— Приветствую брата во Христе, — сказал Михаил, — Крум или как ты сейчас зовешься?

— Симеон, — усмехнулся болгарин, — такое имя мне дал ваш жрец.

— Симеон, архонт болгарам, — кивнул император, — неплохо звучит. Надеюсь, ты посетишь столицу, чтобы разделить со мной триумф на ипподроме?

— Почту за честь, — склонил голову новоявленный царь, — хотя не знаю, стоит ли оставлять новые земли надолго без присмотра. В Трансильвании еще сидят назначенные Эрнаком наместники — и не все они уразумели, что у них теперь новый владыка.

— Поймут, — махнул рукой Михаил, — и очень скоро. Время авар прошло — здесь и где бы то ни было, а их держава больше не возродится никогда.

В тронном зале Скитинга было необычайно людно — не каждый день король-император Редвальд, посещал стольный град королей Тюрингии. Вместе с молодым владыкой прибыли и его жены — королева Британии Энгрифледа и пророчица франков Брунхильда из рода Меровингов. Третья же его супруга, Теодезинда из Фризии, находилась на сносях в Дорестаде. Девушки восседали по обе стороны от Редвальда, смотря на толпившихся перед ними герцогов и князей, собравшихся, казалось, ото всех народов, подвластных молодому императору: саксы, сорбы, бавары, франки, велеты. Особняком находилась группа людей в причудливых нарядах — одни, такие же германцы и славяне, как и подданные Тюрингской империи, другие — смуглые и скуластые, с раскосыми темными глазами и завитыми в косы черными волосами. От имени всех аварских беженцев сейчас говорил гепид Гелемунд, стоя перед Редвальдом.

— Нам не к кому больше идти, — говорил он, — никто, кроме короля Тюрингии не может нас защитить от ромеев и болгар. От лица лучших людей каганата, во имя дружбы, что издавна скрепляла наши народы, я прошу принять нас в подданство империи...

Редвальд переглянулся с Энгрифледой, а та, усмехнувшись, хлопнула в ладони:

— Дорогу королеве Аварии!!!

Толпа перед троном расступилась — и в зал, в сопровождении нескольких стражников, а также пожилой няньки из фризов, вошла темноволосая девочка, лет пяти, настороженно смотря на толпу взрослых. Одетая в слишком большое для нее черное платье, расшитое золотыми грифонами, она ступала мелкими шажочками, чтобы не запутаться в подоле. В виде грифонов были сработаны и сережки оттягивавшие уши ребенка. Девочку подвели к трону и Редвальд приказал поднести ей небольшое кресло.

— Моя племянница, Власта, — сказал он, — дочь моего брата Крута и двоюродная сестра кагана Эрнака — кому как не ей править сейчас аварами? Разумеется, под присмотром достойного регента и до того, как мы подберем ей достойного мужа.

— И кто будет этим регентом? -напряженно спросил Гелемунд.

— Это я еще не решил, — пожал плечами Редвальд, — посмотрю на тех из вас, кто отличится в грядущем походе.

— Каком еще походе?

— На днях Айстульф, герцог Тридента, выразил желание перейти под мою руку. Он христианин, но не особо крепок в вере, а уж его подданные и вовсе верят кто во что горазд. В общем, я хочу взять Тридент, а заодно прибрать к рукам все земли что с ним рядом, вплоть до моря. Аварские владения там были рядышком — может, среди вас есть кто знакомый с тамошними краями?

— Ваше Величество, — Гелемунд рванулся навстречу поднявшемуся с трона Редвальду, за ним последовали и остальные, наперебой стремясь доказать королю свою полезность. За этими спорами все забыли об одиноко сидевшей Власте, растерянной и несчастной.

— Власта, — громким шепотом позвала ее Энгрифледа, — иди ко мне!

Она похлопала по трону возле себя и девочка, опасливо покосившись по сторонам, нерешительно подошла к королеве.

— Садись рядом, — сказала бретвальда, — и не слушай их — она пренебрежительно махнула в сторону спорящих мужчин, — сейчас они будут так орать до утра. Лучше, хочешь, я расскажу тебе одну историю? Об одной девочке, что была немногим старше тебя, когда ей впервые сказали, что скоро она станет королевой.

С расширенными глазами Власта слушала, словно завороженная, впитывая как губка все, что говорила рыжеволосая королева.

Хмурое серое небо, то и дело проливалось моросящим дождем и сильный ветер пригибал к земле высокие травы, однако Ярополку, даже обнаженному по пояс, совсем не было холодно. Сейчас он стоял на коленях, поверх расстеленной по траве бычьей коже, привязанный за руки сыромятными ремнями к вбитым колышкам. Над его головой слышался свист: двое мускулистых, также голых по пояс воинов, — славянин и мадьяр, — раз за разом с оттягом хлестали его плетью, с каждым ударом оставляя на коже красный след. Били, впрочем, вполсилы, едва-едва до крови, хотя в умелых руках такая плетка могла рассечь мясо до кости, а то и вовсе вышибить дух. Вокруг же, внимательно наблюдая за истязанием, стояли мадьярские дьюлы и славянские князья, а также самые уважаемые люди иудейской общины — богатые торговцы и менялы. По их обычаю Ярополк уже подвергся не совсем пристойной, но весьма необходимой церемонии — и Саломея лично совершила кровавое действо собственным, прокаленным на огне, ножом. Сейчас же молодого человека посвящали по обычаям других его будущих подданных, впервые в истории выбиравших великого князя Трех Народов.

Ярополк уже знал о смерти Эрнака и сестры — о том, что в походе на юг их не ждет ничего хорошего говорили все видения и гадания, что славянских волхвов, что мадьярских талтошей, что иудейских мудрецов. Поэтому Ярополк так и не перешел Дунай — и даже Кувер, вместе с остальными аварами, не стал ему возражать. Знал молодой человек и то, что оставшиеся между Дунаем и Тисой авары уже кинулись на поклон к Редвальду. Последняя призрачная надежда когда-нибудь занять трон Тюрингии растаяла как рассветный туман — оставалось только удержать в руках то, что само шло в руки, пусть даже и разделив власть с пронырливой парочкой — иудейской колдуньей и древлянской волхвиней, упорно проталкивавших его в князья. Ярополк уже обручился с Саломеей по обычаям ее народа, обменявшись серебряными кольцами, покрытыми черными закорючками чужого письма, и распив кубок вина под семь благословений. Чуть позже и Мустислава, которой будущий князь отдал жабий амулет сестры, устроила его свадьбу с княжной Преславой. Оставался самый последний обряд,.

Последний раз оба кнута ударили одновременно, — куда сильнее, чем прежде, так что Ярополк, стиснув зубы, едва сдержал стон боли. Мустислава, скользнув вперед, смазала его раны щиплющим травяным настоем и, набрав полные руки сырой земли, посыпала им волосы юноши, а затем брызнула ему в лицо водой, набранной в Славутиче.

— Вверху Перун-Громовержец, внизу Велес-Земледержец, — произнесла она, — а посреди — сама Сыра-Земля, Мать-Мати наша. Именем же ее во славу Леса и Степи, володей же нами, Ярополк, Черный Княже Как Трехликий-Темный все три мира обнимает, так и ты Господарь, да сплотишь три племени в одно — славное, грозное, непобедимое.

Ярополк наклонил голову и волвхиня повесила на нее серебряный обруч в виде змея, с волчьей головой, кусающего себя за хвост. Одновременно Ниско с поклоном подал ему меч Чернобога и молодой князь, вскинул его над головой, наслаждаясь прогремевшими со всех сторон многогласным кличем.