я не хочу его видеть!

Он вздыхает но не грустно, а будто сильно устал.

– Слушай, я твой отец, я не могу тебе подсказать, чего ты там ему недодала, что он стал искать это под юбкой у другой. Но знай одно – ты по-прежнему его жена, и он ждёт тебя на празднике. Это главная новость на сегодня и она же замечательная! – он всплескивает руками. – Ну возьми каких-то советов у мудрых женщин, там… говорить тише, улыбаться мягче. Научись каким-то женским вашим штучкам. Чтобы ему хотелось быть чаще с тобой чем с другими.

– Я не хочу сама быть с ним, – качаю я головой. Может это страшный сон? Может это не мой отец говорит эти мерзкие слова, а какой-то мерзкий черт в его облике?

– Ой, малышка, ну шлюшки, они, знаешь ли, всегда нужны, какая бы ни была прекрасная жена. Это я тебе, как мужчина говорю.

Я закрываю лицо руками, понимая, что не хочу видеть отца. Не хочу слышать его слова. Нет, этого не происходит, это очень страшный сон. Я упала в обморок где-то там, на ярмарке. Но сквозь тьму я продолжаю слышать отвратительные наставления:

– Ты только проявляй мудрость, стойкость. Пойми, мужчине это нужно! Как тебе нужно есть, ему нужны другие женщины, такова наша природа! Ты с этим ничего не поделаешь. Но, если уж хочешь строить из себя обиженную добродетель, то хотя бы сцен не устраивай. На людях, тем более. Это стыдно! Можешь требовать больше подарков, драгоценностей, как оплату того, что ты спокойно и стойко переносишь его приключения. В общем, милая, остынь. Будь мудрой, придумай что-то. Самое главное, следи, чтобы у него не было постоянной любовницы. Вот она может тебе навредить и отбить его у тебя. Вот это уже будет настоящая трагедия.

Мне нечего сказать.

– Спасибо большое, отец. Была рада встрече, – произношу я, опуская руки. Вижу его лицо и больше не хочу называть его родным.

– Уходишь? – он даже не понимает моего холодного тона. А я понимаю, что кажется, мой любимый папочка только что умер. И его заменило чудовище. – Не понимаю. Мы же собирались пить чай!

– Я сыта. Спасибо.

– Ой! – взмахивает он рукой. – Дурочка ты, вся в каких-то фантазиях, сказках живешь! Вся в мать, принципиальная дура, вот ты кто! Чего тебе надо ещё от жизни?! У тебя всё есть!

– Мама, мы скоро поедем домой? – вдруг подает голос Изара. Сердце сжимается от вида уставшей и явно напуганной малышки.

Кажется, у меня нет выхода. Её я точно должна привезти домой а дальше… а дальше будь что будет!

– Отправь нас домой, – говорю я отцу.

– Экипаж уже ждет вас. Ты подумай над моими словами, – бубнит он но я молчу иду к Изаре, беру её за руку и увожу из моего дома, понимая, что сюда дорога мне закрыта навсегда.

***

Изара весь обратный путь спит на моих коленях, я придерживаю её хрупкое и теплое тело. А сама думаю, куда мне бежать? К отцу пойти не могу, это уже понятно. К любому из родни, получается, тоже.

Он всех предупредит, а они его послушаются. Ведь теперь, будучи богатым человеком он может делать дорогие подарки и с легкостью прощает долги. С таким надо дружить, не то, что с беглой женой Дракона.