– Знаю, что вы были вместе несколько месяцев.

– И все?

– Есть что-то еще?

– Мы не были вместе.

Сощурившись, я посмотрела на него.

– Что?

– Думаю, ты имеешь право знать. Попробуй набрать ее по фейстайму.

Я с недоверием взяла телефон и приложила палец к лицу Анны, широко улыбающейся на аватарке. Она ответила через несколько гудков. За ней был батут: она наблюдала, как прыгают дети.

– Привет, моя дорогая!

– Привет. Я с Шарлем.

Я повернула к нему камеру.

– Привет, Анна, я тут болтаю с Фабьеной. По-моему, можно рассказать ей, как все было…

– Эм… Ладно… Все рассказать?

Я почувствовала себя ребенком, при котором не хотят говорить на какую-то тему, но все равно говорят, только загадками. Я повернула камеру к себе:

– Так вы расскажете или нет?

Анна крикнула мужу, чтобы сменил ее, и зашла в дом. Почесав голову, она начала:

– Во-первых, Фаб, мы не то чтобы собирались что-то скрывать, просто не хотели тебя волновать, ты была не в лучшей форме. Я приехала поддержать тебя и заодно отдохнуть от работы, а еще я как раз только что познакомилась с Пэтом. Поскольку я уезжала в Квебек, мы решили, что сделаем перерыв и посмотрим, что из этого выйдет. А несколько недель спустя я увидела Шарля у вас на вечеринке.

Все это по-прежнему мало что проясняло.

– Окей, и?..

Шарль продолжил:

– И ничего. Мы пошли поужинать, и Анна сказала, что у нее уже кто-то есть.

– Но она все равно ночевала у тебя, нет?

Анна засмеялась.

– Потому что хотела оставить тебя наедине с Фредом. Твой маяк чудесен, но там тесновато!

Я быстро прокручивала в уме услышанное. Возникла тысяча вопросов.

– Вы никогда не были парой?

Оба рассмеялись и ответили одновременно:

– Нет же!

– Вы не целовались и не спали вместе?

Воцарилась тишина, и тут я все поняла. И по взрыву их смеха тоже.

Оставив телефон Шарлю, я вылезла из пикапа. Обошла дом и взяла ключ, который Этьен оставил на швейной машинке. Подбежал Шарль и отдал мне телефон. Я улыбнулась.

– Идем, я все тебе покажу.

Открыв дверь дома, я начала экскурсию.

– Видишь, тут пусто. Это гостиная. По батареям видно: все явно не вчера построено, да? Мне нравится это большое окно, вид прямо на реку, хоть она и через дорогу. Но, как видишь, окно уже старое. Зимой на нем, наверное, можно пиво охлаждать.

– Фабьена…

– А здесь столовая, но без светильника на потолке. Если ты задаешься вопросом, как им удавалось разглядеть, что у них в тарелке, то соседи тебе объяснят: раньше здесь собирались просветленные – очевидно, освещали друг друга естественным образом.

– Фабьена.

– А сейчас мы на кухне. Тут прекрасный вид на небольшую свалку во дворе, но это не проблема, все можно убрать. Большой плюс – если появится желание позаниматься шитьем на воздухе, на каждом углу есть и швейные машинки, и ткань. Кухонный кафель вызывает у меня ностальгию по семидесятым – мне почти хочется снова надеть брюки клеш. Ну, а тут ванная. Если нравится фисташковый цвет – это для тебя. Лично мне кажется, оттенок не самый подходящий. Здесь зал…

– Фабьена!

Шарль почти кричал.

– Что?

Мы стояли лицом к лицу в узком коридоре. Он расставил руки и уперся ладонями в противоположные стены. Я попыталась сделать то же самое, но мои пальцы не дотягивались до стен.

– Мы не хотели тебя обманывать.

– Знаю.

– Тогда… Почему ты ведешь себя как остервенелая риелторша?

– Потому что связи на одну ночь – я этого не понимаю.

Он, улыбаясь, сунул руки в карманы джинсов, ожидая продолжения.

– Я тоже хотела бы так уметь! Но как, если я даже не знаю, моется ли человек каждый день? Как можно согласиться на такой близкий физический контакт, как поцелуй, если к этому человеку нет чувств? Если я позволяю тебе поцеловать меня, значит, большая часть тебя уже живет в моем сердце. Представь, если я отдаю тебе свое тело! Как вы вообще это делаете? Что говорите друг другу наутро? «Как тебе приготовить яйца? Возьми вместо них меня?» Мне с незнакомым человеком даже на улице трудно завязать разговор. Что говорить о постели? А после…

Я глубоко вздохнула, прежде чем продолжить:

– Я понимаю, когда вы говорите мне, что не были парой. И я на вас не сержусь, делайте что хотите! Но меня злит мысль о том, что я бы из такой ситуации без последствий не выбралась. Как можно создать пару, если раздвигаешь ноги, прежде чем самому раскрыться другому человеку? Мне эта игра непонятна.

Кажется, за все время моего монолога он ни разу не моргнул. Я решила, раз уж зашла так далеко, пойду до конца.

– Может, эта игра непонятна мне, потому что я аутистка!

Я со смехом вскинула вверх обе руки, не ожидая реакции или ответа. После паузы я отвела взгляд и продолжила экскурсию.

– Еще можно говорить «синдром Аспергера». В моем больничном листе написано «высокофункциональный аутизм». Я сама путаюсь, поэтому просто говорю, что я аутистка. Так, здесь лестница на второй этаж и…

Поднимаясь по ступенькам, он перебил меня.

– И скажешь мне, что тут дверь, а за ней гостиная, точно как внизу, кухня с видом на мусорку и ванная зеленого цвета?

– Примерно так.

– Меня это вовсе не беспокоит, Фаб.

– Меня тоже, я так и сказала Этьену: я готова делать ремонт.

Рассмеявшись, он сказал:

– То есть я не против, что ты аутистка.

Я чувствовала себя нелепо. Закусив губу, я стала отколупывать кусок штукатурки на стене лестничной клетки, не зная, что сказать. Поблагодарить? Я просто ответила:

– Окей…

После этого я сменила тему, потому что не знала, что еще говорить.

– Начнем осмотр заново, как нормальные люди?

Мы облазили все углы дома, изнутри и снаружи, и закончили в шестнадцать минут шестого. Я собиралась позвонить оценщику, но Шарль уже увидел, что можно быстро отремонтировать. Мне хотелось поскорее поговорить с Этьеном – сесть и обсудить будущее дуплекса. Вариант перепродажи в мою формулу больше не вписывался.

Мне понадобились всего сутки, чтобы привязаться к этому месту. Я даже стала понимать, почему мама продала семейный дом ради переезда сюда. Конечно, это было во многом потому, что она хотела последовать за Марселем, но мне казалось, что пейзаж все же сыграл не последнюю роль. Я предложила Шарлю прогуляться до магазина и взять что-нибудь поесть и попить. Когда мы вошли в магазин, голос Жослена заставил меня подпрыгнуть.

– Ого! Какие люди! Как дела, Шарли?

Надо было раньше догадаться, что они могут быть знакомы.

– Привет, Жослен! А у тебя?

– Всё строишь?

– Строю!

Мы взяли творожного сыра, чипсов и пива. Жослен смотрел, как мы возвращаемся к прилавку, и я уже знала, что он собирается поболтать.

– Забавно, вчера ты спросила у меня, есть ли в округе врач, и я рассказал тебе о нашей желтой клинике. Так ты не знала, что это он ее построил?

Доставая кошелек, Шарль повернулся ко мне.

– Тебе нужен был врач?

Жослен поспешно ответил за меня:

– Нет, нет, не ей. Гуру, которому сломал нос ее брат!

Шарль недоуменно поднял брови, глядя на меня.

Жослен рассмеялся, отдавая Шарлю сдачу.

– Черт, вы что, только что встретились?

Мне хотелось сказать Жослену, что было бы интересно посмотреть, как он выглядит с закрытым ртом. По дороге обратно мне пришлось рассказать историю с Этьеном и Марселем. Шарль сказал:

– Да уж, настоящий псих.

– Который из двух?

Мы засмеялись. Я вслух извинилась перед Этьеном, хоть его и не было рядом.

Когда мы снова вошли в дом, я вынула бутылку вина, которую не допила накануне. Мы сели на лестнице поесть и посмотреть на пейзаж.

Второй вечер подряд Сент-Огюст облачался в оранжевую пижаму, готовясь ко сну. Оказалось, мне нравятся закаты, а ведь я всегда утверждала, что от них тоскливо – хоть вой. Мне бы хотелось иметь пульт, чтобы можно было сотню раз прокручивать этот момент, когда оранжевый свет вздрагивает в агонии, прежде чем за несколько секунд исчезнуть. Как ни грустно, он мне напомнил о моих пациентах, которые тоже проживали свой последний закат. Никто не знал, когда исчезнет их последний проблеск, но все были готовы ко всему и старались показать им, как нам будет не хватать их света.