Закончив шнуровать сандалии, Ганнибал занялся наголенниками. Он посыпал внутреннюю часть их запеченным красным порошком, который придал металлу цвет крови.

— Зато мы стали богаче, — сказал юноша. — Дед даже представить не мог такой добычи, верно?

Подумав немного, Гамилькар склонил голову на бок и отвернулся.

— Да, я правлю теперь огромной империей. Тысячи тысяч людей работают на меня, создавая наше богатство. Мой отец действительно не мог бы представить себе такую картину. Однако, отвечая на свой вопрос, я скажу тебе, что выбрал меч лишь по одной причине. Ратное дело показалось мне единственно достойным для применения сил. Я нашел честным только спор с мечом в руке — только соперничество воль, в котором человек оценивает свои потери и прибыль на фоне ценности собственной жизни. Понимаешь, о чем я говорю? Ты можешь спросить меня, как я могу быть честным и в то же время обманывать врагов для достижения поставленных целей? Моя честность заключается в том, что каждый и всякий, обращаясь ко мне, знает, до каких пределов я могу пойти ради выполнения той или иной задачи. Когда я говорю иберийскому вождю, что хочу заключить союз с племенем — либо по дружбе, либо переступив через его искалеченный труп — он считает меня человеком слова. Выполняя данное слово, я могу убить невинных людей или подкупить друзей вождя. Я могу сразиться с ним в открытом поле или устроить для него засаду. Я могу вообще не контактировать с ним, а найти подходящего раба, который перережет ему горло во сне. Чтобы доказать силу моего слова, я могу устроить оргию похоти и убить всех собравшихся людей. Все это показывает людям, что я всегда выполняю свои обещания. Как ты думаешь, я вправе называть свою профессию честной?

— Да, ты честный по отношению к провозглашенным целям. В этом смысле ты не обманываешь людей.

— А по какому праву я могу требовать что-то от другого человека?

— По праву своего положения. Разве дождь спрашивает у людей разрешение, когда падает на нас? А по какому праву море топит корабли? Ты ведешь себя так или иначе, потому что можешь это делать. Вся природа поступает так же.

— Моря и дожди — это инструменты богов. Их сила за гранью вопросов и за пределами наших суждений.

Ганнибал закончил работу и с улыбкой посмотрел на Гамилькара .

— Отец, но мы тоже инструменты богов.

— Да-да, — отмахнувшись, ответил Гамилькар и проверил крепление сандалий и наголенников. — Хвала Ваалу, я только меч в его руке. Иногда суета заставляет меня верить, что я — его рука. Мне хочется думать, что именно я избрал свою жизнь. Но кто сказал, что это не она избрала меня?

Ганнибал поднялся с колен и взял в руки нагрудную пластину отца. Железная броня была тяжелой. Нижнюю часть, защищавшую живот, украшал образ Элиссы — женщины, которая в туманном прошлом основала Карфаген. У нее были прекрасные и сильные черты, ровные губы и высокий головной убор. Ее корона походила на воинский шлем, который она могла бы носить в бою. Тугие косы завивались вверх, подобно двум изогнутым рогам барана. Локоны, сбегавшие с висков, ниспадали волнистыми лентами и обрамляли красивое лицо — довольно странная интимная деталь. Эта древняя нагрудная пластина могла бы считаться произведением искусств. Ганнибал всегда восхищался ею, но ему не нравились пустые глазницы Элиссы. Какой бы красивой она ни была, слепой взгляд тревожил его. Почему художник не наделил ее зрением?

Он набросил броню на плечи Гамилькара.

— За стенами этой палатки начинается новый день, — сказал отец. — Рождаются новые возможности для многих людей, которые сражаются с нами или против нас. Странно думать, что на свете живут мужчины, отвергнувшие риск и опасности. Ты помнишь советника Маганта? Его особняк стоит на округлом холме к югу от города. Знаешь, как он проводит свои дни? На его полях трудятся тысячи рабов. Но у него имеется особый раб, как мне говорили, тракианец. Его работой является ежедневный обход полей и поиск симпатичных женщин или девушек. Каждое утро он выбирает одну из них и ведет к своему хозяину. А Магант выходит обнаженным на патио, садится в кресло и присматривает за слугами, пока вновь выбранная женщина берет у хозяина в рот и сосет до полного семяизвержения. Тракианец стоит рядом с поднятым мечом — на тот случай, если женщина попытается нанести вред их господину. Магант находит удовольствие в подобной комбинации: минет, рабы на поле и молодой тракианец с обнаженным мечом. Он даже гордится своими сексуальными экспериментами и охотно рассказывает о них. Как бы ты отнесся к такому человеку?

— Он раб своих желаний, — ответил Ганнибал.

— А разве ты никогда не потакал своим желаниям?

— Ты всегда учил меня, что сильный человек может контролировать их.

— Да, я старался внушить тебе это. И нужно признать, что подобный контроль дается тебе легко.

Старый солдат замолчал, ожидая, когда Ганнибал застегнет пряжки нагрудной пластины. При его поврежденной груди это была болезненная процедура. Он даже закрыл глаза и затаил дыхание. Лицевые мышцы рядом со шрамом дернулись несколько раз и успокоились.

— Магант — извращенный негодяй, — сказал Гамилькар . — Лично меня не привлекают его плотские утехи. Он живет иллюзией. Он рассказывал мне, что каждая девушка, беря в рот, доказывала ему свою верность. Любая из них была готова расставить ноги и дать ему новое наслаждение. Магант верил, что все они любили его. Он не учитывал меч в руке тракианца. Для него такая угроза не являлась устрашением. Если женщина была ниже его сословием, ей следовало радоваться, отдаваясь ему. Раз она не впивалась зубами в его член и не хотела быть обезглавленной, значит, это ее устраивало. Значит, это была любовь!

Закрепив нагрудную пластину, Ганнибал взял в руки тусклый шлем отца.

— Магант забыл, что боги создали нас для того, чтобы любить жизнь и цепляться за нее до самой смерти — даже под пытками.

Гамилькар протянул руку за шлемом.

— Суть в том, что боги хотели сделать нас рабами, — продолжил он. — Рабами жизни.

Ганнибал с улыбкой возразил:

— Однако настоящий мужчина отвергает рабство. Он не поддается порабощению другого человека и не становится рабом своих желаний. Он обрывает узы секса, страха, роскоши и пьянства...

— А как же узы брака? Ты не представляешь себе, сын мой, сколько времени на досуге я трачу в безмолвных беседах с твоей матерью. Она прекрасная жена. Она дала мне сильных детей и вырастила их в полном здравии. Но ей не нравится моя... точнее, наша профессия. Ты никогда не слышал от нее подобных слов, но, поверь мне, это правда. Однажды я совершил поступок, о котором позже часто жалел. Я показал ей плоды своего труда — позволил увидеть поле боя, заваленное трупами наемников. Мне хотелось шокировать ее, хотелось показать, какой может быть ярость Гамилькара Барки. Я хотел доказать Дидобал, что способен властвовать над многими людьми. Лучше бы я этого не делал.

— Почему? Она не поняла того, что увидела?

— Нет, как раз наоборот, — ответил Гамилькар. — Она все поняла. С тех пор она возненавидела меня.

— Ты шутишь, — сказал Ганнибал. — Мать никогда не говорила о тебе плохо.

— Что ты знаешь об этом? Когда мы покинули Карфаген, тебе было девять лет. Думаешь, она стала бы делиться с тобой своими чувствами? Ее любовь ко мне не остыла, но к ней примешалась ненависть.

— Если это правда, то мать совершила ошибку, — сказал Ганнибал. — Битвы с достойным соперником рождают честь и славу. Наемники могли поставить Карфаген на колени. Ты спас народ. Ни одной женщине не понять, что это значит. Дидобал не может осуждать тебя.

Гамилькар положил руку на плечо сына. Хотя она огрубела и имела неправильную форму после многих лет беспрерывных сражений, в его прикосновении ощущалась отцовская ласка.

— Не говори так о матери. Я знаю, тебе кажется, что ты имеешь ответы на любые вопросы. Такова болезнь юности. В зрелом возрасте мы получаем другие болезни, но в юности, когда наши тела сильны, мы страдаем только от самоуверенности. Когда я был моложе, то тоже не сомневался в своей цели.