Да, он прав. Мы похожи. Сильно похожи. Упорством, целеустремленностью, безжалостностью в достижении собственных целей. Только если центром его мира являются деньги, то мой крутится вокруг любимой женщины, за которую я готов порвать голыми руками.

– Твоя дочь стала соучастницей уголовного преступления. Похищение человека. От пяти до пятнадцати лет лишения свободы. Как тебе такой расклад? – отталкиваюсь от стола и выпрямляюсь. – И я посажу ее. Проследив, чтобы ее судили по всей строгости закона.

– Что? – на пару тонов проседает голос отца.

– Предполагаю, что не за спасибо, а за приличные бабки, спевшись со Шляпиным. Гендиректор “Олир-групп”, слышал про такого? Слышал. Я уверен. Это твоя земля, на которую без разрешения он бы сунуться не посмел со своими отелями. Какой размер был у тех отступных? Миллионы? А скольких “несогласных” вам пришлось “устранить” на своем пути? Десятки? Более того, я знаю, что тебе стоит только щелкнуть пальцами, и Шляпин окажется в этом, сука, кабинете.

– Я не позволю тебе закрыть Ольгу! Какой бы она не была сумасбродкой – она моя дочь!

– Эта сука похитила мою женщину! – припечатываю со всей дури кулаком по столу. – Женщину и моего ребенка! Слышишь, что я тебе говорю?! Из-за этой твари жизнь моего еще не родившегося малыша, твоего внука или внучки, сейчас висит на волоске! Так что сейчас же бери этот гребаный телефон и звони своей дочери. Иначе я ее убью. Промахнусь при задержании, всадив пулю ей в лоб. Клянусь.

Отец меняется в лице. Впервые за тридцать с лишним лет, я вижу, как он бледнеет. Маска безразличия сыплется на глазах. Значит, осталось в его жизни еще что-то святое? Фантастика! Денис Георгиевич напрягается. Отзеркалив меня, поджимает губы:

– Ребенка? Твоя… Антонина, она что, беременна?

– Представь себе. И если вот здесь, – тычу отцу туда, где у нормальных людей бьется сердце, – осталось еще хоть что-то человеческое, ты сейчас же наберешь Ольге, понятно? А потом оторвешь задницу от своего дорогого кресла и выдашь мне все явки и пароли этого Шляпина.

– Не смей мне указывать, сопляк!

– Помоги мне вернуть мою женщину в целостности и сохранности, и возможно однажды я вспомню, что у меня есть семья помимо Русланы и Тони.

Глава 44

Нина

– Ох, сдохнем, Нинок, в этом подвале, и никто нас не найдет…

Пессимист хренов.

– Ауч, Тони! – шипит Кулагин, отбивая мою руку, которой я только что его стукнула. Хорошенько так засандалила куском изодранной футболки. Моей, между прочим! Которую пришлось снять и разорвать на тряпки, оттирая кровь с побитого братца.

– Заткнись, придурок!

– Че это?

– Слишком много болтаешь.

– Разве я не прав? Ай…

Каждое его движение болью отдается в потрепанном теле. Уроды. Моральные уроды! Нет, Кулагин тоже не святой человек. Вот только он, в отличие от этих головорезов, безобидный, как букашка.

– Не прав. Я не собираюсь умирать. В отличие от тебя, у меня слишком большие планы на эту жизнь, – фиксирую пальцами лицо брата, – не шевелись. А то промахнусь и нечаянно выколю глаз.

– И какие же? Планы, я имею в виду. Ш-ш-ш, блин, да ты можешь осторожней?! – дергается, когда я случайно давлю на наливающийся отвратительным фиолетовым цветом синяк на его скуле.

– Не могу. Заслужил! А по поводу планов, я планирую стать идеальной женой и любящей матерью, как минимум. А это, как ты понимаешь, сложно сделать с того света.

– Женой-то понятно, а матерью… Погоди! Ты? Так вы с Волковым…? У меня что, будет племянник?!

– Моему ребенку такой дядя – наркоман и игроман – не нужен. Вот пролечишься, встанешь на ноги, найдешь работу, тогда возможно. А пока… это звание надо заслужить, Кулагин. И тебе до него, как до луны.

– О-о-о, ого! – загораются глаза Игната. – Это… это же! ВАУ! – дергается и тут же морщится. – Ох, клянусь, как только выберусь… если выберусь… покончу с этим!

– Выберешься. Куда ты денешься, – сиплю и поджимаю губы, беззвучно давя в себе приступ боли. Она так и возвращается периодически. Но я упрямо гоню ее прочь.

– Мы оба отсюда выберемся, – договариваю, немного погодя. – А потом я хорошенько надеру тебе задницу.

– Если после встречи с твоим Волковым от меня хоть что-то останется, то милости прошу. Я весь твой, сестренка.

– Ты прав. Встану в очередь.

Мы переглядываемся, с губ срывается нервный смешок. Да, мы определенно не потеряли твердость духа и сохранили капельку оптимизма, раз все еще способны были хотя бы улыбнуться. В нашем-то плачевном положении.

Хотя улыбалась только я. Для Кулагина, с его разбитым лицом, это была непосильная задача.

Отложив тряпку, я устало уселась на пол. Плечом к плечу с Игнатом. Привалилась спиной к стене, подтягивая к груди ноги. Будто это помогло бы заткнуть боль. Живот ныл. Едва “слышно”, но не переставая.

Потерпи, мой хороший. Чуть-чуть потерпи. Папа уже рядом…

Уперлась затылком в холодный бетон и стиснула зубы, зажмурившись.

Кто бы знал, как мне страшно…

Я хочу домой. К Вику хочу. Обнять его хочу. Сказать, как я сильно его люблю, хочу. Надышаться им хочу. А еще тысячи раз извиниться за свою слабость, глупость и за все то, что наговорила вчера ночью. Столько слов сейчас крутится на языке, дай мне волю – не замолкала бы сутки! Только бы Волков был рядом. Слушал и слышал. Обнимал, целовал и шептал, что все у нас будет хорошо. Успокаивал. У него это получается лучше всех. Всегда.

Я такая страшная эгоистка. Издержки жизни в одиночестве. Думала только о себе! Как вообще меня можно было полюбить, с моим необъятным “я”? Сейчас вспоминаю лицо Волкова, прокручивая в голове ночь, и становится тошно. От себя и своего поведения. Только слепой не увидел бы радости в его глазах. Осторожной, полной неверия, но радости. Он на тест этот смотрел так, словно вся его жизнь в это драгоценное “беременна” заключена. А я? Даже вспомнить страшно, что я говорила. Фигура, карьера… И-ди-от-ка.

– Уф! – выдыхаю, сквозь зубы.

Я не знаю, сколько уже прошло времени с момента нашего “пленения”. Не знаю, который сейчас час. И вообще, могу только гадать – на улице день или ночь? Без часов и окна все происходящее слилось в одно пятно. Никто из наших похитителей так больше и не появился. Никаких условий, никаких требований, никаких… Ничего, в общем. И я уже не понимаю, хорошо это или плохо? Мысли в голове какие-то отупевшие. Сколько мы будем здесь торчать? Ожидание невыносимо. Нужно что-то делать. Хоть что-то!

– Ты получила? – нарушает гнетущую тишину Кулагин. – Мое письмо? Хотя раз ты здесь, значит, получила.

– Смешно, но да. Получила. Только ты сильно промахнулся с адресатом, – фыркаю и открываю глаза, устремляя взгляд в потолок. – Я не успела даже перенаправить документы, как меня схватили.

– О нет, – ухмыльнулся Игнат, – я знал, кому скидывать.

– Что это значит?

Игнат молчит. Слишком долго молчит, я не выдерживаю и смотрю на него.

– Что значит “я знал кому скидывать”, Игнат?

– А тебе не показалось странным, что между письмом и появлением сестренки твоего опера был слишком короткий отрезок времени?

– Короткий? – переспрашиваю, мысленно прикидывая.

По правде говоря, события закрутились так стремительно, что я даже и не думала об этом. На первый взгляд, все в моем похищении казалось более чем очевидным. У меня на руках оказались важные компрометирующие бумаги – меня решили убрать. Где тут искать подводные камни?

Но это только на первый взгляд.

– И правда, прошло всего минут десять-пятнадцать, не больше. Ох, черт! – выдыхаю, сердце ухает в пятки. – Она бы… они бы физически не успели все обставить так, что в кафе никто даже и не подумал им мешать.

– Угу. Чуешь, к чему я веду?

– Думаешь, это похищение было спланировано заранее?