Не знаю, что думает Зейд. По его лицу ничего не понятно.

Мужчина просто не отвечает мне.

- Заноси свои коробки внутрь. Быстрее начнём, быстрее закончим. – Открыто даёт понять, что не намерен обсуждать его присутствие здесь. Берёт в руки практически все коробки и идёт обратно ко входу. Мне остаётся лишь семенить за ним.

Я с него так просто не слезу, заставлю сказать мне правду.

- Зейд, я жду ответа.

- Слишком требовательная ты стала в последнее время. – Нет и тени улыбки. Знаю, как раздражаю его вопросами и своим упорством. Карабинер не привык отчитываться, он вообще любит немногословность и слепое выполнение его приказов.

Я иду за ним, пытаясь схватить мужчину на ходу за локоть и потребовать объяснений.

На середине пути перед нами вырастает бледная Ирина Михайловна, главный монстр из прошлого. Я замираю и делаю глубокий вздох. Когда ехала сюда, не думала, что увижу её. В глубине души надеялась, что она больше тут не работает.

Директриса бросает беглый взгляд на Зейда, потом на меня. Успели познакомиться. Вот, значит, как.

- Добрый день. – Чеканю холодно, пытаясь совладать с эмоциями. Меня жутко распирает от количества вопросов. – Я хотела угостить детей сладостями.

Жду, когда она что-то скажет противное, ужалит своим мерзким языком.

- Проходите. – Кивает сухо она, опуская глаза. Из груди невольно вырывается смешок. Она такая покладистая из-за Зейда, точно не из-за меня. Видимо Карабинер сюда уже запустил щупальца и построил её. Только на что он давил? Что ему нужно?

- Да? Господин Хегазу уже представился Вам? – спрашиваю её дерзко, глядя на ничего не выражающее лицо Зейда. У Карабинера только глаза темнеют, становятся бездонными колодцами, в холоде вод которых можно насмерть заледенеть. – Что хотел? Чем угрожал?

Директриса переводит взгляд на Зейда, вижу, как спрашивает без слов, что ей ответить.

- Пойдём к детям. – Строго говорит Зейд, с лёгкостью удерживая тяжёлые коробки практически одной рукой. – Не устраивай сцен в коридоре.

- А я не имею права знать, о чём мой муж говорил с моей воспитательницей? – Цежу, сжимая кулаки. Что если Зейд искал причину моего бесплодия здесь?

- Наташа… - Пытается вставить слово директриса.

- Не лезьте… - Затыкает ей рот с неприкрытой ненавистью Зейд. От его тона и давления мы обе делаем шаг назад. Ирина Михайловна бледнеет, что-то шепчет несуразное и сбегает. А я теряю браваду и всю смелость. Вспоминаю, что, если он захочет, переломит двумя пальцами.

Зейд разворачивается на пятках в сторону детских комнат и идёт туда, чтобы раздать сладости. Мне остаётся лишь молча пойти за ним. Ни на секунду нельзя забывать, кто такой Зейд. Расслабишься и не досчитаешься позвонков.

Мы быстро раздаём сладости, я старательно улыбаюсь при детях и делаю вид, что всё хорошо. Зейд мало, что говорит, смотрит на детей задумчиво сверху вниз.

Одна девочка подходит к нему и трогает аккуратно за колено, засматриваясь на него. Трудно определить её точный возраст, она очень худенькая, почти измождённая. На руке желтеет синяк.

- А Вы актёр? – спрашивает у него, разглядывая с восхищением Зейда. Он садится на корточки, чтобы быть с ней одного роста. Девочка касается его лица, проводит пальчиком по горбинке носа. – Вы очень красивый.

- Ещё тот, постоянно кого-то изображаю, то полицейского, то просто доброго парня. – Она в силу возраста не понимает его умора, детское лицо озаряется, и я чувствую, как у меня начинает сосать под рёбрами. Не могу заставить себя даже моргнуть. – Откуда это?

Он проводит рукой вдоль синяка, не касаясь руки, невесомо очерчивает. Глаза грозного сирийца темнеют.

- Упала.

- На чей кулак? – Внутри всё сжимается. Меня умиляет наблюдать за Зейдом, неожиданно он вполне естественен с детьми, нет грубости и жестокости, колющего холода. А ещё, в этой девочке я вижу себя. Кажется, я сама так тянусь к Зейду, чувствуя силу, способную защитить от всех бед.

- Ни на чей. – Отвечает девочка, опуская глаза, но не выпуская его лицо из рук, цепляется как за спасательный круг. – Я сама.

- Врать не хорошо. – Качает головой мой спутник. – В следующий раз, когда будешь падать, сожми правую руку в кулак и бей в ответ!

- Ты так и не скажешь, зачем ездил в детский дом?

- Врать я не люблю, а правду сказать не могу. – Отвечает непринуждённо мужчина, забрасывая лёд в стакан. На Зейде остались только одни брюки. Босой и дико сексуальный он притягивал к себе взгляд магнитом. У меня запершило в горле от этого эротичного зрелища.

Я сидела на диване и нервно раскачивала ногой.

Карабинер не предпринимал никаких попыток сближения со мной, не трогал, не говорил ничего распутного, вёл себя образцово. Нельзя было даже сказать, что он голоден и хочет секса. В мою голову стали даже закрадываться мысли, что он находит секс на стороне.

Это единственное объясняло причину, почему он так долго держится.

Даже мои нервы давали сбой.

- Почему не можешь? – Кривится, оглядывается и смотрит на мои попытки удержать себя в руках. Отсутствие секса сказывалось и на мне, я стала дёрганая вся.

- Дать тебе выпить, чтобы успокоить нервы? – спрашивает он, откровенно веселясь. Зейда забавляли мои душевные терзания. Он всегда читал меня как раскрытую книгу, и сейчас, конечно же, догадывался, что меня распирает от желания прижаться к идеальному прессу, ощутить тяжесть его тела. – Ты совсем в родном городе потеряла покой.

Одного дня в Ярославле мне оказалось достаточно, чтобы понять, что возвращаться сюда я не хочу. Тут не было близких мне людей, ничего больше не связывало меня с этим городом, а наоборот – напоминало о прошлом.

- Почему бы и нет. – Поднимаюсь на ноги и подхожу к Зейду. – Я тоже буду виски.

Почти не пью такой крепкий алкоголь, пробовала его пару раз в жизни. Прошу, потому что знаю, что Зейд откажет, он не любит, когда женщины пьют, но он наливает полный стакан и протягивает мне. Играет со мной.

Несколько секунд я смотрю на массивный стакан и не знаю, что делать. Не осилю его просто. Но потом решаюсь, беру и делаю несколько глотков. Горькая жидкость тут же обжигает, кривлюсь, не понимая, как это можно пить. Зейд улыбается. Улыбка его больше напоминает оскал, но я знаю, что ему весело наблюдать за мной.

Специально дал, наказывая за выбор.

Ему на зло делаю ещё глотки, чувствуя, что с каждым новым пьянею всё сильнее. Начинает казаться, что ноги сейчас откажут, и я упаду.

- Хватит. – Зейд останавливает меня голосом, отбирает стакан и допивает его содержимое. Его присутствие усугубляет опьянение, он как наркотик. – Ведёшь себя как ребёнок.

- Я уже не ребёнок. – Язык меня плохо слушается, еле ворочаю им во рту. Зейд берёт свой стакан с виски и садится в одиночное кресло, а я так и остаюсь стоять у бара в центре комнаты.

- Разве? – спрашивает он с насмешкой. – А мне кажется, ты как маленькая девочка с синяком на руке. Выглядишь старше, а по развитию, точно, как она.

- Грубиян. – Не могу сдвинуться с места, боюсь упасть. Перед глазами всё плывет. Я и вправду выпила слишком много. Чувствуя, как меня не слушаются ноги, сажусь на толстый ковер. Плюхаюсь попой и прижимаю к груди ноги. На мне шорты и топ, ничего вызывающего, но глаза Зейда начинают лихорадочно блестеть. – От тебя не дождёшься доброты. Ни капли.

Невольно скольжу глазами по голым стопам Зейда. У мужчин редко бывают красивые ногти и пальцы на ногах, а вот у него идеальные. Будто нарисованные.

Зейд мирно попивает виски из своего стакана и будто не замечает моего пьяного перфоманса.

- По отношению к тебе я очень добр. Мог бы свернуть шею за такую манеру разговора, а я сижу, слушаю тебя, терплю… — Вот значит, как, терпит меня. Какое великодушие. Кажется, за последние дни я уже раз сто попросила оставить меня в покое.

Становлюсь на колени и пытаюсь подняться, у меня плохо получается. Тело ватное и плохо слушается.