– Ну и?..
– Оба живы. Император и Летерп.
– И мы победили? – не унималась Марианна.
По лицу Симона пробежала тень.
– Давай берись! – Вдвоем они подхватили одну из тяжеленных корзин и потащили наружу.
Дверь за Симоном и Марианной захлопнулась. Каролина сняла с шеи платок, расстелила его на столе и сгребла туда все, что еще оставалось: хлеб, сало, яблоки, бутылку вина. С полки возле двери она взяла переносной фонарь и зажгла его. Потом открыла дверь в примыкавшую к кухне гладильную, из которой по каменным ступенькам можно было выйти на улицу.
Справа от Каролины раскинулся ночной парк. Но девушка повернула влево и быстро пошла по заросшей тропинке, петлявшей среди деревьев вдоль каменной ограды замка. Показался силуэт старой круглой сторожевой башни. Восемь лет, со дня смерти матери, до сих пор окутанной тайной, никто туда не ходил.
Вот уже неделю Каролина прятала в башне своего брата Филиппа. Ни одна душа в замке Розамбу не подозревала об этом. Войдя как-то утром в гардеробную, она застала там брата. Он дезертировал из наполеоновской армии. Каролина не раздумывала ни секунды, потому что слишком хорошо знала характер отца. Ему нельзя было говорить об этом. Он тут же выдал бы сына военно-полевому суду – или сам бы свершил над ним суд в порыве слепой ярости. На последнем витке винтовой лестницы Каролина остановилась и трижды стукнула ключом о стену – это был условный знак. Когда она открыла дверь, пламя толстой восковой свечи, стоявшей на круглом столике возле простого ложа, испуганно взметнулось. От сладковатого свечного запаха в комнате было душно. Филипп вскочил с кровати и распахнул объятия навстречу сестре.
– Солнце взошло! – Он налетел на стол, и свеча опрокинулась на пол.
– Осторожно, Филипп! – Каролина быстро нагнулась. – Башня моментально вспыхнет.
– Все спалить? По крайней мере, это был бы эффектный уход. – Смех Филиппа звучал невесело. Он огляделся вокруг. – Здесь так душно. Не понимаю, зачем мать приказала замуровать окна? – Он опять бросился на кровать. – Как она вообще здесь выдерживала?
В круглой комнатке не было ничего, кроме кровати, стола и стула. Стены от пола до потолка были задрапированы серебристо-черной парчой. На полу лежал фиолетовый ковер. Это была монастырская келья, исполненная мрачной роскоши. В октябре 1805 года, когда Наполеон начал поход против Австрии, графиня, сама родом из Вены, уединилась в этой комнатке в башне в знак молчаливого протеста против мужа, пославшего пятнадцатилетнего Филиппа на эту войну. Год спустя ее нашли здесь мертвой…
Филипп скрестил руки на затылке. Откинутые назад белокурые волосы открывали красивый лоб. Раньше Каролина не замечала, насколько он похож на мать. Тот же высокий, мягкий изгиб бровей, те же бархатистые карие глаза, тот же тонкогубый рот. Лишь жесткий подбородок и нос с горбинкой достались ему от отца. Неспокойным было это лицо, нервным и агрессивным. Филипп выпрямился, подтянул под себя ноги и обхватил их руками. Он насмешливо поглядывал на сестру.
– Никак не могу взять в толк, что ты нашла в этом Альбере Летерпе? Неприятностей он тебе, конечно, не принесет, только кучу детей – и скуку.
– Это будет зависеть от меня.
Оба рассмеялись, хотя Каролина прекрасно понимала, что его хорошее настроение было наигранным. За ним чувствовалось отчаяние и смятение. В руках она все еще держала узелок, брат, наконец, взял его и развязал.
– Вчера целый воз, сегодня еще один. Ты что, решила меня на убой кормить?
– Запасы тебе понадобятся. Сегодня мы уезжаем в Париж.
Каролина ожидала замешательства или вспышки гнева. Своей вспыльчивостью Филипп превосходил даже отца. Однако брат откинул голову назад и расхохотался.
– Генерал Фредерик Огюст де ля Ромм-Аллери бежит! Ну, наконец-то хоть что-то человеческое! Прекрасно! Старик начинает вызывать у меня симпатию!
– Мы не бежим – отец нужен в Париже.
– Знаю-знаю, моя маленькая героиня! В нашей семье есть только один трус – это я! И как я только мог вообразить, что отец, наконец, раскусил страдающего манией величия корсиканца.
Серые глаза Каролины сузились и потемнели.
– Благодаря этому корсиканцу без роду и племени имя Франции будет…
– …бессмертным и так далее, и так далее, – перебил ее брат. – Твоими устами говорит отец! И вообще все женщины неравнодушны к гениальным чудовищам.
– Помолчи! – Каролина рукой зажала ему рот. Теперь и Филипп услышал какие-то звуки – легкое позвякивание, будто металлом по камню. – Мне надо идти.
Она повернулась, но Филипп удержал ее. Не говоря ни слова, он обнял сестру и поцеловал ее в лоб.
– Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. – Его голос был нежным и проникновенным.
Каролина вышла из кельи, машинально повернула ключ в замке и положила его в карман. Потом на цыпочках начала спускаться по винтовой лестнице навстречу странным звукам. Толстый ковер, которым мать когда-то приказала покрыть ступеньки, скрадывал ее шаги. Каролина дошла до бокового прохода, ведущего на хоры часовни замка. Теперь она не сомневалась, что звуки доносились именно оттуда. Отодвинув засов, она со скрипом отворила тяжелую дверь, под ее робкими шагами жалобно отозвались половицы. Снизу пробивался слабый свет, и она вдруг увидела, как из-за алтаря появилась высокая костлявая фигура отца с коротко остриженными седыми волосами.
– Каролина? Ты?
Она спустилась по крутой лестнице и вышла к органу. Каменная часовня замка Розамбу была старинным сооружением романской эпохи, остававшимся неизменным в течение шестисот пятидесяти лет: купель из красноватого гранита, сводчатый потолок из красного камня, на котором всегда красовался герб графа де ля Ромм-Аллери – роза и меч, хоры с потускневшими фресками и черная поблескивающая базальтовая глыба, служившая алтарем. Единственным украшением алтаря был золотой крест высотой в семьдесят пять сантиметров, отделанный драгоценными камнями. Человеку, входившему в церковь, алтарь не был виден. Свисавшие с боковых стен над крестом четырнадцать знамен полностью закрывали его. Это были знамена четырнадцати сражений, в которых граф одержал победу для Наполеона.
