Волков бледнее мела. Лицо напряжено, взгляд, устремленный в мою сторону… убитый. И убила его я. Своими словами, своими слезами, своим полным отсутствием радости. Уничтожила буквально, зная, как сильно он хотел детей. Наших с ним детей. Честно, клянусь, я даже пойму, если прямо в этот момент, прямо здесь и сейчас он решит от меня отказаться! Бросит, послав лесом вместе со своими бесчисленными “не”. Соберет вещи и уйдет, потому что да! Да, я такая! Я ненормальная, неидеальная, я… готова.

Но Волков не делает этого. Взять себя в руки дается ему непросто. По лицу вижу. И еще сложнее ему дается самообладание, с которым он жертвует таким радостным для него моментом ради того, чтобы успокоить меня, для которой эта ночь и этот тест стали маленькой смертью.

– Я понимаю, конфетка. Правда… это… это, блть, неожиданно, да! Но уже случилось. Ребенок есть, беременность есть. И это наше с тобой, понимаешь?! – подходит, в глаза смотрит, ладони на плечи кладет, сжимает. – Разве это так уж плохо? Что у наших с тобой чувств будет продолжение? Плохо?

Я отрицательно машу головой. То ли “да”, то ли “нет” и сама не знаю. Сиплю:

– Но не сейчас же… не вот так!

– Как так?

– Это… это должно было быть осознанно! Мы должны были решить, решиться, и… я не хочу, Вик! Не могу я! Я не готова… – морщусь, говорить получается с трудом. Стыдливо прячу взгляд, так как в голове крутится страшное слово – аборт. Оно бросает в холодный пот. Подгибает от страха колени. Это убийство. Это ужасно… Но, мамочки, как же мне страшно! И как же я запуталась!

Волков обхватывает ладонями мои щеки и заставляет снова посмотреть ему в глаза. Вряд ли я когда-то видела столько мольбы и боли в них одновременно. Они красные. Как и у меня. Вик, может, и не рыдал навзрыд, но внутри у него душа перевернулась – вижу, знаю. Челюсти сжимает, кадык нервно дергается, взгляд бегает по моему лицу, подушечки больших пальцев гладят растерянно. Зато его слова звучат решительно:

– Не вздумай, слышишь? Даже думать не смей. Я знаю, что тебе страшно, Кулагина! И мне, пздц, как страшно! Но еще месяц назад я о таком даже боялся мечтать, слышишь?! В тот момент, когда ты появилась в Сочи, даже в самых бредовых фантазиях я боялся заглянуть настолько далеко. А теперь ты хочешь избавиться от нашего ребенка? Это наша плоть и кровь! Наш маленький человек, ты понимаешь, что я тебе говорю? Не смей. Да, неожиданно, да, может, не вовремя. Но, мать твою, для такого никогда не бывает вовремя, конфетка...

– Я не справлюсь, Вик, – шепчу одними губами.

– Справишься.

– У меня работа, у меня переезд, у меня… жизнь, которую я не могу сейчас поставить на паузу из-за беременности. А потом? Представь, какой я стану? Страшной, толстой, и вообще я…

– Дура ты! – бросают мне в лицо от души.

– Да не могу я, понимаешь?! – кричу, до боли впиваясь пальцами в запястья Волкова. Царапаю его, оставляя следы от ногтей, не рассчитав собственных сил. Но Вик даже не дрогнул.

– Можешь! Все можешь и со всем справишься, ты сильная девочка!

– Не сильная я. Я трусиха, Волков! Трусихой всегда и была.

– Значит, я сильный, Кулагина. А тебе и не надо! Тебе надо просто любить меня и быть рядом, ясно? Нас двое. Мы через все пройдем вдвоем! Вместе. Я с тобой, здесь, сейчас и всегда, можешь даже в этом не сомневаться! Я люблю тебя больше жизни, я готов с тобой хоть в огонь, хоть в воду, хоть на луну, и ты это знаешь! Знаешь ведь?

Неуверенно киваю.

– Знаю…

– Мы поженимся, я на руках тебя носить буду. Все, что угодно, слышишь? Ты. Не. Одна! И одна никогда не будешь! Твои страхи – это глупости, которые просто надо победить.

– Я не смогу стать хорошей матерью, как ты не понимаешь? Я не знаю, что значит быть “мамой”, Вик, я потеряла ее, когда мне было всего пять! Пять! Совершенно маленький, потерянный, угрюмый и ненавидящий жизнь человечек! Ты подумал, а если со мной что-то случится? Если с нами что-то случится? Кому мы оставим нашего ребенка?

– Этого ты не можешь знать ни сейчас, ни завтра, ни через десять лет, Тони, – звучит уже мягче. – Никто из нас не знает, сколько нам отмерено в этой жизни, но это не значит, что нашему ребенку уготована такая же, как тебе, судьба. Мы оба здоровы, мы оба молоды, мы в состоянии поднять хоть целую футбольную команду, ну же, Кулагина!

Вик улыбается. Глаза на мокром месте, а он улыбается. Вот только я не готова разделить его радость. Меня, как в болото, засасывают собственные страхи. Они, подобно липким щупальцам, ползут из всех щелей. Окутывают, обнимают, обволакивают. Нашептывая ужасы, заставляют бесконечно крутить в голове “а что”, “а если”, “а как”. Их так много, что они сдавливают виски. Голова начинает кружиться. Сомнения утягивают меня в свою темноту, и картинка перед глазами неожиданно начинает плыть. А потом окончательно чернеет. Я падаю в первый в своей жизни обморок.

Глава 39

Виктор

– Сейчас для нее главное – покой. Желательно по максимум исключить все эмоциональные потрясения и стрессы. Потеря сознания и перенапряжение в ее положении – это плохо и может быть чревато неприятными последствиями. Думаю, вы это и сами понимаете, Виктор? – уже стоя на пороге, дает последние наставления врач скорой.

– Понимаю, разумеется. Исключить все раздражители – запомнил.

– Желательно, чтобы Антонина сейчас поспала. Лишний раз ее не тревожьте.

– Хорошо, спасибо вам за то, что быстро отреагировали, доктор.

Распрощавшись с бригадой медиков, закрываю дверь и возвращаюсь в спальню. Там, в ворохе одеял, укрывшись до самого носа, лежит Кулагина. Не спит. Чутко дремлет. Думаю, несмотря на усталость ни я, ни она в подобный момент уснуть не сможем. В голове слишком много мыслей, а в сердце противоречий. Это какая-то дерьмо-драма ночь! Если можно так сказать о ночи, когда ты стал самым счастливым человеком, при этом ухнув куда-то в бездну собственной души.

Опираюсь плечом на косяк и устало потираю лицо. Время – раннее утро. За окнами уже светло. Дождь так и не прекратился. Так и продолжает барабанить по крышам высоток и машин. Жители столицы разъезжаются по своим рабочим местам. Я на ногах без малого сутки. И это были жутко выматывающие сутки. Тело ломит, глаза режет. Только мозг, как заведенный, бесится в черепной коробке, не желая засыпать.

Присаживаюсь на край кровати. Тони лежит ко мне спиной, отвернувшись к окну. Такая маленькая и потерянная, что просто… млять. Порывисто заправляю прядь ее шоколадных волос за ушко. Она вздрагивает, но и дальше упорно делает вид, что спит. Не хочет разговаривать? Вероятно. Я могу ее понять. Задевает ли меня подобное после случившегося? Еще как. Где-то на физическом уровне скребет от ее недоверия. Но я готов наступить на горло собственной гордости. Все это херня! Буквально полчаса назад я, пздц, как перепугался…

Когда она у меня на глазах “поплыла”, медленно оседая на пол, думал, и сам кони двину от страха. Только что стояла, пригвождая к месту своим испуганным взглядом, и вот уже падает передо мной, как подкошенная. Без сознания. Никому не пожелаю пережить подобное. Мозг в такие моменты отключается напрочь! Первой в строю неизменно оказывается паника. Благо, ее телефон оказался под рукой, а руки на автомате вбили номер экстренной службы. Итог? Заключение врача – переволновалось. Плюс сутки без сна, перелет и насыщенный на эмоции день, который добили неожиданная новость и истерика. Конкретно этот обморок никаких страшных последствий для беременности не несет. Но если продолжить в том же духе – исход будет плачевным. И для нее, и тем более для мелкого.

Достаю из кармана брюк, которые натянул перед приездом скорой, положительный тест. За последний час я, наверное, уже с сотни раз крутил его в руках, вчитываясь в это “беременна”. И все равно опять сердце сжимается, а в глотке ком размером с теннисный мяч. До сих пор поверить сложно, что это правда. Только теперь я еще и боюсь. Радоваться. Эгоист внутри меня настолько хотел, желал, молил, чтобы предположения оказались правдой! Что после того, как увидел результат и чем закончилась истерика Кулагиной… короче, звездец какой-то.