На въезде в Орлинку увидел пятистенок. Здесь его ждали. Из калитки выскочил седовласый мужичок в потертом изумрудно-зеленого цвета кителе:
– Где ж вы запропастились…
– Да бывает, капитан Соснин, – показал красную корку.
Мужичок проводил милиционера по палисаднику на веранду, оттуда они зашли в сени и попали в горницу:
– Вот видите, дырка от пули… – показал на щелку в полу и на след обуви. – А это он ходил…
Бутылка
У окна охала бабулька.
– Загулял кто-то… – сказал Соснин.
Осмотрел горницу: погрома нет. Посмотрел на окна: стекла целы. Заглянул в чулан:
– Криминалом не пахнет, но все же…
Бросил планшет на стол и сел на скамью рядом:
– Ну, что было-то, рассказывайте…
– Бабка пускай говорит. У нее лучше получается…
– Ну, давайте, бабуля….
После сумбурного рассказа старушки Соснин вытащил из планшета листок:
– Давайте теперь по порядку. Сначала как вас звать?
– Марченко Пелагея Павловна… Родилась в Орлинке в 1923 году… На пенсии…
Соснин записал данные старушки и задал снова вопрос:
– Что случилось?
– Сегодня утром мы с дедом…
Старший опер слушал, уточнял, записывал:
«18 апреля 1993 года, примерно в 9 часов 15 минут, мы с дедом сели завтракать. Еще не прикоснулись к еде, как к нам в комнату вошел мужчина».
– Какой из себя? – спросил опер.
После объяснений записал:
«30–35 лет, роста примерно 165 см, телосложения среднего».
– Во что одет?..
Записал:
«На нем была надета рубашка темно-стального цвета, левый рукав оторван по плечо. На правом плече была видна ссадина багрового цвета, в виде той, что бывает при царапании ногтями. Под правым глазом такая же ссадина. Ссадины свежие».
«Откуда-то бежал», – подумал и спросил:
– Лицо какое?
Со слов бабули записал:
«Лицо круглое, голова лысая с редкими волосами, светло-русого цвета, борода русая с сединой, полукруглой формы, небольшого размера. Брюки в клетку серые, на ногах кроссовки белого цвета, грязные. В руках был обрез охотничьего ружья, двухствольного…»
– Что в комнате произошло? – спросил Таджик.
Записал:
«Когда он прошел в комнату, дед сказал ему: почему он зашел в комнату со взведенными курками. Он стал разряжать, и произошел выстрел с одного ствола. Заряд пробил доску пола».
У бабули затряслись руки, опер успокоил:
– Спокойнее, бабуля, гроза миновала…
– Вам легко говорить. У вас вон пушка есть. – Посмотрела на кобуру на ремне: – А у нас…
– Да он больше не заявится, поверьте… – сказал дежурную фразу.
Продолжал спрашивать и писать:
«Я пригласила его за стол, так как испугалась. На столе у нас была бутылка водки».
– Эта? – показал на четвертинку на краю.
– Да…
Опер писал:
«Он присел, дед налил ему, он выпил, закусил. Потом завязался разговор».
– Из оружия что-то было еще?
– Под рубашкой у него был патронташ. Дед спросил в отношении патрон, ведь обрез он положил рядом с собой.
Записал новые сведения, выяснял:
– А обрез какой?
– Да, а как же, я рассмотрела…
«Помимо срезанного ствола была срезана часть приклада, осталась только шейка приклада», – легло в объяснение.
– Что рассказывал?
Записал:
«В ходе разговора он сказал, что был на охоте и отобрал это ружье у них».
– У кого отобрал?
Бабуля пожала плечами.
– Как зовут гостя?
Из-под кончика ручки потянулось:
«За столом он назвался Николаем Николаевичем. Просидел минут двадцать и стал собираться. Перед этим он оставил у нас на столе маленькую бутылочку с этикеткой, на которой надпись латинским шрифтом… Потом он вышел. За ним следом вышла я».
«Осмелела», – подумал старшой и спросил:
– Куда направился?
– Он вышел на дорогу и пошел на основную трассу. Но куда именно, я сказать не могу.
– Ушел и все?
– Нет, перед уходом отдал деду двенадцать патронов…
– Да, шестнадцатого калибра, – встрял дед.
– И еще попросил что-нибудь из одежды. Я дала ему старую рубашку деда серого цвета. Просил еще фуфайку, но я не дала. Больше мне нечего сказать.
– Опознать сможете?
– Если его увижу, то смогу сказать…
Дал подписать объяснение.
– А где патроны? – Таджик повернулся к деду.
– Вот… – Дед показал на ящик в углу.
– Там и гильзы его… – сказала бабуля…
– Я все заберу… И эту бутылку… – сказал опер, пряча протокол в планшет.
– Забирайте, если надо…
Дед хотел еще что-то рассказать, но Соснин оборвал:
– Вы мне двух человечков найдите…
– Да тут их днем с огнем не сыскать… Деревня вымерла…
– Надо, деда… Мне нужны понятые, чтобы это хозяйство забрать…
– Да ступай на другой край, – завелась бабуля.
– Чего раскудахталась, сам знаю… – ответил дед, выходя из комнаты.
А бабуля ему вслед:
– Ишь, с койки не поднять… А ведь раньше бегал, как козлик…
Пока ждали дедка, Соснин рисовал на листке мужское лицо и спрашивал бабулю:
– Похож?
– Да, похож… Тольки малось борода шибко большая…
– Сделаем поменьше…
– А зачем это тебе, сынок?
– Это ориентировка…
– А он что, что-то натворил?..
– А что вас перепугал, этого разве недостаточно?..
– Да, ох как перепугал, ох как…
Вскоре дедок втолкнул в дом двух понурых старичков:
– Еле сыскал…
– Последние из могикан? – пошутил Соснин.
– А як же, нас по пальцам всех пересчитать…
Старший опер сел заполнять протокол:
«Мною… капитаном Сосниным… в присутствии понятых… произведено изъятие в доме Марченко Пелагеи Павловны… прож. деревня Орлинка Козельского р-на охотничьи патроны 16 калибра в количестве 12 штук, одиннадцать картонных гильз и одна гильза черного цвета пластиковая. Также бутылек… при изъятии Марченко пояснила, что данные вещи оставил неизвестный мужчина, назвавшийся Николаем Николаевичем, который был у нее дома 18.04.93 г. в 10 часу утра…»
Не обученные грамоте понятые-старички вместо росписей в протоколе поставили крестики.
Соснин патроны и гильзы собрал в пакет. Бутылку осторожно завернул в бумагу и сунул туда же.
– А лаптю… – Дед показал на след обуви.
– Не все сразу… Вы ее только не затрите… Если понадобится, снимем…
Теперь он оперским нюхом почувствовал, какой опасный тип объявился у них под Сосенским.
Уезжал затемно.
Видя, какую ценную информацию получил, сразу погнал в Козельск в отдел. Когда добрался до отдела, никого из руководства не оказалось, лишь слонялись по коридорам задержанные и канючили у дежурки, просясь отпустить их на свободу, а капитан-дежурный им повторял: «Вот сейчас начальник приедет и отпустит». Но что-то начальник не приезжал. Никто не знал, что уже и начальник козельской милиции, и гости, которые прибыли из Калуги, давно разъехались.
– Отдашь лично Зубову, как появится… – Выложил на стол перед дежурным бумаги: – Здесь объяснение с протоколом.
Поставил на стойку пакет.
– Что там у тебя звенит? – спросил дежурный.
– Да четвертинка…
– Давай на двоих… – засветился дежурный и полез в пакет.
– Руки! А то отпечатки сотрешь…
– Таджик, да давай «квакнем»…
– Ты пойми, ее уже «квакнули»… И патроны…
– Хм, чьи?
– Убивца…
– Какого, оптинского?
– Может, и оптинского…
– Так тот с ножом…
– А вот его портрет, – не ответил Соснин и из бумаг достал и положил сверху листок с рисунком.
– Слухай, ты что? Там мечи, ножи, а здесь «пушка». Если каждый выстрел к монахам присобачить, знаешь, что будет…
– Все, я тебе отдал, – разозлился Соснин, – а там как знаешь…
– Ладно, – бросил дежурный.
Кряхтя собирал бумаги и гремел пакетом.
Он себя не утруждал. Его дежурные сутки кончались в 8 утра и возиться с материалом все равно придется его сменщику. И крикнул снова скопившимся около дежурки задержанным:
