— Валер, не смешно!!!

Зорин вылупился на них и помотал головой, показывая, что он тут ни при чём. Дашка, виновато улыбаясь, сунула биту подмышку, вытащила телефон и объявила:

— Извините, это мама звонит. Привет, мамочка! — проворковала она. — Да ничего не делаем, гуляем с ребятами в парке. Да, тут все спокойно и весело. Я перезвоню. Целую.

— Нормальный у неё звонок на маму, — Баянов облегченно вздохнул и продолжил вести группу в глубь аллеи.

— Звонок, как звонок, — решил поддержать любимую Валера.

— Да хватит уже! — шикнула Настя. — Зачем я вас всех только взяла!

Чем дальше ребята продвигались к усадьбе, тем тише становилось вокруг. Словно бы даже в самый пугающий праздник года желающих прогуляться ночью рядом с Неприкаянным ручьём не нашлось. Настя шла и думала, что же произойдёт с ней сегодня. Не то чтобы ей было страшно, скорее страшно интересно. Парка она больше не боялась. Вокруг простиралась территория её прабабок-ведьм, так чего было бояться? Настя горько сожалела о том, что долгое время эти заповедные места причиняли зло и неприятности всем, кто обитал на них и рядом. И всё из-за одного-единственного предательства.

Ребята прошли мимо усадьбы и спустились в овраг к ручью. Здесь сгущалась и путалась между вековых деревьев непроглядная тьма. Это место и впрямь недаром звалось гиблым. То и дело в кронах дубов мелькали белесые девичьи тени, где-то горестно и одиноко плакал младенец, из теней тянулись нежные бледные руки, пытаясь ухватить гостей за штанины джинс. Группа старшины Баянова прижалась друг к другу плотнее, как одна ползущая вперед гусеница. Настя уткнулась головой в спину Серёги и втянула плечи. Она ничего не имела против самостоятельности, но понимала, что первой бы ни за что не пошла. Серёга дышал, как паровоз и тоже был на взводе. Зорин споткнулся о дубовый корень и чуть не опрокинул всех, за что был обшикан по полной. Они приближались к мостику.

С низко висящей над ручьем ветви, издав пронзительный короткий крик, сорвалась женская фигура и с плеском исчезла в Неприкаянном. Серёга от неожиданности прыгнул за куст и уволок туда Настю, Дашка одним мигом снесла Зорина в другую сторону, и они затихли за соседним кустом.

— Это мавка, — шёпотом определила Настя. — Их тут, должно быть, много. Григорий наделал.

Серёга кивнул и осмотрелся. Настя тоже подняла голову и ахнула.

На горбатом старом мостике стояла женская фигура, облачённая в пестрый сарафан. Сквозь тьму Настя уловила испытующий и внимательный взгляд синих глаз Аграфены. Приблудова отлепилась от Серёги и, поднявшись во весь рост, сказала:

— Ба, мы пришли.

Ведьма кивнула ей и поманила жестом к себе.

Настя двинулась навстречу судьбе и почувствовала, как её за руку взял Валера. Она сильнее стиснула пальцы Зорина и повела его к старухе. Аграфена при виде Валеры помрачнела. Она печально оглядела его и промолвила:

— Вот, Настасья, крови он пёсьей, а глядя на него, душа как заполошная становится. Сердце оживает. Колдовская краса, погибельная. Не вздумай с ним род связать, помни мой проступок. Подойди сюда, ветрогон, стрибог, псово племя.

Валера угрюмо приблизился. Аграфена потянулась к его лицу, положила старческую ладонь на бледный Валерин лоб и Настя ахнула, увидев, как морщинистая кожа её руки стала гладкой, бархатной. Ведунья ласково провела по лицу Зорина и там, где касалась её рука, остался неровный черный след, как от жирной грязи. Валера боязливо поморщился.

— Сколько лет прошло? И вот опять роды Берзариных и Столетовых на одном мосту стоят супротив друг друга.

— Не супротив, — выпалил Валера. — Я не желаю зла. Тебе и Насте. Я не виноват в том, что было.

— Знаю, Валерьян. Потому и освобожу тебя от чар.

Ведунья легко улыбнулась и толкнула Зорина с моста, совсем, как в его сне. Тот с криком рухнул в ледяную воду Неприкаянного и захрипел, задергался в ней, точно в предсмертных корчах.

— Валерка! Валера! — разом завизжали Настя и Дашка. Они с разных сторон было метнулись к Зорину, но поняли, что их ноги приросли к тверди.

— Пусть отмоется, — грозно прозвенела Аграфена. — Ему до́лжно.

Валера сгорбился, сидя в ручье, ухватился руками за гальку, из глаз его полились чёрные слёзы. Он хрипел и кашлял сгустками грязи тёмного цвета, которая, шипя, расползалась по камням Неприкаянного и смывалась его чистыми водами прочь. Потом Зорин выполз к берегу, и Настя услышала, как его жестоко тошнит. Он скатился обратно в ручей и замер лицом в воде. Потом вынырнул и вытерся ладонью, рассматривая грязь, текущую по ней. Брезгливо сполоснул кисть в струе воды и, бледный, измождённый, хрипло сказал девчонкам:

— Это просто ###### ######!

— Валер, ты как? — Дашка всё же забежала в ручей и подхватила его под руку.

Зорин ошалело улыбнулся.

— Дашенька. Я никогда так не #######, чтобы, ## твою #######, ########! — констатировал он, вылезая из ручья на карачках. — Ох, блин. Кажется, я только что родил Чужого через рот.

Настя подумала о том, что сейчас слышала от Зорина не совсем невгородский диалект. Валера, сам того не замечая, становился баляснинцем. Дашка крепко обняла его, а Аграфена, глядя на них, нахмурилась и перевела васильковый взор на прифигевшую Настю.

— Нрав у него лютый, а сердце доброе. Ажно ему удастся роду Афанасия иную память сотворить, иную славу добыть? А, Настасья?

Приблудова кивнула.

— А теперь наши дела решим. Всё Грибово тебе передам, в твою власть. Быть тебе отныне ведуньей здешней, хозяйкой места. Прими Велесов посох и моё благословение. Будь мудра и осмотрительна, Настасья, перед Землёй-Матушкой ответ держи!

Аграфена протянула Насте свою клюку. Приблудова ощутила, что в её жизни наступает судьбоносный момент. Так бывает, когда понимаешь — ничего важнее с тобой произойти попросту не может. Она с доверием глянула в ясные глаза Аграфены, взялась обеими руками за посох. И тут же кипучая, вещая сила побежала по её жилам, по костям и суставам, проникая, наполняя, одаряя могуществом. Настя чувствовала, как проясняется её разум, как она врастает ногами, будто корнями, во влажную гибловскую землю, сливается с ней, становится неделима с этим местом и его великой силой. Когда последние токи благодати пробежали по рукам Насти и остались в груди, она поняла, что стоит на мостике одна, опьянённая и дрожащая, а в руках у неё лежит деревянный посох. Аграфены нигде не было, но она не исчезла. Настя ощущала, что старая ведунья с ней, в ней, в каждом шепоте ветра, в каждом опадающем с дерева листке, равно, как и она сама. С нею были и Марфа, и Аннушка Приблудова, и любимая бабушка, Софья Михайловна. Как и прежние ведуньи столетовских колен. Как и будущие.

Настя поймала себя на мысли, что стоит, как дурочка, на мосту с деревянной палкой и испытывает неведомое доселе наполнение и счастье. Словно всё, что должно было ей принадлежать, стало ею обретено. Она заливисто, звеняще рассмеялась и побежала к друзьям. Сгребла одной рукой Дашку, другой мокрого Валеру и, стиснув их в объятьях, повалила на землю.

— Ну всё, капец, — выдал Валера. — Теперь от неё точно спасения не будет! Овца синеглазая!

Настя залилась хохотом ещё пуще, чувствуя и без анализов на онкомаркеры, что Зорин чист и здоров. А кроме того...

— Серёж, что ты делаешь на дубу?

— Понятия не имею, — подал сверху голос старшина Баянов, — как здесь оказался. Никогда в жизни так страшно не было, особенно когда Валерик начал чёрным блевать. Это для меня перебор. — Он принялся ловко, как обезьяна, спускаться с дерева. — Охренеть так охренеть! И что? — представ перед Настей, поинтересовался Баянов, — теперь ты, что ли, привидение?

— Нет, я живая, — та взяла его за руку, — просто твоя девушка — гибловская ведьма, поздравляю, Серёж!

— А твой парень — колдун, Дарин, — вторил ей Валера, целуя руку Дашке.

— Вот здорово, — та помахала битой. — Только это не по-сказочному как-то.

— Что? — хором спросили трое друзей.

— Что Василисе достался Кащей, а добру молодцу — Бабка-Яга.