Я думал, что родителей Наты будет найти сложнее, но, как оказалось, многие знали правду. Она просто не доходила до детей.

Ната, как-то рассказывала мне, что её директриса терпеть не могла, придумывала изощрённые наказания и практически издевалась над девочкой. С другими детьми директриса была не так строга.

- Простите, мне так и не сказали, что Вас интересует и зачем Вы искали встречи со мной? – Она собрана и умна, а ещё хитра и жестока. Нет, точно не похожа на Нату. Прямая её противоположность.

Выгибаю бровь. Я решил, что ничего не расскажу Нате, ей не стоит знать кто её мама. По крайней мере сейчас, не тот период, чтобы открывать ей глаза. Иногда остаться в неведении намного лучше.

- Хотел попросить Вас сдать некоторые анализы. Список отправлю вам на почту. Будьте добры, пройдите обследование завтра же. – На лице женщины зависает недоумение. Она смотрит на меня как на психопата. Обратно надевает очки, видимо, чтобы разглядеть получше.

В каждом её движении я улавливаю нервозность, заносчивость и властолюбие. Она привыкла быть Богом в этом месте. Нравилось, что в её руках сосредоточен десяток жизней. И плевать ей было на то, что это дети, маленькие и нуждающиеся в защите.

- У Вас всё в порядке с головой? – строгий тон воспитательницы выдаёт её с потрохами. Она говорит со мной как со своим воспитанником. Значит, не так уж и умна. Не смогла сделать правильные выводы. – Или мне вызвать полицию?

- Ирина Михайловна, не люблю ходить вокруг до около, да и меня жена ждёт в номере. – Достаю из кармана сигареты. Последнее время меня всё чаще посещает мысль, что пора бросать курить, но никак не могу остановиться. Пагубная привычка из молодости. Успокаивает. Не позволяет распустить руки. – Я здесь, кстати, только из-за неё. Помните Наташу Комарову?

Женщина даже не бледнеет, только губы поджимает до синевы.

- Значит, помните. – Делаю затяжку. Чем больше говорю с женщиной, тем большим отвращением пропитываюсь. Эта сука сломала мою девочку, поместила её в отстойник, где многие годы над ней издевались. – Трудно забыть ребёнка, которого бросили.

Синие губы подрагивают.

Я навёл справки. Собрал информацию.

Ната родилась слабенькой и маленькой, врачи вообще не думали, что она выживет. А она проявилась стойкость и силу, случилось чудо, выжила. Из-за того, что с рождения была слабее физически, постоянно попадала в неприятности. Ей доставалось от всех: и от девочек и от мальчиков. Никому не нравилась малышка с тонкими ножками и большими голубыми глазами. Слишком правильная, неестественно улыбчивая и главное – не может дать сдачи.

Когда дети стали подрастать, мальчики стали замечать какая она красивая. Естественная. Изящная в каждой линии. И очаровательная. Ната просто не понимала, что выросла в прекрасного лебедя, она стеснялась своей худобы, большой груди и огромный глаз с белыми пушистыми ресницами.

В её личном деле было много интересных случаев: остригла себе волосы, упала и сломала руку, упала и разбила нос, рассекла губу, расцарапала себе спину и лицо… И на все издевательства «над собой» директриса закрывала глаза. Настоящие виновные не были наказаны.

Читая содержимое папки, я убеждался, что судьба вела Нату ко мне намеренно. Мне нужен был её свет, а ей моя тьма. Наивная малышка попала в когти Дьяволу. Классика.

- От меня Вы что хотите? – натянуто скрипит директриса. Она стучит неприятно рукой по столу.

- Сказал же, анализы. Список и клинику, в которым Вы можете их сдать, пришлю Вам на почту. Все расходы беру на себя. – Докуриваю, Тушу сигарету о землю в горшке. Окурок оставляю там же. – Не думайте, Ирина Михайловна, что это просьба…

- А кто Вы такой, чтобы мне приказывать? – спрашивает строго женщина, глядя на меня с неприкрытой ненавистью.

- Я тот, у кого есть папка на Вас со всеми махинациями, расхищением бюджета. Поверьте, там занимательный материал. Хотите обнародовать?

Сглатывает.

- Зачем Вам нужны мои анализы? Что с Наташей? – Напрягается. Мне хотелось бы увидеть участие на её лице, зерно любви к дочери, но там лишь интерес, зачем всё это нужно.

Ирина Михайловна ненавидела свою дочь, потому что не хотела ребёнка и не желала смотреть на ошибку своей молодости.

- Вас это не касается. Сделайте, как нужно всё. – Нате точно не нужно знать ничего про эту тварь. Пусть думает, что её мама умерла при родах или совершила ошибку по глупости, а теперь раскаивается. Иногда, так лучше.

- Вы же знаете, что она моя дочь. Значит, касается.

- Разве? – Вскидываю брови, делая вид, что удивлён. Хочу поиграть. – А в свидетельстве о рождение пусто стоит. Как неожиданно… Я думал, Ната тут как воспитанница жила, а оказывается она при матери тут… ох, как неудобно получилось.

Начинает часто дышать, оттягивает блузку, чтобы не покрыться противной испариной, свойственной такой толстокожей мамонтихе.

- Всегда знала, что она хорошо устроится. – Выдаёт Ирина Михайловна, продолжая меня поражать своей чёрствостью. – Рада, что подарила девчонке милое личико.

- К сожалению, на этом ваши подарки закончились. – Обрываю этот разговор. – Ирина Михайловна, сразу расставлю точки над «и». Вы мне не нравитесь, Ната не знает кто вы на самом деле. И я не хочу, чтобы узнала. Не нужно ей расстраиваться. Если же Вы решите расстроить мою жену, то просто уголовкой не отделаетесь. Я Вас раньше срока подкопаю к вашему покойному папе. Вы же любите навещать его на кладбище? Хорошее там место, спокойное. Вам понравится…

Поднимаюсь, не хочу заставлять Нату ждать.

- Захотите поиграть со мной и не сделаете как велено. Я притащу Вас в больницу силой. Поверьте мне, убеждать я людей умею.

Она сглатывает.

- Вы ошибаетесь. Дочери ещё один подарок я всё-таки сделала. Избавила её от такой матери как я!

Ната.

Карабинер даже здесь находит дела и пропадает на несколько часов без каких-либо объяснений. Раньше я бы проглотила всё молча, но сейчас внутри меня всё бунтует. Какие у него могут быть дела в Ярославле?

Я не знаю, чем заняться в отсутствие Зейда. Какое-то время сижу в номере, а потом решаю навестить детский дом, в котором выросла, принести сладости детям, что там живут. При мне там редко баловали чем-то вкусным. Даже мелочь может порадовать детей.

Заезжаю в магазин и покупаю коробки с печеньем и конфетами. Гружу это всё в такси и еду к серому зданию, отдалённо напоминающем детский дом, больше тюрьму.

Таксист помогает мне выгрузить коробки рядом с входом в детский дом и говорит, что я молодец, делаю доброе дело. Его замечание меня забавляет. Это говорит мне человек, что не решается даже помочь занести мне вещи внутрь.

И всё равно, настроение немного приподнимается. Надеюсь, что и дети обрадуются сладостям.

Поставив коробки на асфальт, я разгибаюсь, чтобы размять шею и поправить сумку. Замираю при виде высокой, сильно выделяющейся на общем фоне фигуре.

Сначала я не верю своим глазам, но потом успокаиваю себя. В Ярославле просто не может быть второго такого мужчины. Зейд. Точно. Это не галлюцинация.

Выходит вальяжно из главного входа и закуривает. Лениво затягивается и проводит рукой по волосам. Только он может так курить. Мужчина поднимает голову и только тогда замечает меня в нескольких метров от него.

Я стою обескураженная, не понимаю, как понимать всё это. Он что пробивает моё прошлое? Зачем? Хочет убедиться, что я достойная его кандидатура?

Нервно сжимаю и разжимаю руку. У меня много вопросов и нет ответов на них.

Карабинер подходит ко мне в плотную, его глаза не дают мне ответы, лишь путают.

- Я просил тебя подождать меня в номере. – С укором говорит он, вынуждая меня рычать от негодования. Он сейчас не в праве так говорить со мной. – Что ты тут делаешь?

- У меня тот же вопрос. Что ты тут делаешь? Пробиваешь моё прошлое? – Густые брови насмешливо изгибаются. Значит, промахнулась. Неожиданно меня озаряет. – Хочешь усыновить ребёнка?