— Столько мертвых… столько мертвых…

— Здесь погибло много людей, — так же негромко пояснил ему, стараясь поскорее увести его от леденящих кровь картин, — но мы с тобой обязательно выберемся.

Как-то незаметно для себя самого перестал переживать только за свою собственную жизнь и раздумывать над своими недавними поступками: теперь меня больше всего волновало, как несчастный Эндрю отреагирует на такое количество запредельной жестокости вокруг нас. Не приходилось сомневаться, что обилие изувеченных, убитых с особой ненавистью и злобой мертвецов скажется на состоянии психиатрического пациента пагубным образом. Понимал, мне придется делать все, что будет в моих силах и даже за их пределами, чтобы спасти этого человека не только физически, но и душой — он был абсолютно беспомощен перед лицом того зла, с которым мы столкнулись, и теперь полностью зависел от моих слов и решений

Мы повернули направо, и увидел автоматические двери, ведущие в очередную очистительную камеру дезинфекции. За то время, что бродил в мрачных стенах психушки, эти двери стали для меня неким спасительным маяком — открыть большую их часть пациенты не могли из-за отсутствия у них электронных пропусков, а попытаться отыскать такой у кого-то из убитых ими же сотрудников они не догадывались.

— Пойдем сюда, — обратился к Эндрю, приставляя к считывающему устройству чип пропуска, — не переживай, через такие камеры уже проходил неоднократно. Главное, помни, когда мы окажемся внутри, нужно будет закрыть глаза и задержать на несколько секунд дыхание — раствор, который распыляется там, не токсичен, но если он попадет на слизистую, будет неприятно.

Эндрю не стал возражать и молча сделал все, что ему сказал, — спустя несколько секунд мы уже оказались на другой стороне, где было все относительно спокойно. Створки дверей плотно сомкнулись, и с облегчением взглянул на загоревшееся на панели изображение красного замка: что бы ни напугало пациентов в предыдущем блоке, оно осталось там.

Первая же дверь, показавшаяся за поворотом, оказалась проходом в небольшую, но относительно чистую душевую. Давно уже хотел смыть кровь и пот с лица, да и проверить, в каком состоянии на данный момент находились мои раны на ногах, тоже было неплохо — из-за крови, разлитой буквально повсеместно, бинты размокли, превратившись в какие-то грязные тряпки, и теперь мне оставалось только догадываться, какую страшную картину увижу, размотав их. В идеале повязки вообще было необходимо сменить. К ноющей боли в ногах уже успел привыкнуть, но больше всего меня пугала возможность разрыва волдырей, оставшихся от ожогов, — в таком случае мог получить не только столбняк, всю гамму гепатитов и венерических заболеваний, но и куда более страшный сепсис.

— Давай поищем бинты, мне нужно сменить повязки на ногах, — предложил Эндрю, и он опять не стал возражать.

У меня начинало складываться ощущение, что он от пережитых страданий потерял не только волю к жизни, но и всякую возможность критически оценивать происходящее, если оно у него было.

Мы двинулись дальше по коридору, заглядывая по пути во все комнаты и кабинеты. Как ни странно, прежде всегда молчаливый и замкнутый в себе Эндрю первый заговорил со мной.

— Не думал, что увижу тебя снова когда-либо, — грустным тоном проговорил он, в то время как обыскивал шкафчик на предмет наличия перевязочного материала, — когда тебя забрали, даже самые упрямые и наивные из нас потеряли последнюю надежду. Кое-кто говорил, что ты уезжаешь, чтобы рассказать всем о том, что тут с нами делали, спорил сам с собой об этом. Ему верил. Очень сложно отказаться от надежды, даже такому, как я. Когда тебя забрали, понял, что ошибся.

— Как вы узнали о том, что меня… забрали? — спросил, отгоняя неприятные воспоминания о событиях, которые на самом деле только предшествовали настоящему ужасу.

— Все слышали звуки борьбы в коридоре, — поникнув еще больше, продолжил Эндрю, — а потом, когда они стихли, старший вашей смены прошелся по всем палатам и рассказал нам о твоей судьбе. Сказал, что никаких поблажек больше не будет… — его голос предательски дрогнул, — что мы можем забыть о прогулках и даже перемещении по коридору. Хорошо помню стон, пронесшийся над палатой… Кто-то попробовал возмутиться. Ругаться начал. Сказал, что у него и так уже пролежни на спине. А ему ответили, здесь ему могут устроить даже его паралич.

Обернул голову и увидел, как Эндрю обреченно уселся на пол, опустив потухший взгляд вниз. Если бы знал о том, что творилось в стенах клиники все это время, если бы только понимал, в чем принимаю участие, сам того не ведая! Но ведь сам был виноват — было столько намеков, столько несостыковок, недомолвок, а сам все пропускал мимо ушей. Не верил, что такие немыслимые вещи действительно могут происходить. Вырыл себе эту могилу своими собственными руками.

— Ведь спрашивал тебя, Эндрю, спрашивал напрямую, что с вами конкретно делают мои коллеги! — в бессилии воскликнул. — Почему вы все молчали? Если бы хоть кто-то из вас мне что-то сказал, сделал бы все для того, чтобы это остановить!

— Поэтому никто ничего и не говорил, — тихо произнес Эндрю, не поднимая головы, — мы психопаты, но не идиоты. Никто из нас не желал тебе такой судьбы.

Бессильно вздохнул: поздно было сокрушаться или обвинять кого-либо. Прошлое было уже не воротить, да и оглядываясь назад, мог с уверенностью сказать, что будь у меня возможность вернуться в то время, сделал бы все с точностью так же.

— Не виню тебя ни в чем, и ты тоже не должен себя винить, — подходя к нему и помогая ему подняться, сообщил, — пойдем. В этой комнате нет того, что ищу.

В следующей комнате царил неописуемый беспорядок, но в прислоненных к стене шкафчиках мог остаться нетронутый перевязочный инвентарь. Указал Эндрю жестом на единственный уцелевший стул, а сам направился к ним.

— Тебе следует знать, что в клинике произошла авария электросетей, — пояснил, попутно перебирая старые и грязные бинты, которые точно не подходили для моих нужд, — из-за скачка напряжения все автоматические двери аварийно пооткрывались, и многие пациенты оказались на свободе, учинив расправы над персоналом. Сейчас тут почти не осталось сотрудников, но нам все равно нужно спасаться отсюда как можно скорее. Собирался отыскать административный блок и покинуть клинику через главные ворота, а там выйдем на трассу, и нам кто-нибудь поможет.

Эндрю на этот раз ничего не ответил, погрузившись, по-видимому, в свои тяжелые депрессивные мысли и воспоминания. Не переставал прокручивать в голове его последние слова. Они произвели на меня огромное впечатление: выходит, пациенты отделения многое скрывали от меня даже не из страха — для них вряд ли что-то могло измениться в худшую сторону — а из желания оградить от всего этого ужаса. Просто выполнял свою работу, выполнял ее так, как должен был, но для них эти простые мелочи значили гораздо больше, чем для меня. Как-то незаметно для себя погрузился в эти раздумья, вспоминая, с чем мне приходилось сталкиваться в отвратительном мужском отделении.

Выводя своего подопечного из комнаты, все-таки словил себя на не очень приятной мысли о том, что ему, возможно, тоже не стоит доверять в полной мере — меня предавали слишком часто в последнее время: вначале опрометчиво поверил пациенту Моргану, который, в общем, и не думал меняться в лучшую сторону, затем тот священник фактически вонзил мне нож в спину… Все же Эндрю мне хотелось верить: он всегда был искренним со мной.