Еда для нищих. Срам какой.

На столе стояла тарелка с родовыми вензелями – чистая. Пара кружек. Ложка, вилка, нож – тоже отмытые. Больше ничего не было. Сама собой всплыла откуда-то фраза: «чистота – последнее достоинство бедности». Он всё это делал сам. О какой прислуге говорить, если парень такую бурду ел, вы что! И полы, после того, как отсюда всё вынесли, отмывал сам. Как смог.

Зубы мои сжались до скрипа, аж шипящее эхо по уголкам разбежалось.

Можно ли сказать, что род оскудел окончательно, если у него ещё остались дорогие стены в центре столицы? Ах вы, суки... Были ли мои потомки столь недальновидны, что смогли потерять всё, или помог кто – разберёмся. Досадно, что ничего не осталось, чтобы хоть как-то привести дом и себя в достойный вид. Ничегошеньки, растерялось всё, хоть в наёмники иди...

И вдруг до меня дошло – не всё!

СТАРОЕ ХОЗЯЙСТВО

Схрон! Уходя в небытие, я тогда так рассудил: всё роду оставлю. Кроме лаборатории. У меня там стоял накопитель такого класса, что человека к обращению с высокими энергиями неспособного размазало бы по стеночкам неровным слоем. Сына малолетнего отправить – всё равно что сразу убить, а супружница никогда сверхвеликими магическими способностями не отличалась, не за то отец сосватал...

Никому я о своей лаборатории не сказал, будто сам про неё забыл в суматохе. Думаю, потом искали, да вряд ли нашли. Я ведь даже места никому не назвал. А ну, чем киснуть – обернусь да проверю!

Я припомнил координаты, открыл портал... и повалился в него, как подрубленный. Боль пронзила голову словно в затылок кистенём прилетело! Выход в кухню схлопнулся за моей спиной, словно его и не было.

Я пришёл в себя и сел на усыпанном каменной крошкой полу, соображая, сколько провалялся в отрубе, и почему в глазах до сих пор темно.

– Долго же тебя не было, хозяин, – прошелестел рядом едва слышный голос.

В словах звучала обида. И ещё – крайняя степень усталости.

– Гору́ш, почему света нет?

– Копилку нам покорёжили, барагозники.

Некоторое время я молчал, соображая, кто же мог с такой силой шарахнуть по конструкции...

– Давно? – в голове всё ещё остаточно звенело, язык ворочался с трудом, и фразы выходили только короткими.

– Лет двадцать, – вздохнула темнота.

Этого элементаля я делал для себя – чтоб поговорить мог, беседу поддержать, а то скучно одному под землёй бывало, особенно если эксперимент требовал такого внимания, что неделями не отлучишься.

– Кто такие?

– Демидова купца ковыряльщики. Роют. Руду специальную ищут. Взрывают вот по пятницам.

Словно отозвавшись на слова элементаля, земля подо мной толкнулась с таким звуком, словно в глубине туго натянутая гигантская струна лопнула – и мелко, дробно затряслась. Затем ещё раз. И ещё...

– И что, вот так каждую неделю?

– Как заведённые. Сперва совсем рядом шарахнули, всю вязь порвали, дуболомы. Да на пару дней и затихли. Я места подрывов посмотрел, всё интересное выбрал, одну пустую породу им оставил, да парочку неприятных колодцев с осыпями подсуропил, – голос тихонько засмеялся, словно из чашки в чашку пересыпался песок. – Явились, потыкались, да в сторону ушли. Но всё одно трясёт. Как могу, латаю.

Едрёна-Матрёна, как болит-то всё...

Я хотел пустить по телу исцеляющую волну... и с недоумением понял, что запас энергии находится на уровне примерно нулевом.

– Это что ещё за фокусы?!

– Чево там? – сразу подал голос любопытный элементаль.

– Да, видишь, какая незадача, Горуш. Травма у меня магическая.

– Это навроде болячки, что ль?

– Навроде. Проверить бы... А что, внутреннюю испытательную тоже повредили?

– Немного, но там малая копилка цела.

– И свет есть?

– Как не быть? Скромный, но есть. Завтра будет.

Я с кряхтением поднялся на ноги, но не вполне – скрючившись, упираясь ладонями в колени.

– Я так понимаю, ты там подпитываешься?

Элементаль помолчал.

– А куда ж мне? Только лечь да помереть...

– Да ты не винись, я ж тебя не браню. Веди давай, а то я даже рук своих не вижу.

Малая испытательная, которую голова упорно стремилась называть лабораторией, сохранилась вполне неплохо. Света тут, правда, тоже не было. Надеюсь, это ситуация временная. Я наощупь проверил свой измерительный стол (ладно, ладно, тестовый, заткнись уже, внутренний голос!), приложился ладонью к каменной плашке с вдавленной выемкой пятерни... и в ужасе уставился на проявившиеся в углах плиты тускло подсвеченные цифры. 12, 18 и 0. А ну, ещё раз!!!

Двенадцать, восемнадцать и ноль. Ноль, раскудрить твою через коромысло! Двенадцать – манопропускная способность каналов ментального поля, восемнадцать – общая ёмкость внутреннего личного накопителя, а ноль – уровень маны в накопителе!

Не знаю сколько я орал, перебирая ругательства – времени у меня теперь было навалом! Отводил душу, попутно с недоумением наблюдая себя со стороны. Взрослую уравновешенность как корова языком слизнула, зато вернулась вспыльчивость, порывистость и склонность к необдуманным поступкам. Тело молодое так действует? Наверное.

Энергоёмкость малого одиночного портала по твёрдо отработанным координатам колеблется от тринадцати до двадцати – вот вам и пожалте, вычерпался единым духом, отчего и по башке словно дубиной врезали!

Я костерил себя всякими словами – это ж надо было такого дурака свалять! Хорошо, что мне ещё дышать потребно, так бы я орал, душу отводя, целый час.

– Может, эликсиров принести? – с любопытством прошуршал Горуш, воспользовавшись секундной паузой.

Я с трудом подавил порыв продолжить гневные вопли.

– А они остались?

– Кое-что побилось, когда первый-то сильный взрыв был. Но много каких стоят. Цвет, правда, иные поменяли.

– Цвет? Интересно. Пошли, наведём ревизию, всё одно тут сидим.

Эликсиров оказалось не так уж и мало – шесть готовых лотков, размером с хороший противень для пирогов, да пара ящиков с сухими заготовками в кульках. Да уж, не было бы всё магически упрочено, сто лет как развалилось бы.

Пока я двигался вдоль полок, перебирая в темноте свои запасы, Горуш отпросился на пять минут в сторону отойти. А появился, неся в руках фонарь!

– Хозяин, глянь, какую я дивную штуку принёс!

– Ух ты... В шахте взял?

– Ага. Я подглядывал. Тут вон внизу кнопочка. Нажимаешь – светит. Ещё раз – не светит.

– Дело.

Глядеть на элементаля, лишённого стабильной подпитки, было грустно. Трёхметровая человекоподобная фигура сгорбилась и осела, грозясь от любого неосторожного движения превратиться в кучу щебня... Ладно, и это поправим.

– Давай поближе и свети, надписи читать будем.

Осмотр поверг меня в состояние крайней задумчивости. С одной стороны, в эликсирах чувствовалась остаточная сила. А с другой – вот, скажем, «ловкость». Нахрена мне сейчас усиливать ловкость, к тому же, учитывая, что цвет настойки должен быть ярко-синим, а он жёлтый с мутным зелёным осадком? Что-то бирка «гарантия качества» спустя восемьсот лет не очень внушает доверия. А если...

– Горуш...

– Да, хозяин?

– Я помню, что вложил в тебя сопротивляемость воде.

– Она работает, хозяин. Через подземные реки я хожу спокойно.

– Тогда пей, – я распечатал бутылёк. – Воду можешь отцедить, а вот ману постарайся задержать.

– Тратить на меня ценные эликсиры?!

– Видишь ли, люди изрядно хрупкие создания, а я сейчас даже исцелиться не в состоянии. А вот ты, в отличие от меня, отравиться точно не сможешь. И если мы сумеем привести тебя хоть в относительную норму... в общем, пей.

Горуш опрокинул содержимое флакона в свою обширную пасть. Почмокал.

– Вкус к изысканным не отнести, но, кажется, бодрит.

Я хмыкнул:

– А ну, давай ещё. Вот, «сила». Можешь с бутылкой употребить.