— А я?

Он одной пятерней сгребает, пытающегося остановить из носа кровь, Паршина за шкирку и пинком подталкивает его к лифту.

— А я с этим дерьмом разберусь.

Перечить я не стала. Трясущимися руками достала ключи и кое-как, лишь с третьего раза попала в замочную скважину. Залетела, роняя с ног туфли, и с шумным выдохом привалилась спиной к двери.

— Ну, ты систер даешь, — раздался рядом голос Руслана, — Рововуха. Мужики из-за нее уже дерутся.

— А ты подслушивал? — устало интересуюсь я.

Руслан слегка помят, взлохмачен и взбудоражен разыгравшимися на лестничной площадке страстями.

— Не-е-е, — тянет братец, — Подсматривал в глазок. Я ж говорил, что дядька Игнат круче. Замуж позовет — иди. Я благословляю.

Закатила глаза.

Больно оно мне нужно — его благословение.

Умник!

— Пойдем на балкон поглядим, что они там делают, — предложил Руслан и ринулся на кухню, где вместо окна была большая лоджия.

Поплелась следом за ним.

— Где они? — чуть свесившись с перил, недоуменно покрутил башкой Рус, — Уехали?

— Вероятно.

Машины Игната во дворе уже не было, а вот авто Паршина подпирало бордюр у соседнего подъезда.

— В салоне этого придурка, похоже, нет. Куда он делся?

Была у меня мысль, куда мог деться Паршин, но я не стала ее озвучивать.

Надеюсь, Игнат знает, что делает.

Стало страшно за Влада. Он, конечно, очень не красиво себя повел, но я больше всех виновата с данной ситуации. Сама дала Паршину ложную надежду, подогревала ее, назло Игнату приняла это чертово кольцо.

Кстати о нем.

Посмотрела на свою руку.

Зачем я вообще его ношу?

Попыталась снять с пальца, но не тут-то было!

Крутила его и так и сяк.

Не снимается и все тут!

Толи у меня руки поправились или отекли, но проклятое словно намертво прикипело к пальцу.

— Что ты там пыхтишь? — с любопытством глянул мне через плечо Рус, — Пошли уже спать.

— Да, вот, — показала ему свою руку, — Не снимается.

— Спать, говорю, пошли. Завтра разберемся с твоим пальцем.

Уж, не знаю, как он собрался завтра разбираться, но спорить не стала.

Утро вечера мудренее.

С тяжелым вздохом поплелась в ванную, снимать макияж. Это оказалась, скажу вам, дело не простое. Три слоя штукатурки не так-то легко смыть. Затем вымыла волосы, которые от обилия укладочных средств, казались мне противно липкими.

После все этих манипуляций я настолько устала, что как только голова коснулась подушки — мгновенно провалилась в сон.

И во сне мне совсем-совсем ничегошеньки не привиделось.

Нервная система решила, что много для нее потрясений на сегодня. Надо отдохнуть.

Игнат

В отделении их уже ждали.

Следователь с теми вводными, что Игнат с Пуделем успели собрать на товарища Паршина за неделю, ну и соответственно опера, чтобы допрос веселее шел.

С песнями и плясками, так сказать.

Разумеется, Владик, не хотел в полицию ехать.

Он даже в лесочек бы с большим удовольствием проехался. Там хоть есть возможность сбежать или на худой конец разжалобить мужиков рассказав, слезливую сказочку о злобной твари сестре и прочих бедах.

Пытался по дороге.

Не прокатило.

Охренеть какой изворотливый тип. Скользкий как глист.

И что в нем только Кнопка нашла?

Даром, что рожа смазливая.

— Проходите, господин Паршин, — любезно пригласил к себе в кабинет Василич, пугливо озирающегося глиста, — Мы вас ждем.

— Всей командой, — поддакивает Никитич, демонстративно хрустя пальцами.

Полезно дружить со стражами порядка.

Зебл после отсидки многому научился у Марата и по долгу новой службы успел завести хорошие знакомства во многих силовых структурах. Кое-кому помогал по работе, а кое-кому и жизнь спас в свое время. Лихие были годы…

Зато теперь приятно возвращается такими вот бонусами.

— Ну-с, — хмыкает Василич, с превосходством глядя на Владика, — Рассказывайте, Паршин.

— Что? Что рассказывать-то? Я вообще не понимаю, зачем меня сюда проволок это человек. Не поделили телку, с кем не бывает…

— Она не телка! — гаркает Зебл и отвешивает Паршину смачного леща.

Тот дергается и чуть не впечатывается мордой в стол.

— Зебл, — усмехается в бороду Василич, — Нельзя ли как-то повежливее? У нас серьезное учреждение.

— Угу, — поддакивает опер, — Мы если бьем, то по серьезному.

— Я требую адвоката! — взвивается Паршин.

— Да не кипятись ты, — миролюбиво осаживает его следак, — Будет тебе адвокат. Всенепременно…Если вести себя хорошо будешь.

— У вас тут беспредел творится! — с откровенной паникой в глазах восклицает глист.

— Беспредел — это то, что вы с сеструхой с семейством Пушкиных сделали, а до этого с Михайловским. Мужик ядерной физикой занимался, академиком был! Светлая голова! А вы его с сестричкой со свету сжили и денежки его промотали. Что?! Скажешь — не так было?

Глист заговорил не сразу. До последнего пытался юлить и играть в непонятку.

Тут мужикам пришлось поднажать слегка и запел Владик яки оперный певец.

А дело было так:

В далеком-далеком прошлом Владику и его старшей сестричке по маме Веронике очень не повезло с родителями. Маман их вела не слишком сознательный образ жизни и, пребывая в постоянном алкогольном опьянении, меняла мужчин как перчатки. Собственно поэтому Владик и Вероника не знали кто у них папка. Знали только, что разные.

Едва ребятки подросли, так сразу и упорхнули из родного дома кто куда.

Владик был неглупым парнем и учился он довольно хорошо. Сумел поступить на бюджет на эконономфак, закончил с отличием и начал делать какую-никакую карьеру в банковском бизнесе.

Вика же сильным умом и терпением никогда не отличалась. Зато родительское ДНК наградило ее шикарной внешностью и харизмой. На этом и пыталась девушка построить свое собственное светлое будущее. Вот только что-то все равно не клеилось. Богатые, зажравшиеся и пересытившиеся толстосумы не спешили оставлять своих опостылевших жен и бросать все богатства мира к Вероникиным ногам. Наоборот эти мужики цинично ею пользовались и выбрасывали, как надоевшую вещь, заменяя новой, что сидела тихо и не вякала.

И вот после очередного неудавшегося романа красавица Ника на какой-то культурной тусовке встретила нелюдимого академика Михайловкого. Да, птица невысокого полета. Академики не олигархи, но тоже очень неплохо зарабатывают. Плюс Михайловский потомственный ученый из очень уважаемой и достаточно состоятельной семьи.

К тому времени Вероника уже очень хорошо разбиралась в людях и понимала, что закомплексованный, ранимый, потерявший шесть лет назад жену, бесконечно одинокий Михайловский будет ее на руках носить, если влюбить его в себя.

Осталось дело за малым: небольшая коррекция внешности — покойная жена академика была блондинкой, трепетный взгляд и он уже почти влюблен.

И вот Ника, наконец-то вышла замуж. Не за нищеброда какого-то, а за академика с квартирой, что набита антиквариатом и с солидным банковским счетом.

Примерно через год муж девушки стал болеть. То тошнота, то рвота, то боли в желудке, нездоровый цвет лица. Любая другая жена стразу бы забила тревогу, но Вероника специально настраивала мужа наоборот. Мол, ерунда какая-то, сегодня просто мясо было не свежее. Она как будто уже знала о том, что Михайловскому вскоре поставят страшный диагноз — рак. Уже не операбельный.

И вот девушка представляет себя безутешной состоятельной вдовой, строит планы на жизнь, мысленно распродает антиквариат, как тут внезапно появляется потенциальный наследник — взрослый сын Михайловского Аркадий, который родился от его какой-то там бывшей.

Ужасная ситуация!

Надо было что-то срочно делать, иначе все наследство перейдет к Аркадию.

Тогда Вероника с Владиславом придумали идеальный план. Они подделывали кредитные договора, по которым Михайловкий якобы брал большие суммы денег в долг. Куда эти суммы девались неясно, но в результате образовывался незастрахованный долг перед банком, который в случае смерти заемщика должны были погасить наследники. В итоге все наследное имущество Аркадия ушло с молотка, а Вероника с Владиком делили деньги полученные в банке между собой и продолжали наслаждаться жизнью.