Михаил Фёдоров
Убийство в Оптиной пустыни
«Свято-Введенская обитель / Оптина пустынь достоблаженная / присно уповающая на милость Богоматери /; и на берегах реки текущей в живот вечный /, взрастила чудное древо старчества / и уподобилася еси граду сошедшему с небес / идеже Бог обитает с человеки, / отымая от очей их всякую слезу…»
Из дневника иеромонаха Василия (Рослякова). 3 января 1988 г.[1] «Радуйся, земле, Оптинская, / Заиорданье российское! / Ангелом место возлюбленное, / человеком страна святая. / Дивны красоты твоя / велия слава твоя / бездны обетованные твои. / Красуйся, благословенная, и ликуй, яко Господь Бог с тобою…»
Из дневника иеромонаха Василия (Рослякова). 10 августа 1989 г.[2] «Старец (Амвросий Оптинский) рассказывал: “Сидел бес в образе человека и болтал ногами. Видевший это духовными очами спросил его: что же ты ничего не делаешь? – Бес отвечал: Да мне ничего не остается делать, как только ногами болтать, – люди все делают лучше меня”».
Схиархимандрит о. Агапит (Беловидов). Жизнеописание в Бозе почившего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Часть первая. Москва, 1900. С. 103.
© Фёдоров М.И., 2023
© ООО «Издательство «Вече», 2023
Вступление
Владимир Фирсов
Много воды утекло с тех пор, когда 18 апреля 1993 года в Оптиной пустыни погибли трое насельников монастыря – иноки Трофим и Ферапонт и иеромонах Василий. Многими слухами и домыслами обросли те страшные, потрясшие всю Россию и весь православный мир события.
Автор этих строк оказался в Оптиной в первых числах мая 1993 года по настоятельной просьбе главного редактора журнала «Россияне» Владимира Фирсова[3].
Тогда вся Москва бурлила и обсуждала разгон демонстрации на Ленинском проспекте, а трагедия в монастыре замалчивалась. Владимир Фирсов сказал мне: «Езжай в Оптину… Вот где беда…» и дал рекомендательное письмо от журнала. Я поехал в Козельск. Добрался до монастыря. Меня приняла братия. Игумен Мелхиседек поселил в лазаретной башне за своей кельей. Я жил там, вдыхал жизнь обители и потихоньку собирал материал о трагедии.
Много раз после службы беседовал с батюшкой Илией, который уходил в келью последним, приняв всех жаждавших с ним пообщаться. Говорил с иноком Рафаилом (Романовым), которого приняли в братию с пасекой, он позже стал келейником отца Илии. Общался с отцом Ипатием, соседом отца Василия. Их кельи в деревянном домике находились напротив. Со многими насельниками и послушниками.
Даже встречался с епископом Евлогием[4], которого незадолго до убийства перевели на епископскую кафедру во Владимир, и он посчитал своим долгом в тяжелую минуту приехать в родное гнездо.
Тогда в песке на дорожке к воротам в скит я нашел ключи со следами запекшейся крови. Видимо, это были ключи отца Василия, которые он обронил при нападении на него. Потом в Москве отдал их учительнице Василия, чтобы передала реликвию матери убиенного монаха.
Первый наместник Оптиной пустыни архимандрит Евлогий
Я продолжал ездить в монастырь, стал там почти своим. Когда состоялся суд, ездил в Калугу, где разговаривал с судьей, который отправил Аверина на принудительное лечение. Встречался с доктором медицинских наук Кондратьевым, который посчитал Аверина невменяемым. Многое тогда узнавал.
После этого шли годы. Прошло тридцать лет, а тема Оптиной не остывала.
События Пасхи 1993 года описывались по-разному. Я с чем-то соглашался, с чем-то согласиться не мог. И вот когда чашу всевозможных придумок переполнило, я съездил в Калугу, просмотрел уголовное дело, поднял свои записки, освежил все в памяти и сел за документальное и вместе с тем художественное повествование. Мною владело желание на основании многочисленных увиденных документов внести больше ясности, удалить шелуху, отсечь накипь со значимого для всех православных людей события. Однако, несмотря на документальность, содержание книги является отражением моего видения тех событий.
Многие фамилии в ней изменены. Прошу извинить, если кого-то задену этой работой, поскольку писал со всем жаром сердца.
Часть первая
18 апреля 1993 года
1. В Оптиной пустыни на Пасху
Много радостей и испытаний выпало Оптиной пустыни. Ее старцы привлекали самых совестливых, самых благочестивых людей, которые ехали сюда со всех уголков России со своей болью, а кто и с сомнениями в вере, искали духовного утешения. Ее не обошли пути-дороги Федора Достоевского и Льва Толстого, Николая Гоголя и Ивана Тургенева, Петра Чайковского и Федора Тютчева. Сюда шел весь честной народ со своими печалями.
Старая Оптина пустынь
С приходом советской власти Оптиной удалось просуществовать всего несколько лет под видом сельскохозяйственной артели[5], но все же ее закрыли, устроив на этом месте сначала дом отдыха, потом концентрационный лагерь для польских офицеров, затем госпиталь, профессионально-техническое училище, позднее разместили воинскую часть.
Разрушенный Введенский собор
Оптина пустынь. Конец 1980-х
В Предтеченском скиту обосновались пионеры.
До революции Оптину пустынь украшали семь храмов, которые при Советах разрушили. Кирпичи пошли на дома. Мраморными плитами с монастырского погоста облицовывали здания. От Казанского храма остались только остовы стен. Во Введенском соборе школяры соскребали со стен росписи. В нем разместили мастерскую, и тракторы гусеницами разворотили пол. А вокруг в кострах жгли иконы. Прежнюю благопристойную красоту сменило запустение с крапивой в человеческий рост.
Местные жители удивились, когда в 1988 году здесь снова появились бородачи в длинных монашеских одеяниях. Власти вернули церкви не только монастырь, но и Шамордино, и насельники восстанавливали обе обители.
Оптина пустынь до революции
Оптина оживает
Накануне освящения Введенского храма. 1989 год
Уже летом 1988 года братия Оптиной состояла из отца-наместника, двух иеромонахов, двух иеродьяконов и четырех послушников. Она быстро росла.