— Я тоже с голоду помираю, Рауф. И холод этот меня уже до печенок пробрал! Солнце давным-давно взошло, но почему-то не греет. Ты лапы-то хоть чувствуешь?
— Какие лапы? Те, что сутки назад отвалились?
— Рауф, давай найдем какой-нибудь дом… или ферму, подойдем и сдадимся! Лучше уж людям руки лизать, чем пытаться языком лапы согреть… Может, нас хоть покормят, прежде чем отправить назад к белым халатам? А иначе мы с тобой просто помрем тут, и все.
Рауф вскинул голову и залаял на низкие, давящие облака. Под утро снегопад вроде бы прекратился, но в последний час пошел вновь. В клубящейся белизне терялось чувство направления — ни один из псов уже не знал, с какой стороны они пришли и что находится по другую сторону шоссе. До них доносился только рев грузовиков и легковых автомобилей, с включенными фарами пробивавшихся сквозь метель.
— Р-р-Рауф! Р-р-Рауф! Падайте, белые хлопья, засыпьте нас, похороните нас насовсем! Мне все равно! Вы хотя бы не такие жестокие и бессердечные, как белые халаты, которые запихивали меня в водяной бак! Они были что-то вроде хозяев, а вы — нет! Я всего лишь пес, до смерти голодный пес, но я все равно лучше вас, чем бы вы ни были! Вы лижете руки белым халатам — стыд вам и срам! Огромное холодное небо и мириады стылых пушинок — какое воинство против двух полуживых псов! Р-р-рауф! Р-р-рауф!
— Рауф, нам даже у белых халатов будет лучше, чем здесь. Там хотя бы тепло! Найти бы мне хорошую будку для своей бедной башки, небось живо разум бы вернулся.
— Все, не хочу больше ничего говорить. Я никогда не лаял, когда они меня топили. Я знал, что исполняю свой долг. Какая разница, где умирать — здесь или там, у них?
— Смотри, Рауф, машина останавливается! На обочину съехала! Видишь?
— Да провались она совсем…
— Как по-твоему, может, это нас ищут?
— Если они ищут меня, что ж, найдут большую зубастую пасть.
— Глянь, женщина наружу выходит! В этой шубке она смахивает на Энни Моссити. Хотя нет, это не Энни… Рауф, она присела за валуном помочиться! А я-то всегда гадал, как они это делают… Пар идет, видишь? И чем ей это место так понравилось, что она его пометить решила? Впрочем, она, наверно, знает, что делает… А мужчина? Тоже вышел зачем-то… Огни осматривает или еще что-то в машине. Рауф, ты чуешь? Мясом запахло!!! Мясом, Рауф! Там мясо! У них мясо в машине!
— Надоеда! А ну назад!
— Да пусть меня лучше застрелят! Смотри, вон там, на заднем сиденье — корзинка с покупками из магазина! Я знаю — у моего хозяина точно такая же была! И в ней полно еды — видишь бумажные свертки? Еду всегда так заворачивают! Там, где люди, всегда полно бумаги — и еды, Рауф!
Рауф догнал маленького терьера.
— Да стой же, Надоеда! Они тебя или покалечат, или запрут, как тогда в сарае!
— Вот еще! Я им не дамся! Мне терять нечего, я ненормальный, я ужасно опасный! Ты что, забыл, как нам куриц швыряли, только чтобы я поскорее ушел? Я храбр и силен, моя воля — закон, я всеобщий страх — просто ох и ах, на голове рубец, сам я молодец! Когда такой на тебя бежит, ему попробуй-ка откажи!
Выставив уши торчком, Надоеда вприпрыжку несся к машине. Он мотал головой, его морду оторочила пена, в распахнутой пасти были видны не только зубы, но и черные десны.
Водителем автомобиля был молодой человек по имени Джеффри Уэсткотт. Воспользовавшись остановкой, он решил подрегулировать фары. Услышав что-то за спиной, он оглянулся, толком не проморгавшись от слепящего света. На него скачками надвигалось чудовище с глазами, напоминавшими две круглых луны. Мистер Уэсткотт увидел добрую тысячу носов и раскачивающиеся рога, целый лес рогов! Сущая чертовщина, как выразился бы наш американский друг Свичбург Б. Таскер. Вы видели, как дворовый пес лает на нищего и как бедняк от него убегает? Таков был образ Надоеды[78]. И мистера Уэсткотта охватил ужас. Он похолодел, узнав те самые приметы, о которых читал в газетной статье. Зеленый пластиковый ошейник, глубокий хирургический шрам на голове, крайнее истощение и безумная ярость собаки. Мужчина вскрикнул и побежал прочь. Не обращая на него никакого внимания, Надоеда прыжком ворвался в автомобиль и, заливаясь слюной, принялся вытаскивать из корзинки податливые, одуряюще пахнувшие мясом пакеты. Подоспевший Рауф сгреб кусок баранины и выпрыгнул с ним наружу. Двое друзей даже не стали никуда отбегать и начали свое пиршество прямо на месте. Они раздирали бумагу и жадно глотали. По снегу вокруг них разлетались капельки мясного сока, крошки шоколада, огрызки сосисок пополам с ошметками почек, обочину пятнали сливочное масло и крошки бисквита. Ветер уносил обрывки бумажных оберток и разодранные пластиковые упаковки.
— Смотри, Надоеда, он возвращается!
— Какое мне дело? Скажи ему, чтобы дал мне еще и одеяло. Облачко вполне подойдет. Соглашусь на золу, опилки, сено, кучу газет. Скажи ему…
— Надоеда, у него ружье! Ружье!
Фокстерьер вскинул голову.
— Это не ружье, — заявил он тоном знатока. — Я такие плоские черные коробочки уже видел. Они есть у многих людей. У моего хозяина тоже была. Они так тихонько пощелкивают, только и всего.
— Но он на нас ее наставляет!
— Ну и пусть. С людьми это бывает. Ты, главное, не беспокойся, оно не выстрелит… Ага! Слышал, щелкнуло? Ну, что я говорил? Забудь ты про эту коробочку, займемся лучше тем роскошным мясным куском… Ты, кстати, яйца подлизал с заднего сиденья?
— Перво-наперво! Ты меня за кого принимаешь?.. Кстати, те яйца были куда вкусней тех, что лис без нас слопал… Так, короче, хватай мякоть, а я эту здоровенную кость потащу. За мной!
И псы исчезли в круговороте метели, а мистер Уэсткотт повел обратно к дороге свою заплаканную, трясущуюся пассажирку. Происшествие действительно было жуткое, — бедная миссис Грин наверняка промочила бы штанишки, если бы предварительно не облегчилась за камушком. Водительская дверь так и осталась полуоткрытой, а заднее сиденье машины так напоминало поле боя, что даже Мангоджерри и Рамплтизер[79] могли бы гордиться столь замечательной работой. Постепенно отходя от пережитого потрясения, мужчина и женщина возблагодарили Небеса за то, что им по крайней мере удалось избежать прямого контакта с псами и заражения. Оставив машину, несомненно, полную смертоносных бацилл, на обочине дороги, они отправились в четырехмильное путешествие до Кесвика — пешком сквозь снегопад. Не прошло и пяти минут, как к автомобилю снова подбежал Надоеда в сопровождении настороженного Рауфа. Собаки снова взялись за поиски съестного.
— Говорю тебе, я не намерен оставить здесь ни единой несъеденной крошки!
— Небезопасно тут, Надоеда… Люди могут вернуться! Или другая машина вздумает остановиться!
— Да сколько угодно! Я намерен наесться досыта, а там — не все ли равно!
— Давай, давай! Только не лопни! Смотри, сюда человек идет!
— А я ему песенку спою!
Я дикий и страшный, меня уважай-ка!
(Тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля-ля!)
Башка у меня — как дырявая шайка!
(Лям-пам-пам, лям-пам-пам, лям-пам-пам-пам!)
Облаю и кости сгрызу на лужайке…
Он был готов победить весь мир. Тем не менее, когда буквально минуту спустя рядом притормозил полицейский «Ягуар» — служители порядка решили проверить, почему не видно людей возле пустой машины с включенными ходовыми огнями и распахнутой водительской дверцей, — от четвероногих разбойников остались только две цепочки следов, тянувшиеся вдаль и быстро заметаемые снегом…
* * *
Зазвонил телефон. Дигби Драйвер снял трубку:
— Драйвер, «Оратор»…
— Я говорю с самим мистером Драйвером?
— Я вас слушаю. По какому вы…
— Мистер Драйвер, вы меня не знаете. Меня зовут Уэсткотт, Джеффри Уэсткотт, и, по-моему, я мог бы рассказать и показать вам кое-что весьма интересное. На нас с моей квартирной хозяйкой сегодня утром напали ваши Чумные Псы. Они нас дочиста ограбили! Прогнали обоих от машины и разгромили все, что было внутри.