Никем не замеченная ляпа на курсовом не даёт мне успокоиться, пересматриваю этот чертёж и вижу, что ничего не получается хорошего, если под фундаментами нарисованного будет мерзлота. Дома покроются трещинами, появятся просадки, переходы обрушатся. То, что я изобразил, — ошибка! Решение, как строить на мерзлоте, надо ещё разыскать! В Москве строят высотные здания, этакое кремлеподобное со шпилями и скульптурами. Кирпичом и раствором на тачках не обойдёшься — кусочки стен украшены барельефами, скульптуры делаются где-то, привозятся и монтируются на здании. Идея подхвачена, и простые дома начали складывать из блоков, а блоки кирпичные, выкладываются внизу, на площадке. На некоторых стройках эти блоки, их назвали панелями, изготовляют на своём заводе из специального бетона. Новенькое всегда интересно, сборка проще кирпичной кладки, сокращает время. Железобетонные панели давно делают на заводах, там же начали делать и панели стен. В институте принялись изучать конструкции, я заинтересовался расчётом и монтажом панелей. Вдалбливанием в наши мозги, как работать с деревом, рассчитывать и конструировать железобетон, где и как применяется стальной профиль, наполнены оба семестра, с осени и до весны.

Летом мужикам не производственная, а военная практика. Выдали униформу, пилотки, рассчитали повзводно, разместили в палатках. Сортиров нет, для этого позади палаток выкопана канава, глубокая, перед отъездом закопаем. Там же «рукомойник» — жестяной короб с краниками. Утро, подъём, все гурьбой выбегаем к канаве и рукомойнику — зрелище отменное, незабываемое! Начинаем с построений: «На первый, второй рассчитайсь, ряды сдвой! Шагом марш! Правое плечо вперёд, пря-а — мо!» к месту приёма пищи.

На занятиях по подрывному делу один тощий высокий студент берёт в рот взрыватель, чтобы прижать вставленный туда шнур. Взрывник-подполковник белеет, спокойно подходит, аккуратненько вынимает этот взрыватель изо рта верзилы и зажимает шнур. Ничего не говоря, привязывает взрыватель к берёзке и поджигает шнур. «Теперь, му… к, посмотри, что могло приключиться с твоей шеей». Бах, и верх деревца отлетает в сторону. Подполковник этот учит нас делать заряды, устанавливать мины и ловушки — он прошёл всю войну и всё время повторял: «Сапёр ошибается только один раз!»

Начальник военной кафедры полковник Агроскин, специалист по переправам, говорил «Вы, лейтенанты, должны всегда помнить, что на переправах вы командуете, стоя спиной к врагу, вы мишень, поэтому заранее определитесь на месте».

Лагерь на берегу Вуокси, в реке и около — остатки войны. После отбоя мы на реке купаемся и собираем сувениры, в том числе валяющиеся патроны. Насобирав их, однажды вечером зажгли костёр и побросали туда эти патроны, то-то началось: пальба, пули свистят, искры летят — война! Начальство примчалось… Догадываетесь? Но лейтенантов из нас всё-таки сделали.

С конца лета 51-го и до осени 52-го делаем дипломные работы и готовимся к их защите. Мой дипломный проект — крупнопанельное студенческое общежитие. Приходят представители разных организаций, высматривают кто им подойдёт, чтобы заранее дать заявку на «специялиста». Ко мне пришли от только что организованной проектной группы крупнопанельщиков, познакомились, пригласили в свою контору, сказали: «Вот здесь будет твой кульман», — понравились им мои подходы в дипломе. Потом, правда, мой куратор-профессор, что покритиковал давеча мой курсовой, проверив мой диплом перед защитой, сказал: «Только потому, что это новое, прогрессивное, индустриальное решение, не буду писать об ошибке — вот здесь, на этой оси, ты пропустил опору, построенное по этому проекту здание рухнет ещё до сдачи в эксплуатацию, но желаю тебе успехов в этом начинании и будь теперь повнимательней».

Диплом прошёл «на ура», но судьба (??) распорядилась по-другому, об этом потом, а сейчас я сказал своей прекрасной подружке Нине: «Мы столько лет знакомы, всё друг о друге знаем и скрываем от всех, и от себя очевидное, что мы друг друга любим. Давай же поженимся!» Нина приходила подкрепиться — я специально для неё, к её приходу, готовил покупной в Гастрономе шницель с зелёным горошком из банки. Мне уже было понятно, после того, что стало известно, кто и где мой отец, распределение моё будет не из лучших. Мы с Ниночкой поженились, вопреки желанию её дяди, в марте и, конечно, не без приключений. Паспорта наши пришлось спрятать от дяди — жили мы уже у меня, Мишка уехал к своей долгожданной, а у нас началось счастливое предновобрачное время. Пошли мы в ЗАГС, но оказывается надо платить 15 рэ! Вышли на Невский, стоим, вдруг видим, идут Фима с Ирочкой, тоже недавно поженились. Мы к ним: «Фима, выручай! Одолжи 15 рэ — без этого не записывают!» Вернулись уже со свидетелями, записались, но долг так и не вернули. Пришло лето, и мы вместе с Фимой и примкнувшей к нам Ниной ездили в Москву и к Ивашову, и на Лубянку — просились помочь нам поехать на работу в Воркуту, тщетно. И тут, к нашей радости, почувствовали появление вскорости ещё одного «нас». Отрочество на этом и кончилось, впереди нас ждала другая, неизвестная пока, жизнь взрослых.

Начало совслужбы. Несмотря на то, что мой диплом был крупнопанельным, что было тогда ещё в самом зачаточном состоянии, я был направлен строить узкоколейную дорогу в архангельской тайге и поделом, не строй из себя умника, не указывай начальнику, что он допустил ляп. Видишь ли, у него в его книжице в одном месте написано, что Ленинградский силуэттакой уникальный только благодаря архитекторам, а в другом, чтоцарским указом запрещалось строить здания выше 11 саженей, поскольку Зимнего высота 12! Дураку бы промолчать, а он, как несколько позже М.Б.Х, решился указать на ляп.

Представители крупнопанельщиков, присутствовавшие на нашем распределении, поднялись и заявили: «Это наш, мы уже с его дипломом ознакомились, нам нужны такие». — «У нас есть другое мнение, Вам (мне, значит) предлагается три места на выбор — два в Архангельске и одно во Владивостоке». «Там собираются тоже заниматься панелями?» — сдуру спросил я, встал и ушёл. Женька был уже на выходе — Нина должна была родить его в январе-феврале, я просил разрешения не ехать под Новый Год, а дождаться рождения сына — так нет, поезжай, а не то… А тут врачей-евреев объявили убийцами. Нинин брат, прошёл всю войну хирургом, рассказал, как пришёл он к Вовси, куратору своей кандидатской, а на двери — бумажка с печатями. Пришлось мне, сыну каторжника, от греха подальше, подчиниться. Правду сказать, я нисколько потом об этом не пожалел, три года я жил среди по настоящему просто свободных людей, давным-давно сбежавших от крепостного рабства.

Встретили меня в Архангельском — так местные зовут этот город — радушно, поселили в главной городской гостинице с непонятным названием «Серый Горт», кстати, у этого города есть тоже спецназвание: «ДТТ — доска, треска и тоска». Как-то Нина, в очередной раз возвращаясь из Ленинграда, шла на своих шпилечках по этому архангельскому дощатому тротуару, шпилечка провалились в щелочку — «Мадама убилась!» — заорала какая-то баба.

Оформили, вызвали транспорт, и отправился я на присланном грузовике по снежной дороге вдоль речки «Северная Двина» к месту своего трёхлетнего существования. Помню, было очень холодно, небо под солнцем чересчур синело, сосны и ёлки, справа в тайге, звонко потрескивали, моё же велюровое модное пальтецо почти не согревало, и тут, неожиданно как всегда, не выдержало колесо и мы остановились! Водитель вышел с лопатой, разгрёб у этого колеса снег, набросал туда еловых лап и стал менять колесо. Гаечки он отвинчивал и привинчивал голыми пальцами — рукавицы лежали рядом, а когда он нагибался, видно было, под ватник ничего не поддето! Видя всё это, я вспомнил: «Гвозди бы делать из этих людей!» По этой дороге зимой потом часто приходилось ездить в Архангельск, в трест, вдоль реки, пока не появились самолёты ПО2, а летом — летом для этого у нас был катер — но ничего интересного по пути не попадалось, кроме этой Абрамовки, ну ещё может быть, «заезжего двора» — большого дома, в котором в любое время суток проезжий мог получить харч, водочку и ночлег с оплатой этого на «обратнем» пути. Пришлось и мне разок похарчеваться у них — была путина и подали нам на горячей сковороде свежеподжаренную рыбину — ничего подобного я не ел ни раньше, ни потом! Катер наш был довольно большой, с каютой, камбузом и рубкой со штурвалом. Была и антенна, и гудок, и фонари по бокам для отмашки, и даже спасательный круг!