— Прости меня за то, что не смог спасти тебя, — дрогнувшим голосом прошептал, — тебя… и всех остальных. Я тебя тоже прощаю. Покойся с миром.
Поднявшись на слабеющих ногах и оглядев свою испачканную сверху донизу в крови Кэссиди одежду, тихо и не оглядываясь вышел в коридор…
Медленно прошел до конца коридора, ничего не замечая и смотря в одну точку перед собой. Перед моими глазами словно завис образ умирающего Кэссиди: его передернутое болью лицо, судорожно цепляющаяся за меня ледяная рука, округленные от предсмертного ужаса глаза… Он погиб только по своей собственной вине, но мое сердце рвалось от осознания того, что не смог его спасти. Последними словами несчастного пациента были не какие-то пространные изречения, а простое и полное отчаяния «помоги мне»… Мольба о помощи, обращенная ко мне. Сделал все, что было в моих силах, но на самом деле не сделал ничего. Позволил ему умереть.
Остановился, пошатываясь, и медленно закрыл глаза. Как же больно было…
Сколько смертей видел за эти последние часы, сколько страдания, безнадежности, безумия, сколько диких криков слышал… Это всеобщее человеческое горе вытеснило все остальное из моей измученной души, заполнило ее своей беспроглядной тьмой, тяготой. Не осталось ничего, кроме могильного холода.
— Господи, почему ты шлешь это все нам? За что? — прошептал, не открывая глаза. — Если ты видишь это все? Если ты нас любишь…
Сколько душ загубила жуткая лечебница… Сколько слез и потоков крови видели эти стены… Пациенты опустились ниже диких неразумных зверей в своей невыразимой жестокости, но никому не дано было пасть ниже бесчеловечных выродков, допустивших такое. Все эти страдания были исключительно на их вине, вся кровь, которую пролил Рид, Полтергейст и все остальные, на самом деле оседала только на их руках. На руках таких людей, как тот высохший старик-ученый, оставшийся в стенах подземной лаборатории, как доктор-извращенец по имени Стюарт, который использовал пациентов для реализации своих грязных фантазий, как прочие и прочие, как все те бесчисленные охранники, избивавшие меня и других пациентов, имена которых мне уже не дано было узнать… Именно они были повинны в этом.
— А я знаю, почему… — продолжил свой обращенный неизвестно к кому монолог, — ты просто нас не слышишь. Наши слезы и мольбы заглушаются миллионами радостных голосов, воздающих хвалу твоему имени и деяниям в храмах. Наш плач не способен пробиться через их восторженные крики. Все понимаю…
Нас всех принесли в жертву на алтаре науки, как говорил пациент в комнате с доской, на которой была написана система уравнений, но он ошибался. Нет, не науки — наживы, алчности. Не знал, для какой цели была создана технология морфогенетического кондиционирования, но конечное ее назначение состояло именно в извлечении прибыли. Технологию приобрели бы правительства мировых держав, а мы все так и остались бы в конечном итоге пустыми и ничего не значащими числами в финансовых отчетах компании.
Открыл глаза и, тяжело дыша, с трудом справляясь с подступившей волной горечи, тихо покачал головой. Подняв опустошенный взгляд к потолку, прошептал:
— Помоги мне. Помоги мне, прошу тебя.
Постояв в безмолвном ожидании еще какое-то время, устремил взгляд вперед, на расположенную передо мной в конце коридора очередную очистительную камеру, двери в которую были заблокированы.
«Выживу, — мелькнуло у меня в голове, — выживу, несмотря ни на что. Что бы они ни делали, выживу».
Собрав свои разрозненные истощенные силы, прихрамывая на обе ноги, направился к ожидавшим меня автоматическим дверям. Прислонив к считывающему устройству испачканный в крови пропуск охранника, молча шагнул вперед, когда створки разъехались передо мной. Как же показательно это все было! Они устанавливали дорогостоящее и сложнейшее в эксплуатации оборудование там, где оно было необходимо, но сделать хотя бы косметический ремонт, чтобы привести эти обшарпанные стены с потрескавшейся и отколовшейся штукатуркой в нормальный вид, никто и не думал. Руководство экономило на всем, даже на собственных сотрудниках и их комфорте. О пациентах не стоило и говорить…
Каким же огромным был этот медицинский блок! Вышел из камеры и попал в очередной коридор, точно такой же, как тот, где я пребывал до того.
«Может быть, заблудился и опять хожу кругами?» — подумал, осторожно обходя огромные лужи крови на грязном полу.
Здесь тоже повсюду были разбросаны мертвые тела, а вдоль стены были не слишком аккуратно расставлены в ряд оторванные головы…
«Рид не мог сделать это… — пронеслась у меня леденящая душу мысль, в то время как в немом ужасе косился на открытые рты с высунутыми наружу языками и налитые кровью стеклянные глаза, — он попросту не мог попасть сюда — у него не было электронного пропуска… Может, это все-таки Полтергейст? Но зачем ему складывать оторванные головы в ряд? Он не делал этого в подземной лаборатории…»
Уже ничего не воспринимая от морального истощения, медленно побрел, куда глаза глядят. У меня уже даже не было какого-то четкого плана спасения. Внезапно до меня откуда-то издалека донесся безумный истошный крик:
— Приближается урага-а-ан — и никому его не останови-и-ить! Приближа-а-ается урага-а-ан — и никому его не останови-и-ить!
Такое мог кричать только кто-то из пациентов.
«Боже… Что у него в голове?» — со смесью сожаления и неприязни подумал, двигаясь дальше.
Безумные крики все нарастали, теперь они сопровождались еще каким-то непонятным грохотом и стуком. Почувствовал, как внутри меня нарастает скользкий страх.
— Сюда! Там был какой-то шум! — хрипло проорал кто-то другой уже совсем близко от меня.
— При-и-иближа-а-ается урага-а-ан — и никому-у-у его не останови-и-и-ить!
Их там было, как минимум, двое. В страхе прижался к стене — мне, как никому, было известно, что стоять на пути у перевозбужденных пациентов, особенно если они чувствуют поддержку друг друга, может быть очень опасно. В ту же секунду из-за поворота выбежала целая толпа пациентов, даже не сразу сумел сосчитать их количество.
— Это он!
— К черту! К чертям его!
Попятился, чувствуя, как учащается биение утомленного сердца, и уже вознамерившись бежать назад, к камере дезинфекции.
— Стойте! Он не из них! — оборвал безумные возгласы один из пациентов, и все остальные разом смолкли и остановились в проходе.
Тяжело дыша, тоже замер, смотря прямо в злые прищуренные глаза того пациента, что остановил не успевшую начаться погоню. Внутри меня опять разыгралось уже ставшее привычным чувство неконтролируемого страха, но в этот раз ситуация была гораздо хуже, чем во все предыдущие: был один, а пациентов было шесть… И все они были вооружены каким-либо оружием: ножами, кусками арматуры, либо досками со вбитыми в них гвоздями… Мог попытаться убежать от одного человека, но убегать от такой толпы было равносильно бегу от стаи бешеных псов.
