– Не похищение, – качает головой Игнат. – Не думаю. Знаю.

– Что ты хочешь этим… – не договариваю. Кровь стынет в жилах, когда по взгляду брата я понимаю, “что” он хотел этим сказать. Она не собиралась меня похищать. Ольга собиралась меня… убрать. Совсем. Окончательно. Вычеркнуть из жизни брата и дочери. И от понимания того, как удачно я выпорхнула из практически капкана, который уже вот-вот готов был захлопнуться, меня начинает трясти. Волоски на руках встают дыбом. Меня обдает леденящим душу холодом. Я была в шаге от того, чтобы… умереть.

Я подскакиваю на ноги, нервно меряя шагами комнату:

– Бред! Но за что? Зачем? Я не понимаю, что этой стерве от меня было нужно? Где я перешла ей дорогу настолько, чтобы от меня избавляться? Что это: обида, ревность? К кому?!

– Уж “за что” и “зачем”, я тебе не скажу, но дерьма в ее голове еще больше, чем в моей.

С ума сойти! Нет, это просто… в голове не укладывается!

– А почему она тогда… – начинаю, голос неожиданно дрожит.

– Почему передумала убивать?

Хватаюсь за горло. Не могу озвучить. Просто киваю. Смотрю на Кулагина, прямо встречая его вполне осознанный взгляд. Только сейчас понимая, какая разительная разница между тем Игнатом, что я видела в клубе – неадекватным наркоманом, и Игнатом, что здесь, со мной, сейчас. Может, рано я на нем поставила крест? Он ведь барахтался по жизни. Из последних сил. Да, никто из нас не безгрешен. Да, он творил много глупостей. Но чем та же я лучше? Тоже “промахивалась”, только в другом. Может, его еще можно вытащить из того болота, в котором он тонет? Выбраться бы только отсюда живыми…

– Я удалил все документы с компа Шляпина, Тони. Удалил весь компромат. Теперь он есть в единственном экземпляре. У тебя.

Ноги подгибаются. Я не сажусь, я падаю на кровать. Кручу со всех сторон, все еще складывая фрагменты пазла в цельную картинку, пока, собственно, не понимаю одну важную вещь. Которую и озвучиваю:

– Ты меня спас.

Игнат молчит, а я продолжаю. Торопливо, почти шепотом, проговаривая больше для себя:

– Ты не бездумно лез в офис Олега, верно? Ты был подготовлен. Наверняка в одной связке с Лариным и его людьми, да? И ты мог скинуть документы ему. Ты должен был скинуть их ему! Передать информацию Леониду, а он, в свою очередь, тут же закрыл бы Шляпина. И тогда, с вероятностью девяносто девять процентов из ста, ты бы сейчас здесь, со мной, не сидел. Он бы вытащил тебя!

– Мог, – кивает Игнат. – Но в последний момент узнал, что тебя планируют убрать. Случайно. Подслушал. Насколько я понял, это инициатива сестрички Волкова. В общем, действовать пришлось быстро. Шляпин не дурак и не позволил бы тебя убить, пока доки, от которых зависит его жизнь, подвисли непонятно где. Мне оставалось их только перекинуть, снести жесткий диск, избавиться от телефона и сообщить об этом Олегу. Я все равно должен был ему до хрена бабок, и была вероятность, что меня прихлопнут. Так что…

– Кулагин, ты…

– Ты была права, Тони, – вздыхает двоюродный брат, – я позор семьи. Азартные игры, наркотики, алкоголь. С юношества как пошел по наклонной, так и качусь до сих пор. И тут, когда у меня появилась возможность сделать хоть что-то хорошее и правильное… черт! – почесывает разбитую скула Игнат. – Ох, только не говори Волкову, что это я колеса его тачки порезал, – посмеиваясь, съезжает с темы, – он меня убьет.

Я порывисто поднимаюсь с кровати и, усевшись с Игнатом рядом, обнимаю. Хоть это объятие и причиняет брату лишний дискомфорт, но впервые за много-много лет обнимаю. Вкладывая в них всю силу своей благодарности.

Не знаю, кто кого убьет, но совершенно точно я знаю одно: я ошиблась. Очень сильно ошиблась в собственном брате. И я рада. Искренне и эгоистично рада, что здесь и сейчас я не одна. Как минимум потому, что раз Кулагина со мной, значит, жив.

По крайней мере теперь понятно, почему и меня не трогают. Им нужна информация. Скорей всего, мой телефон, который выпал где-то в кафе, уже у людей Олега. Взламывают? Не знаю, но это дает нам время. Как много? Тоже можно только предполагать. Но надеюсь, достаточно, чтобы Вик и Ларин успели нас найти. А мы…

– То, что я тебе сейчас скажу – безумие, Игнат.

– Но?

– Нам надо отсюда сваливать.

– Ч-чего? Это не безумие – это самоубийство!

– Нужно выбираться. Я не шучу.

– Ты знаешь, где мы?

– Нет. А ты?

– Сумасшествие бежать оттуда, где ты элементарно не знаешь даже расположение дверей! Я тебе, как бывалый преступник говорю. Забудь. Порешают в два счета!

– Ой-ли! – начинаю суетливо маршировать вдоль голых стен, кусая губы.

Думай, Кулагина, думай…

– Я знаю этот особняк, Тони. И я тебе ответственно заявляю, что побег – дерьмовая идея! Он записан на одного из людей Шляпина, поэтому и искать его будут долго. Кругом лес и всего пара недостроенных домов. До города километров шестьдесят по трассе, за дверью куча вооруженных бандитов, а у нас даже ножа нет! Вопрос: ты рехнулась или решила свести счеты с жизнью?! Еще десять минут назад у тебя были на нее “грандиозные планы”!

– По крайней мере, мы попытаемся.

– Попытаемся что? Загреметь в гроб по-быстрому? Получить пулю в лоб?

– Ужасно звучит, – морщусь. – Попытаемся выбраться. Тем более, ты знаешь расположение выходов, ты сам сказал. А значит, не такое уж это и безумие. Где ближайший?

– В пяти метрах. За дверью коридор и прямо направо лестница. Их из подвала два. Выхода. Один сразу в дом, второй на задний двор. Оба наверняка стерегут. У-у-й, на хрен я тебе это говорю?! Нет, ты ненормальная! Это не я прокурил все мозги, а ты! Давай лучше не будем рыпаться и дождемся твоего грозного опера со своими спецами, пусть он сам все разрулит?!

– Ты сам сказал: искать особняк будут долго.

– Твой Виктор землю голыми руками перероет ради тебя. Не переживай. Уверен, уже начал.

– Я не переживаю. Я сидеть не могу. Сидеть и ждать: то ли нас будут пытать, то ли пристрелят, то ли еще чего покруче. А вдруг они уже добрались до документов? Вдруг уже сейчас идут сюда, чтобы избавиться от свидетелей? Надо бежать!

– Ты боевиков пересмотрела? Куда я тебе побегу в таком состоянии?! Я даже стою с трудом, Нин. Не делай глупостей. Не надо. Тебе надо думать о ребенке, и… – и что еще, Игнат не договорил.

Мы оба замолчали, переглянувшись. С другой стороны двери послышался шум. Возня. Суета. Разобрать, что там происходит, было не то что сложно – невозможно. Сколько ни прислушивайся – ни черта не слышно.

Сказать, что я напряглась, – не сказать ничего. Да и не я одна. Игнат, опираясь рукой на стену, кое-как поднялся с пола. Сердце у меня в груди колотилось, как сумасшедшее. Кровь пульсировала в висках. Страх подгонял адреналин, несущийся по венам. Не чувствуя больше ни усталости, ни боли, прежде чем я успела себя остановить, с губ слетело:

– Сейчас или никогда.

Оглядываюсь. Кулагин бледнеет. Смертельно. Ему страшно. Мне тоже страшно. Но времени на раздумья нет. Шорохи и крики становятся все громче и ближе. Сейчас либо мы, либо нас.

– Как ты собралась открыть дверь? – не стал спорить Игнат.

– К нам зайдут. И мы… – пошарила глазами по сторонам, – стул! Мы вырубим охранника. Заберем его оружие и свалим.

– Ты умеешь стрелять?

– Немного. Один из моих клиентов был бывший военный, открывший собственное охранное агентство. Подарочные курсы пошли на пользу. Так, давай! Ты привлекаешь внимание, я бью.

– Чем я его привлеку?

– Откуда я знаю?! Кричи.

– Что мне кричать?!

– Что тебя убивают. Игнат, не тупи!

Подхватываю табуретку, примеряясь. Тяжелая. Но самое главное – ножки металлические. Отлично! Хорошенько пару раз приложила деревянной сидушкой о стену, и стул разваливается. У меня в руках остается металлический прут. Таким убить – в два счета. Надо только как можно больше вложить в удар сил, а там… там спасительная лестница, лес и Вик.