– Значит… ты никогда…

– Да нет же, у меня ни с кем ничего не было. Я говорила, что сплю с парнями, просто для прикола. И подробностей никаких не рассказывала! Ты точно горишь, как звезда, Фабьена Дюбуа!

Если в ванной лицо у меня было красное, теперь оно наверняка побагровело.

– Во-первых, не называй меня так! Во-вторых, ты сама виновата, что у тебя такая репутация, и в-третьих, дай мне подумать.

Алиса и Мари-Жозе смотрели на меня, не шевелясь, как на капрала в ожидании команды к действию.

Оглядываясь назад, я понимаю, в чем было дело. Не знаю почему, но мне стало жаль Мари-Жозе больше, чем себя. Да, она обманула нас, но кучка уродов замарала ее имя, и это я так оставить не могла. Я ушла в конец двора и села подумать, прислонившись спиной к забору. Десять минут спустя я вернулась к Алисе и Мари-Жозе.

Я потащила их в дом. Гости в основном перекочевали на цокольный этаж. Мари-Жозе провела расследование – слух о Принцессе действительно расползся повсюду. Большинство девочек тоже верили в эту ложь, которую парни использовали для давления на них в постели.

Удивительно, что каждый раз речь шла об одной и той же позе. Порывшись в дисках родителей Симона, я нашла саундтрек из «Форреста Гампа». Это было идеально. Я включила его на максимальную громкость, чтобы заглушить музыку, игравшую в подвале.

Я не стала тратить время и делиться своим планом с девочками: мы должны были исполнить его до того, как кто-нибудь поднимется и нас застукает. Я обвела взглядом гостиную и кухню. Тут было все, что надо. Жестами показала девочкам, что нам делать. Будь это игра в пантомиму, я бы выиграла: они мгновенно всё поняли и громко расхохотались. Алиса достала из рюкзака бутылку, и девочки по очереди выпили по глотку. Я свою очередь пропустила – меня затошнило при виде того, как они прикладывают губы к одному и тому же предмету.

К девятой песне диска, «Respect» Ареты Франклин, мы исполнили задуманное и заплясали, хлопая друг друга в ладоши.

Затем я сходила в комнату Симона за бумагой и карандашом, спустилась на цокольный этаж и прошлась, держа лист бумаги у себя над головой, как это делают девушки, объявляющие номер раунда на соревнованиях по боксу:

«НОЧНОЕ КУПАНИЕ В БАССЕЙНЕ»

Народ стал проталкиваться вверх по лестнице, стараясь поскорее добраться до первого этажа. Во внутреннем дворике их ожидала Мари-Жозе. Она сложила руки рупором:

– Ночное купание для всех, кто распространяет обо мне слухи. Тема та же – на четвереньках!

Симон выбежал вперед, расталкивая всех, и крикнул:

– Черт! Мама меня убьет! Вы что, совсем охренели!

Собравшиеся смотрели на стулья с первого этажа и стол из гостиной, расставленные на дне бассейна. Я услышала, как смеются Этьен и его друзья. Одна из девочек закричала:

– Парни, а вы были правы! Фабьена и впрямь звезда вечеринки!

Все девушки дружно издали крик одобрения и зааплодировали.

Я раскланивалась перед публикой до тех пор, пока Этьен не сказал нам с Алисой, что сейчас самое время уйти.

Тем вечером Алиса пришла ночевать ко мне. Мы болтали всю ночь, и я рассказала ей о последнем вечере с Симоном. Хотя на всем протяжении моего рассказа она прикрывала рот рукой, я сама не до конца осознала, что произошло. А еще я не понимала, что след от этой истории останется во мне надолго. Мы уснули, смеясь и вспоминая лица ребят, когда они увидели мебель на дне бассейна.

Не знаю, обладает ли Мари-Жозе такой же исключительной памятью, как я, но, уверена, она никогда бы не забыла ночное купание 14 июня 1997 года.

Шарль сел на бревно рядом со мной.

– Что ты не понимаешь?

– Почему ты сказал, что, если ты выключишь свет, все равно будет светло.

Он помолчал несколько секунд.

– Да так, просто мысли вслух. Хочешь, сходим посмотреть на клинику, а потом на твой дуплекс?

– Да!

У меня затекли ноги. Мы перешагнули бетонный бордюр, отделявший пляж от парковки клиники, и я не удержалась и предложила добежать до крыльца наперегонки.

– На мне строительные ботинки!

– И что? Зато у тебя ноги намного длиннее моих.

Смеясь, мы пробежали эти несколько метров, и я сразу вспомнила Фреда. Я забыла, когда в последний раз мы с ним веселились. Когда Шарль признал мою победу, я сказала ему, что он мог бы взять реванш в другой день и в более подходящей обуви. Мы присели на несколько минут в большие красные кресла на балконе, и я сказала, что, когда вернусь в свой лес, мне будет не хватать шума волн.

Мы обошли клинику, он снова представил меня секретарше. Она обрадовалась, что мне полегчало. Мы выпили кофе на кухне для сотрудников и поднялись на третий этаж.

Приятно было видеть, как он увлечен своей работой. Он показывал все, что они сделали, даже лепнину. Я часто кивала головой в знак того, что понимаю его объяснения. У меня всегда наготове эти маленькие сигналы, говорящие человеку о том, что его внимательно слушают. Антуан был у себя на этаже, в кабинете. Он вышел нам навстречу в коридор.

– Судя по цвету лица, дело пошло на лад!

– Да, обед помог.

Оставив братьев разговаривать, я пошла гулять дальше по этой части здания, недоступной для пациентов. Мое внимание сразу привлек кабинет с окнами на реку. Как было бы хорошо порисовать в этой комнате. Я привыкла видеть перед собой лес, работая над холстами, и вид на воду и небо дарил незнакомое ранее чувство.

Присев на подоконник, я стала считать самые крупные валуны на берегу. Было слышно, как смеются братья. Я думала о своей августовской выставке, и если бы могла, то сменила бы нынешнюю тему своих работ на тему реки. Мне никогда особенно не нравился синий, но сейчас я бы все писала именно этим цветом. Ко мне подошел Шарль.

– Красивое местечко, правда? Хоть бросай строительство и сиди в офисе.

– Посмотрела бы я на тебя!

– А я посмотрел бы на твой дом.

– Так поехали!

За время поездки в пикапе я узнала о Шарле больше, чем за предыдущие семь лет. У меня всегда целая вереница вопросов, которые хочется задать людям. На полпути я спросила, согласен ли он пройти мой допрос. Это слово его, кажется, позабавило.

– Какая ты смешная! Ну, валяй!

– Ты хотел бы иметь детей?

– О боже. Ладно, начало серьезное! Да. Иногда я говорю себе, что мне всего тридцать восемь, а значит, все еще может быть. А ты?

– Не я же на допросе.

Он выпрямился за рулем, как будто я его отчитала. Я тоже сделала серьезный вид и прокашлялась.

– Какая твоя любимая цифра?

– Моя любимая цифра? У людей такое бывает? Пусть будет два.

– Почему?

– Потому что я работаю руками, а их две.

– Прекрасный ответ. Ты когда-нибудь что-нибудь себе ломал?

– Ох да, бедро. Прыгнул с крыши школы, когда мне было одиннадцать. Полный придурок.

Я не смогла удержаться от смеха.

– А когда тебе последний раз разбивали сердце?

– Три года назад я встречался с девушкой из Тофино, но насчет разбитого сердца не уверен. А вот в предыдущий раз – да, было тяжело, я даже уехал на запад.

Я смотрела вперед. Не ожидала, что он так втянется в игру.

– У тебя есть домашнее животное?

– Была собака, в детстве. Я бы хотел собаку, но сейчас нет возможности: редко бываю дома.

– Ты все еще куришь?

– Нет, бросил шесть лет назад.

– Твой любимый цвет?

– Зеленый.

– Твой день рождения?

– Десятое августа.

– Гамбургер или клаб-сэндвич?

– Оба!

– Поздно вставать или рано ложиться?

– Рано ложиться и рано вставать!

– Ворона или воробей?

Я пошутила – просто хотела услышать, как он смеется, и увидеть, как от смеха подпрыгивают его плечи. Это сработало.

– Что это за тест такой? Ну, не знаю, ворона!

– Ты чувствуешь себя неловко по отношению к Анне?

Припарковавшись перед дуплексом, он развернулся ко мне.

– Что ты об этом знаешь?

Я смотрела прямо перед собой – не хотела встречаться с ним глазами. Мы больше не играли. Настал мой черед отвечать.