Наконец, когда Диодор закончил рассказывать о трудностях жизни, Силен изложил ему истинную цель своего визита. Он решил, что в разговоре с политиком честность будет более убедительной.

— Я привез тебе просьбу от Ганнибала, — произнес он шепотом, — командующего карфагенской армии Иберии и Италии.

Диодор едва не подавился вином. Он выплюнул часть жидкости в кубок, вскочил с кушетки и через громкий кашель прокричал:

— О чем ты говоришь? Какой Ганнибал?

Силен улыбнулся в ответ.

— Он послал меня поговорить с тобой о пленнике, которого вы заточили в темницу. Ты знаешь, о ком я веду речь — о его брате Ганноне. Жители Эмпории совершают ошибку, позволяя римлянам держать его здесь. Ганнибал никогда не считал вас врагами и надеется, что вы не дадите ему повода для этого.

— Подожди, — задыхаясь от волнения, сказал Диодор. — Ты пришел ко мне как посланник Карфагена? Ты, житель Сиракуз? Когда ты успел связаться с африканцами? И по какой причине ты явился в мой дом, чтобы требовать...

— Прошу тебя, успокойся, — смиренно сказал Силен. — Это серьезное дело. Мы ведь родственники и можем честно говорить на такие темы.

Диодор пробежал взглядом по комнате, проверяя, не задержался ли кто-нибудь из слуг, чтобы послушать разговор хозяина.

— Я действительно не в ссоре с Ганнибалом, — ответил магистрат. — Он не нужен мне ни как враг, ни как друг. Дело с его братом мне тоже не по душе, но обстоятельства порою выше всех наших желаний. Это просто неизбежность!

— Нет ничего неизбежного, кроме смерти, Диодор. Ганнон в хорошем состоянии?

Губы магистрата изогнулись в нервозной усмешке.

— Можно и так сказать, — ответил он. — Я имею в виду... Понимаешь, я видел его лишь несколько раз.

— Подумай, что ожидает тебя, когда Ганнибал закончит войну.

— И когда он ее закончит? Тебе, наверное, нашептали это боги?

Силен проигнорировал его замечание и с самодовольной улыбкой склонился вперед, положив ладонь на волосатое запястье магистрата.

— Диодор, я присоединился к свите Ганнибала не потому, что верил в его победу или как-то заботился о ходе карфагенской кампании. Я нанялся к нему писцом. Для меня это было приключением и основой эпической поэмы, которой я собираюсь посвятить остаток жизни. Ты можешь счи тать меня объективным свидетелем. Но я не могу отрицать того, что видел. Я никогда не встречал столь гениального военачальника. Он лучший из лучших. Он добивается всего, что хочет, и побеждает любого противника, который противостоит ему. Поверь, это правда! Я молю богов, чтобы ты не стал его врагом.

Магистрат отдернул руку. Он чопорно откинулся на подушки и осмотрел Силена, как будто впервые заметил его.

— Похоже, он завоевал твое сердце. Скажи, ты спал с Ганнибалом? Говорят, что у его брата Гасдрубала фаллос, как у жеребца. А у старшего такой же?

Силен не снизошел до ответа. Он потянулся к походной сумке, достал оттуда кожаный мешочек и бросил его на стол. Золотые монеты.

— Что? — возмутился Диодор. — Ты считаешь меня бедняком? Наверное, ты еще не осмотрелся...

— Я знаю, ты не беден. Но и не настолько богат, как тебе бы хотелось. Этот кошель — просто приглашение к дружбе. Богатства, которые он обещает тебе за выполнение услуги, превзойдут любые твои самые дикие мечты. Вот почему я открыто говорю с тобой. Прими предложение, и Ганнибал осыплет тебя золотом. Но если ты откажешься, то лишишься большего, чем можешь себе вообразить.

Диодор впервые забыл о своем высокомерии. Его пальцы алчно перебирали монеты.

— Но рука Рима...

— К следующему году рука Рима будет не больше длины от твоего плеча до пальцев.

— Ты действительно веришь в это? Неужели твой африканец...

— Если бы ты знал его поближе, то не сомневался бы, — ответил Силен. — Подумай о предложении с присущей тебе мудростью. Когда война закончится, Ганнибал будет властвовать над всем Средиземным морем. Он не забудет о тех, кто помогал ему. Диодор, ты хочешь получить Эмпории в свое владение? Ганнибал назначит тебя правителем, но ты сможешь называться царем и иметь полноправный доступ ко всем девственницам города, на которых поднимется твой пенис. Ты получишь не только власть и деньги, но и другие удовольствия. Вот что предлагает тебе Ганнибал.

— К сожалению, я не могу исполнить твою просьбу. Я только скромный магистрат — один среди многих. В любом случае, римские солдаты не подчиняются нам. Охранники выполняют приказы только своих командиров...

— Брат, ты не знаешь, насколько изворотлив мой ум, — перебил его Силен. — Скажи мне да, и мы придумаем, как выпустить пленника на волю.

Какое-то время Диодор угрюмо молчал, а затем вдруг сердито вскричал:

— Это просто немыслимо! Ты сидишь передо мной и говоришь такие вещи! Предлагаешь мне безумие, за которое меня потом распнут на кресте! Мой ответ отрицательный! Я не сделаю того, что ты просишь.

Имко не вспоминал о девочке из Сагунтума уже несколько месяцев. И тут вдруг стал видеть сны с ее участием, и, однажды начавшись, они быстро превратились в постоянное мучение. Он видел ее такой, какой она была при взятии города. Он вновь переживал те мгновения, когда нашел ее в трубе над очагом. Имко снова и снова горевал о ее судьбе, желая отвернуться и уйти. Но он не мог оставить ее на поругание. Затем девочка стала появляться в лагере, в его палатке, у ложа, на котором он спал. С каждой встречей она обретала все большую осязаемость, пока не явилась во плоти и не принялась беседовать с ним на разные темы. Она сказала, что пришла так далеко в надежде получить ответ на свой вопрос: по какому праву он убил ее. Он что, был богом? Кто позволил ему распоряжаться ее жизнью?

Вака попытался объяснить, что рассек ей горло не из жестокости и злобы, не в наказание, а совсем наоборот. Это был дар милосердия, учитывая те обстоятельства, в которых он нашел ее. Смерть спасла ее от огромных страданий. Но девочка закатывала глаза вверх и вновь сверлила его скептическим взглядом. Она показала ему шрам на горле и спросила, похож ли рубец на подарок, за который ей следует благодарить его. Со временем она узнала его лучше и осмелела настолько, что начала выражать свое презрение в обидных шутках и словах. Девочка искажала правду и меняла все светлое на темное. Он убил ее из жалости, но вместо доброго вознаграждения получил лишь новые муки. Короче, ему опять «повезло».

Из-за ее постоянных визитов он почти не заметил передышки на морском побережье. Отдых пролетел как сон — точнее, как кошмар. Когда по армии прошел приказ о выдвижении вперед для перехвата римского диктатора, Имко застонал от тоски. А как тут было не расстроиться? Ему надлежало оставить в обозе свою добычу. Его зрение только недавно восстановилось до нормального состояния, хотя зубы по-прежнему качались в деснах. Руки и живот вернули прежний объем, но он оставался лишь тенью прежнего себя. Он так и сказал своему командиру отряда. Из его груди сочилась мокрота, лобковые вши не давали покоя, и ноги все еще гнили после болотной авантюры. Кроме того, Имко напомнил, что его зрение ослабло и что он вряд ли сможет отличать друзей от врагов на поле боя — небольшая ложь среди моря правды. Возможно, она и спасла его от тягот нового похода.

К изумлению Имко, командир отряда отмахнулся от него рукой и велел ему присоединиться к охране, которая следила за порядком в оккупированном городе и оберегала склады с награбленной добычей. Через несколько дней, наблюдая за армией, удалявшейся к горизонту, Имко понял, что свалял дурака. Он остался вместе с небольшой группой воинов защищать обоз, орду мародеров и рабов и, что главное, огромное богатство. В то же время африканцев окружали многочисленные местные жители, недовольные тем, что их выгнали из своих домов. Первая неделя прошла в тревожной оценке каждого облачка пыли на суше и каждого корабля на море. Имко целыми днями не спускался с дозорной башни, потел под безжалостным летним солнцем и изводил себя проклятиями за то, что напросился в охранники. Он опять подставился под удар. А ведь хотел, как лучше. Вечерами его терзали сомнения. Что, если армия не вернется? Что, если новый диктатор победит Ганнибала? И если такое случится, то сколько времени понадобится римлянам, чтобы отыскать их здесь и захватить в плен?