Однако Грелка Билл отступать не спешил.

— По-моему, вы еще не поняли… — начал было он, но тут плечом к плечу с двоими мужчинами вырос третий. Длинноволосый, всклокоченный, одетый в грубошерстный даффл-коут — и вооруженный фотоаппаратом, точно Персей — головой горгоны Медузы.

— На случай, если вы меня не знаете, господин министр, позвольте представиться, — сказал этот человек. — Дигби Драйвер, специальный корреспондент «Лондонского оратора». Чтобы сберечь ваше и наше время, просто скажу: если собака будет застрелена, сэр Айвор Стоун при моем всяческом содействии устроит так, что ваше имя станет притчей во языцех отсюда и до самого Букингемского дворца, о палате общин я уж вовсе молчу… — И добавил с улыбкой: — Вы ведь знаете, мы это действительно можем.

Грелка Билл недаром был членом британского кабинета министров. Он сделал долгую паузу, разглядывая неуступчивую троицу, стоявшую перед ним на песке. Потом без дальнейших комментариев удалился к своей машине. Было слышно, как он велел своему заместителю вести переговоры вместо себя.

Замминистра подошел с настороженным видом, явно хорошо соображая, каким боком ему может выйти сложившаяся ситуация.

— Итак, — начал он, — я полагаю, что…

Однако никому не было суждено узнать, что конкретно он полагал. Ибо в этот самый момент из-за спины слегка вздрогнувшего сэра Питера Скотта выскочило страшилище, отчетливо смахивавшее на медведя. Оно ощерило на замминистра длинные белые клыки и залаяло так грозно, словно собиралось отстаивать Английский банк.

— Рауф! Рауф-Рауф! Гр-р-р-р-рауф! Гр-р-р-р-рауф! Рауф!

Но и замминистра недаром был высокопоставленным чиновником. Он счел за лучшее немедленно ретироваться в машину. Лимузин медленно попятился, развернулся и покатил прочь. Рауф с лаем побежал следом.

— Во дела! — закричал Дигби Драйвер, по-мальчишески приплясывая на песке. — Выставочный образец скандала!.. И я дважды заснял Грелку Билла — как он смотрит сквозь окно на собаку, а рожа — вот-вот штаны испачкает! Фотки классные выйдут, только бы пленка не подвела…

— А у меня все-таки на душе кошки скребут, — проговорил майор Одри. — Бог свидетель, мы правильно поступили. Но, признаться вам честно, я себя чувствовал…

— Расслабьтесь, майор! — И Дигби Драйвер хлопнул десантника по спине. — Все путем! Вы были великолепны! Это же какой поворот сюжета, а?! Вы человек военный, но, думаю, вы все же слышали о такой фигне, четвертая власть называется? Я серьезно, приятель! Спорю на что угодно, сэр Айвор за этот материал мне японский орден Целомудрия отстегнет. Пятой степени. Нет, ну как мы урыли старину Харботтла, а? Поимели, как графа…

И он снова принялся было выкидывать коленца среди полос выброшенной приливами ламинарии, но тут же умерил свое веселье: его взгляд остановился на бледном, залитом потом лице мистера Вуда, все так же сидевшего у подножия дюны.

Журналист быстро подошел к нему.

— Ну как вы? — спросил он. — В порядке?

— Не то чтобы совсем, но это не важно, — отозвался мистер Вуд. — Надоеда, Надоеда, маленький мой, не беспокойся, все хорошо… — (Заметим в скобках, что Надоеда и не думал ни о чем волноваться.) — Мы поедем домой, малыш, мы поедем домой! Я за тобой буду присматривать… Мы с тобой теперь — парочка инвалидов, так что придется и тебе о хозяине позаботиться… Ну-ка, сознавайся, а кто это тут у нас, такой большущий и черный? Это твой приятель, наверное? Мы ему, Надоеда, тоже непременно хорошие руки найдем. Ну-ка, большой пес, иди сюда…

И Рауф замер, отдаваясь непривычному блаженству: за какой-то неполный час его гладила по голове уже вторая человеческая рука.

— Эй, на берегу! — окликнул Рональд Локли, который все это время стоял в воде у борта «Ориельтона» и не давал приливу отнести суденышко прочь. — Питер, нам, по-моему, пора отплывать! Как ты, готов?

Сэр Питер Скотт о чем-то быстро переговорил с майором Роузом (посторонних ушей коснулись слова «Герб Пеннингтонов» и еще «бар»), после чего вернулся на борт, переключил винт на реверс — и «Ориельтон» легко снялся с мели, унося двоих отважных натуралистов в сторону речного устья. Майор Одри и полковой старшина зашагали туда, где дожидались их рядовые десантники, а майор Роуз с Дигби Драйвером подняли мистера Вуда и осторожно препроводили в «Триумф».

— Извините, если не в свое дело лезу, — несколько неуверенно проговорил репортер, пока мистер Вуд с трудом переставлял по песку загипсованную ногу. — Только вам сейчас, вероятно, какая-то помощь не помешала бы? Я не знаю, куда вы хотите, обратно в больницу или домой, но…

Надоеда и Рауф по пятам следовали за ними.

— Кто-то же должен позаботиться об этих собаках, — с усилием делая очередной шаг, сказал мистер Вуд. — Я, по крайней мере, попытаюсь…

— Да вам самому сиделка нужна! — воскликнул Дигби Драйвер. — А то как бы дело не кончилось портретом в траурной рамочке! Знаете, я тут подумал… Мне всяко придется на несколько дней задержаться в ваших местах. Начать с того, что обо всем связно написать надо… ох, воскресные газеты с руками оторвут… Так вот, если вы не против, я бы остановился у вас и заодно помог хоть как-то разобраться с делами. В смысле, если вы не возражаете против треска пишущей машинки и каких-то телефонных звонков… с оплатой на том конце, разумеется…

— Буду очень благодарен, — сказал мистер Вуд. — Но вы уверены, что вас это не затруднит?

— Абсолютно! — улыбнулся журналист. — По правде говоря, мне уже много лет до такой степени не хотелось встать на чью-то сторону! Много лет!.. А что касается министра… я ему такой член покажу… будет выглядеть еще глупее того козла Бойкотта, зуб даю!

И вот мистер Вуд кое-как устроился на заднем сиденье «Толедо», и Надоеда, по обыкновению, вскочил к нему на колени, а Рауф занял пока еще непривычную позицию у ног. Машина тронулась, и некоторое время все молчали, силясь переварить окончание таких долгих невзгод. Только Дигби Драйвер еле слышно хихикал, крутя руль.

— «Сногсшибательная сцена на побережье», — бормотал он себе под нос, прикидывая, каким может стать заголовок. — «Заместитель министра обращен в бегство»… С эксклюзивными фотографиями… Если бы не прозорливость и бдительность «Лондонского оратора», среди песчаных дюн природного заповедника Дригг могла разыграться сцена ужасающей несправедливости… Не далее как вчера так называемые Чумные Псы, а на деле — ни в чем не повинные четвероногие жертвы современной охоты на ведьм, устроенной бюрократами из Уайтхолла…

— Рауф?..

— Ну?

— Ты ведь вроде хотел остаться с тем человеком в резиновых сапогах?

— Не знаю. Может, и хотел… Только я решил, что лучше уж я останусь с тобой, Надоеда. За тобой присмотр нужен, а за ним — нет. Да и человек твой, по-моему, ничего… Знаешь, а я и не представлял, сколько на свете, оказывается, хороших людей! Правда, на этом Собачьем острове все по-другому, не так, как там, где мы раньше были? Как же здорово, что мы сюда все-таки добрались! Пожалуй, я тут еще научусь кое-чему…

— Похоже, славно мертвыми быть, — сказал Надоеда. — Кто бы мог подумать, верно? Теперь Надоеда всегда будет хорошим псом. И Рауф, если уж на то пошло, — тоже хороший пес…

И вот берег опустел окончательно. Только чайки кружатся да несколько чернозобиков бегают по самой кромке воды. Ветер успокоился, а с ним притихли и волны, и можно рассмотреть, как ныряет гагарка. Острые лезвия мечеподобного тростника обвисли, касаясь песка, и сквозь образованные ими арки видно небо, темнеющее на востоке. Сейчас эти листья так же неподвижны, как и корни, пронизавшие песок. Подальше от берега, там, где эти корни успели превратить рыхлую землю в более прочную и плодородную почву, тростник уступает место густой пушистой траве.

Прилив, пузырясь, с шепотом наступает на берег, волна сменяет волну, и на песке постепенно исчезают следы Рауфа и Надоеды, Дигби Драйвера и сэра Питера Скотта… Скрываются даже безобразные колеи, оставленные колесами отступавшего лимузина.