— Какие еще письма?

— Предсмертные письма Эрика. Они были спрятаны в сейфе Монтальбано.

— И что? Какое это имеет отношение ко мне?

— Как раз-таки самое прямое и ты это знаешь.

— У мальчика были проблемы.

— Проблемы, которые ты использовал в своих интересах!

Папа усмехается.

— Этому нет никаких доказательств.

У меня отвисает челюсть.

— Ты, черт возьми, издеваешься надо мной? Парень покончил с собой из-за того, насколько напуганным и подавленным он себя чувствовал, зная, что твои люди придут за ним, чтобы взыскать свой долг — долг, который придумал ты!

Он закатывает глаза.

— Послушай. У Эрика были проблемы с азартными играми. В этом не я виноват. У его отца много денег. Он мог бы внести залог за своего сына. Мог бы погасить долг, не моргнув глазом. Если кто-то виноват в смерти Эрика, это Энтони Монтальбано.

Хотя его логика имеет смысл, пусть и искаженный, я знаю, что папа позаботился о том, чтобы специально подстроить смерть Эрика, зная, что у него проблемы с азартными играми. Он использовал зависимость Эрика в своих интересах, ради собственной выгоды, как он делает со всеми остальными в своей жизни.

— Если бы не твое участие, Эрик, возможно, не чувствовал бы себя настолько беспомощным, чтобы покончить с собой. Не пытайся истолковать это как-то по-другому. Ты сделал это.

— Обвиняй кого хочешь. Это не меняет того факта, что парень мертв.

— Может, и нет, но теперь у меня есть доказательства того, что ты был замешан. Ты и твой незаконный игровой бизнес.

У папы сводит челюсти, а глаза превращаются в щелочки.

— Эти письма ничего не доказывают, за исключением того факта, что ты взломал сейф Энтони Монтальбано и забрал те письма. Ты единственный, кто будет отвечать за это. На самом деле, ты был причастен к похищению Эвы. И Томми, и Клеммонс подтвердят это. Той ночью они были в том переулке. Они видели тебя. Они видели все. Они даже знают, где хранится фургон, на котором повсюду твоя ДНК.

И теперь все это обретает смысл.

Черт. Я. Вот почему папа хотел, чтобы я был там в ночь похищения Эвы.

— Итак, если все еще хочешь уволиться, — говорит папа, небрежно пожимая плечами и указывая на дверь. — Иди. Но не звони мне из своей камеры. — Он смеется. — И сомневаюсь, что твой новый друг Энтони Монтальбано внесет за тебя залог. Этот человек не захотел помочь даже собственному сыну. Кроме того, он будет слишком занят похоронами своей дочери после того, как она будет трагически убита собственным телохранителем.

— Ты прикоснешься к ней только через мой труп!

— Это можно устроить.

Я так взбешен, что ничего не вижу. Цвета вокруг меня сливаются воедино, когда мной овладевает головокружение. Не знаю, что сказать или сделать, чтобы это исправить.

Все, что знаю, это то, что я должен защитить Эву, мою сестру и Гвенни. Единственный способ сделать это — продолжать работать на моего отца. Но Монтальбано уже знает правду. Он и близко не подпускает меня ни к своему дому, ни к офису. Как я это проверну?

— Хорошо, — говорю я. Мои плечи опускаются, когда желание сражаться со свистом покидает меня. — Я помогу тебе расправиться с Монтальбано. Просто держись подальше от Эвы и отпусти Джен и Гвенни. Таковы мои условия.

— Договорились. — Папа хлопает в ладоши, из его горла вырывается зловещий смешок.

— Видишь? Неужели это было так трудно? Я не знаю, почему ты постоянно нарываешься на драку…

Что-то ударяет отца по голове, и он падает на пол.

ЭВА

ДА, Я НИ ЗА ЧТО НЕ СОБИРАЛАСЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДОМОЙ.

— Эва, какого черта ты здесь делаешь? — кричит Грэм, бросаясь ко мне.

Я переворачиваю чугунную сковороду в руке и пожимаю плечами.

— Помогаю.

Двое мужчин с ножами в руках топают к нам, и Грэм толкает меня себе за спину.

— Отойди.

Я выглядываю из-за гигантской стены тела Грэма, чтобы хорошенько разглядеть мужчин, которые ударили меня по лицу, связали и бросили на заднее сиденье фургона.

Ни один из них не такой высокий, как Грэм. Они оба выглядят примерно одного возраста, у них глубокие складки на лбу и вокруг глаз. Один лысый, другой щеголяет с сальной прической как у осла. Без лыжных масок они не такие страшные.

За исключением ножей.

— Ты слышал меня, Клеммонс, — говорит Грэм лысику. — Я согласился работать на своего отца и давать ему то, что он хочет. Не нужно никому причинять боль.

Клеммонс целится в меня своим ножом.

— Это было до того, как эта сука вырубила его.

Я показал ему средний палец.

— Пошел ты, кабель.

— Эва, не надо! — шипит Грэм. — Позволь мне разобраться с этим.

Лысый мужчина ухмыляется.

— Она такая же дерзкая в постели? Может, я устрою тест-драйв перед отъездом.

Мышцы Грэма напрягаются.

— Ты умрешь раньше, чем успеешь расстегнуть молнию на штанах.

Его зловещий тон напоминает мне о той ночи, когда он избил Доминика, и я помню, как он потерял контроль. Учитывая, что на кону я и его семья, у меня нет никаких сомнений в том, что Грэм выполнил бы свое обещание покончить с чьей-то жизнью. Это изменило бы его навсегда.

Я должна быть уверена, что этого не произойдет.

— Хватит этого дерьма, — рычит Клеммонс. Он бросается на Грэма, вонзая свой нож ему в живот.

Грэм уклоняется от его попытки и ловит его за запястье одним плавным движением. Он выворачивает запястье и бросает нож на ковер. Затем наносит мощный удар в челюсть и вырубает его.

Лысый идет за Грэмом, повернувшись к нему спиной, но я изо всех сил размахиваю сковородкой. Она попадает ему в руку, и он воет от боли, когда его нож падает на пол.

Грэм отбрасывает его ударом ноги.

— Убирайся отсюда. — Он мотает головой в сторону дивана. — Увези их с собой.

Где, черт возьми, копы? Я позвонила им сразу после того, как вломилась через боковое окно в дом Джен.

Проскакиваю мимо Грэма, пока он обменивается ударами с лысым мужчиной, и распахиваю входную дверь.

— Скорее!

Джен подхватывает Гвенни на руки и выбегает на улицу.

Я задерживаюсь в дверях, наблюдая, как Грэм замахивается кулаком и наносит очередной удар. Голова лысого мужчины поворачивается вправо, и он падает на спину. Все в отключке. Грэм — единственный, кто остался в живых. Мы сделали это.

Я подбегаю к нему и прыгаю в его объятия, сжимая его так крепко, как только позволяют мои руки и ноги.

— Ты сумасшедшая, знаешь это? — говорит он.

— Я не могла оставить тебя здесь с этими бандитами. — Отстраняюсь, чтобы посмотреть на него. — Не могла оставить тебя.

Его губы приоткрываются, и он собирается что-то сказать, когда его глаза расширяются, устремленные на что-то прямо за моим плечом.

Прежде чем успеваю оглянуться, чтобы понять, в чем дело, Грэм разворачивает нас и падает на колени, прикрывая меня на полу. Он стонет, а затем переворачивается на бок.

Из его спины торчит рукоятка ножа. Над нами возвышается более старая версия Грэма.

— Нет! — кричу я. — Что ты сделал?

Эллиот ухмыляется.

— Приятно, наконец-то, познакомиться с тобой, Эванджелина.

Хватаю Грэма за лицо.

— Грэм, останься со мной. Открой глаза. Посмотри на меня.

Веки Грэма дрожат, когда он изо всех сил старается держать их открытыми.

— Держись… подальше… от него, — хрипит он.

Я перевожу взгляд на его отца.

— Он твой сын! Как ты мог это сделать?

Он смеется.

— Разве твой отец не поступил так же с твоим братом?

— Ты совсем не похож на моего отца, ты больной ублюдок! — Красные и синие огоньки пробегают по его лицу, освещая комнату. Наконец-то.

— Ты вызвала копов, маленькая сучка!

Он наклоняется и хватает меня за волосы на затылке, дергая вверх, пока я не встаю.

Я даже не чувствую этого. Ничто не причиняет такой боли, как вид всей этой крови, вытекающей из Грэма, темно-красной, просачивающейся на бежевый ковер. Пожалуйста, не умирай.