Сент-Огюст раскинулся перед нами, как раз когда заиграла песня «Recovering the Satellites» группы Counting Crows. Я попросила Жюли пошарить в моей сумочке и подать мне солнцезащитные очки. Не хотелось, чтобы они заметили, что я расчувствовалась. Было странно и прекрасно слушать одну из любимых песен и впервые видеть пейзаж, на который мама смотрела в последний год жизни. Очаровательные разноцветные дома и ряды магазинов заливал желтый свет июньского солнца. Казалось, передо мной знакомые места, которые я когда-то любила.
Я притормозила перед домом 2002 на улице Грэв и припарковалась на обочине. Как странно быть здесь без мамы. Наверное, Этьен чувствовал то же самое.
Выйдя из машины, я немного попрыгала на месте, чтобы размять ноги. Влюбленные безмолвно разглядывали здание. На лице Этьена появилось странное выражение, которое я не могла объяснить.
– Что-то не так?
– Сними свои солнечные очки. Тебе, наверное, плохо видно. Это же развалюха!
Но я видела иначе.
– Во-первых, ты преувеличиваешь, а во-вторых, ты же здесь не в первый раз, ты приезжал за ней в октябре.
– Было темно, я ничего не увидел!
Мне это здание показалось очаровательным. Словно ракушка, найденная на пляже. Хотелось ее поднять и начистить до блеска. Несмотря на запущенный вид дома, с ним можно было поработать. Несколько минут мы молча созерцали его. Этьен потряс ключами.
– Идем?
Но мне не хотелось сразу идти внутрь. Я столько ждала, когда можно будет пойти к реке, – осмотреть мамин дуплекс можно и после этого.
– Неплохо бы прогуляться по берегу, прежде чем заходить в дом…
Перейдя дорогу, мы оказались на небольшом деревянном мостике. Река текла прямо перед домом, на расстоянии вытянутой руки. Сняв шерстяной джемпер, я расстелила его на песке и села. Этьен и Жюли пошли дальше по берегу, держась за руки. Я достала из рюкзака бутылку маминого любимого вина и три пластиковых стаканчика. Решила их не дожидаться и сразу откупорила. Перед тем как сделать глоток, подняла стакан к небу и проговорила: «Я передала твое послание в церкви. Уверена, священник еще долго этого не забудет. Пока, мам. Еще увидимся, но, надеюсь, нескоро. Не принимай это близко к сердцу. Просто с тех пор, как я узнала свой диагноз, моя жизнь как будто только началась».
Было странно осознавать, что все кончено и я ее больше не увижу. Я взяла в руки телефон. Хотелось с кем-то поговорить, поделиться впечатлениями, и я сделала селфи с рекой.
Когда вернулись Жюли с Этьеном, я разглядывала небо. Встав, я протянула руки вверх.
– Красиво, правда? Вам нравится? Вы это видите?
Меня пьянил соленый воздух, хотелось набрать его в бутылки, забрать с собой в лес и вдыхать каждый раз, когда я снова захочу оказаться на берегу, на крупном речном песке. Так я и стояла, погрузив ступни в сокровища отлива. Этьен хлопнул в ладоши, чтобы вернуть меня с небес на землю.
– Видел, ты кому-то писала. Это был Фред?
– Нет, Шарль, – ответила я, не глядя, как он отреагировал.
Я собрала вещи, надела джемпер, и мы перешли обратно через дорогу. Минут двадцать просто стояли перед домом. Мне не хватало смелости попросить Этьена вставить ключ в замочную скважину. Очень странно было заходить в мамин дом, где ее самой не было, и попасть в ее личное пространство, где ничего не изменилось за последние восемь месяцев. Первой предложила войти Жюли.
– Вы заходи́те, а я пойду посмотрю, что там за домом, – сказала я.
Оказавшись во дворе, я перебралась через кучу старых пляжных кресел, деревянных досок и множество мусорных мешков. Невероятно, что мама терпела весь этот мусор у себя в саду. Я взглянула на здание – прекрасная старая архитектура. Ему требовался уход, и я как раз была не против этим заняться.
Жаль, я не приезжала посмотреть на него раньше. Всякий раз, когда я решала навестить маму, она или собиралась уехать, или была занята. Мне следовало проявить настойчивость. Наклонившись, я открыла один из мусорных мешков и узнала свои детские простыни и мамино постельное белье, а на дне оказались две небольшие сломанные швейные машинки.
Еще повсюду валялись кучи коробок из-под пиццы. Когда я возвращалась к дому, Этьен постучал в кухонное окно, приглашая меня войти.
– Фаб! Тут пусто.
– Да ладно, а где вещи? У нее их оставалось немного, но какая-то одежда и мебель все-таки были!
– Иди спроси у соседей сверху. Там живет хозяйка, они должны что-то знать.
– Сам иди. У тебя лучше получится.
Этьен кивнул. Мы с Жюли остались на первом этаже, чтобы обойти комнаты.
Этьен почти сразу вернулся. Он молча смотрел на нас.
– Ну как? Разузнал что-нибудь?
– На втором этаже пусто. Только матрас на полу.
– Вечер пятницы, наверняка они сейчас гуляют.
– Там пусто, Фаб. В доме никто не живет, и даже двери не заколочены.
Мы растерянно переглянулись. По спине у меня пробежал холодок – от поясницы до самой головы.
– А ты точно сюда за ней приезжал?
Этьен опустился на пол и провел рукой по лицу.
– Да, но она ждала меня на улице. Не знаю, был ли дом уже пуст.
– Черт, как же это меня достало.
Меня тошнило от семейных тайн и секретов. Она успешно скрывала от меня причину смерти отца целых двадцать лет, любые серьезные темы становились табу.
Я поднялась и вышла. Невдалеке от дома я заметила магазинчик из тех, что работают допоздна, – там я точно смогу что-нибудь разузнать. В любом маленьком городке, наверняка и в Сент-Огюсте, есть такое прелестное место встречи, где все друг друга знают. По пути я прокручивала в голове базовые правила разговора с людьми:
● cмотреть в глаза,
● ждать своей очереди высказаться,
● сосредоточиться на словах говорящего, а не на том, какие у него волосы.
У прилавка меня встретил Жослен. Его имя было написано на футболке.
Я взяла несколько упаковок жевательной резинки и попросила два лотерейных билета. Теребя сережку, я раздумывала о том, что хорошо бы начать разговор с комплимента.
– Красивые у вас места!
– Да, мадам, это мой рай! Тут родился, тут и умру. Не в магазине, конечно! Хотя я был бы не против умереть, например, в отделе чипсов, это моя слабость!
Мы рассмеялись – Жослен оказался очень дружелюбным парнем. Я слегка откашлялась и перешла к сути дела.
– Не знаете, что там с белым домом чуть ниже по бульвару? Выглядит заброшенным.
Он нахмурился. Я уже пожалела, что спросила. Может, я его чем-то обидела или поставила в неловкое положение? Он хлопнул по прилавку и громко сказал:
– Ты не местная, сразу видно. Грэв, 2002 – там была секта «Лунный круг». Сколько раз их оттуда выгоняли! Соседи вечно жаловались: по ночам эти ребята не давали спать. Жгли свои костры на заднем дворе, богохульствовали, как говорится. Говорят, сейчас там помойка. Но само здание добротное, красивое, раньше оно принадлежало Дежарденам.
Жослен пустился в воспоминания, связанные с этим местом. Я старалась слушать, но голова уже была занята другими мыслями. Мама купила дуплекс для того, чтобы жить со своими сектантами. У меня не было сил смотреть ему в глаза, и я перевела взгляд немного выше. У Жослена были тонкие каштановые волосы, хоть и сохранились они лишь по бокам. Я попыталась представить, каким он был в юности.
Колокольчик на двери зазвонил, оповещая о прибытии нового посетителя. Жослен воскликнул:
– О, Люси!
Я хотела незаметно уйти, но не вышло.
– Люси может много чего вам рассказать, она живет прямо за домом!
– Не спрашивай меня о доме с просветленными. С осени все вроде успокоилось, но по вечерам туда до сих пор кто-то приходит и роется в мусорке на заднем дворе. Они как крысы, Жослен, всегда возвращаются.
Я улыбнулась и вышла, оставив их разговаривать дальше. Никогда до этого меня не называли крысой. Я побежала по бульвару к дому, но возвращаться не хотелось – он явно притягивал внимание всей округи.
