— Я уже думал об этом, — ответил мистер Энтони Хогпенни, выпускник факультета искусств Оксфордского университета, восемнадцать стоунов[29] живого веса в белом пиджаке с гвоздикой в петлице. Он курил большую сигару, из тех, что помогают напускать на себя самоуверенный вид превосходства и независимости. — И я убежден, что идея вполне жизнеспособная. Мы должны послать туда находчивого малого, который нипочем не позволит пару уйти в свисток — при любом развитии событий!
— Ну а вдруг какой-нибудь фермер застрелит этого пса уже на следующей неделе? — настаивал на своем мистер Симпсон. — На том все сразу и кончится, а мы только-только влезем в расходы, устроив…
— Нет-нет, мальчик мой, — перебил его мистер Куильям Скилликорн. Это был человек в возрасте, с женоподобным румяным лицом. Когда-то он именовал себя «ослепительным уроженцем Мэна», но с тех пор редактор конкурирующей газеты успел назвать его «розовощекой бабенкой чуть помладше пирамид». — Шумиха уже поднялась без каких-либо усилий с нашей стороны. Что мы имеем? Во-первых, рекомендацию Саблонского комитета увеличить расходы на медицинские исследования. Некоторое количество пинков — в том числе от собственных заднескамеечников, — и правительство наконец приняло их отчет, так что эта дурацкая, как ее, Жопа теперь получит дополнительные ассигнования. Чем конкретно занимаются там эти яйцеголовые — никто вообще-то ни малейшего понятия не имеет, но большинство приличных организаций в стране их терпеть не может — уже хотя бы потому, что они обосновались на территории национального парка. Во-вторых, по округе пошли слухи о зарезанных овцах, но научный центр на все запросы от фермеров и местной прессы не отвечает ни полслова. Затем блистательный мистер Эфраим пытается подтолкнуть ситуацию, разумеется, исключительно по доброте душевной… во всяком случае, почему не создать светлый образ душевного и благородного бизнесмена? — и сам оказывается убит, очевидно, не без участия этой чудовищной собаки, которая сбежала из… чувствуете, куда я клоню? Какова история получается!
— Да, но так ли все было на самом деле? — встрял мистер Симпсон, и в его голосе послышались визгливые нотки сомнения. — Каким образом собака могла оказаться замешана в стрельбе?
— На заднем сиденье машины нашли отпечатки грязных лап и собачью шерсть, а у Эфраима гавкающего дружка не было. И фермерша говорила, что сразу после выстрела слышала, как выла собака.
— Но каким образом собака могла спустить курок? Что-то я подобных случаев не припомню. Судя по уликам…
— Ох, Симпи, вы газетчик или кто? Какая разница, что там, черт возьми, делала или не делала эта собака? Достаточно просто написать, что пес был на месте убийства, и пусть центр потом доказывает, что это не так. Им явно есть что скрывать, я отсюда это печенкой чую! Айвик, наш босс, хочет, чтобы мы всячески дискредитировали правительство, помните? Вот этим мы и займемся. Мы покажем, что сперва правительство, уступая нажиму, выделило Ж.О.П.А. дополнительные деньги, потом позволило бесконтрольно их тратить, и вот теперь они упускают опасную собаку, создавая угрозу сельскому хозяйству региона. Вдобавок погиб человек. Ну чем не лакомое блюдо для репортера?
— Кроме того, — самодовольно добавил мистер Хогпенни, — мы можем напустить розовых соплей о бедненьких собачках, кошечках, свинках, мышках и крысках…
— Но так мы противоречим сами себе, Энтони! — пропищал мистер Симпсон. — Если мы будем утверждать, что центру следовало бы работать эффективнее…
— Фи, — ответил мистер Хогпенни и выдохнул густое облако сигарного дыма. — Кто ждет безупречной логики и последовательности от ежедневной газеты? Вы вспомните «Шахтеры оставили страну без угля» и «Долой венгров из британских угольных шахт!» на соседних страницах одного и того же выпуска. Вы же сами знаете, старина, что тиражи обеспечивают эмоции, а не хорошо аргументированная логика.
— Эта игра напоминает мне шахматную партию, — вставил мистер Скилликорн. — Спрашивается, уверены ли мы в том, что, поставив коня на пятую клетку против ферзевого слона, мы получим какое-либо продолжение, пусть и неочевидное?
Такова была его обычная манера выражаться. Подобным же образом он в основном и писал.
— Какого именно коня вы имеете в виду, хотелось бы знать, — подал голос мистер Хогпенни, чуть-чуть подождав, не встрянет ли опять с пространными эмоциональными речами мистер Симпсон. — Нам понадобится пробивной парень, хорошо знающий, как использовать любую подвернувшуюся возможность.
— Я бы послал Гамма, — предложил мистер Скилликорн.
— Вы имеете в виду Дигби Драйвера? — сказал мистер Симпсон.
— Ну Гамма, Драйвера — какая разница, как его называть?
— Почему именно его?
— Этот малый уже доказал, что способен настроить публику против кого угодно и чего угодно. Помните дело Кулсена? На самом деле оно не стоило выеденного яйца, по крайней мере в том, что касалось мелких нарушителей, но, после того как по ним прошелся Гамм, все положительно жаждали их крови, и тиражи взлетели на рекордную высоту. Неплохая цена за пару самоубийств, как по-вашему?
— А он сейчас не слишком занят?
— Полагаю, нет, — задумчиво проговорил мистер Скилликорн. — Думаю, у него как раз есть время. Всю прошлую неделю он занимался «Английскими друзьями Амина», но эту работу он спокойно может передать кому-нибудь другому, а сам незамедлительно отправиться в Камберленд. Чем быстрее, тем лучше. Хорошо бы прямо сегодня.
— Как лучше объяснить ему суть дела, Тони? — спросил мистер Симпсон.
— Пусть заставит публику строить догадки о собаке и об Эфраиме. Что-нибудь вроде: «Какую зловещую тайну скрывают холмы?», «Пес-убийца: кто следующий?». Ну и, конечно, нельзя упускать ни малейшей возможности дискредитировать Ж.О.П.А. Все, что придет вам в голову, Десмонд, не мне вас учить… Если честно, меня время поджимает. Я сегодня обедаю в «Листе плюща» с чиновником министерства охраны окружающей среды, курирующим вопросы очистки воздуха. Собираюсь порасспросить его насчет содержания свинца в атмосфере. В университете Дэрема есть один малый, готовый сделать практически любое заявление, которое нам может понадобиться. Кого угодно в замешательство поставить можно!
Он допил виски и отбыл, а мистер Симпсон послал за Дигби Драйвером.
Вторник, 9 ноября
Над вершиной Хартер-Фелла висела полная луна. Ночь стояла совершенно безоблачная и очень зябкая. Такой холодной ночи в эту осень еще не было. Серебряный свет заливал вершины кряжа Скэфелл, вздымавшиеся милях в четырех и ясно видимые над пустошами верхнего Эска: Грейт-Энд, убийца скалолазов, Илл-Крэг и Броад-Крэг, сам главный пик и отлогий южный склон Слайт-Сайда. В ярком серебряном свете эти пеньки и огрызки древних гор, давно сточенных ледниками, непогодами и дыханием тысячелетий, являли собой мирное и безмятежное зрелище. Но для Рауфа, бредущего через густой хвойный лес между Хард-Ноттом и Биркер-Муром, существовал только тот свет, что пробивался сквозь сплетение пушистых ветвей, а покой и вовсе остался лишь в воспоминаниях. Возня сонных птиц, журчание бегущей воды, случайный треск веток — все это только усиливало напряжение и давящее чувство тревоги, которое нападает на всякое живое существо, не исключая и человека, в незнакомой чащобе. К этому добавлялись голод и усталость, и все вместе делало путешествие Рауфа весьма и весьма нелегким.
Вот уже двое суток он безуспешно разыскивал Надоеду. При дневном свете его запросто могли увидеть пастухи или фермеры, ночью грозили изувечить обрывы и острые скалы, но Рауфу было все равно. Удрав от людей у ручья Кокли-Бек, он добрался до вершины Хард-Нотта, уловил там запах терьера и долго шел по нему, забираясь все выше по крутым валунам северного склона Хартера. Там он потерял след и тщетно искал его до наступления ночи. Потом спустился туман, пошел дождь, и Рауф волей-неволей спрятался под нависшей скалой, где проспал несколько часов. Пробудился он внезапно, почуяв во сне запах Надоеды и решив, что тот где-то рядом. Рауф вскочил и бросился в вереск, но фокстерьера нигде не было — только перепуганная овца с блеянием удирала прочь в лунном свете.
