Кровавая корка, наросшая поверх закрытых век, активно сопротивлялась желаниям военного инженера осмотреть окружающее пространство. С едва слышимым шипением, Ломагин, извиваясь подобно дождевому червю, смог высвободить из тесного плена, свою левую руку, до этого лежащую вдоль тела и наконец, сковырнуть причиняющую невыносимый зуд преграду со своих глаз.
“В какой-то степени все же следую намеченному плану ” — попытался успокоить себя Ломагин — “жаль, что с крышей не прокатило, зато…” — оглядывая серебристые стенки воздуховода, военный инженер удовлетворенно выдохнул, поражаясь своей везучести — “будем считать, просто вовремя сменил маршрут, с легкостью миновав этап блуждания по бесконечным коридорам больной фантазии архитекторов. Зато мне наконец-то пригодится фонарик, не зря потратил время на его поиски” — всё той же левой рукой, изогнувшись словно гусеница, военный инженер протянул руку к переднему кармашку бронежилета, встречая вместо чуть шероховатой ткани нательной защиты свою голую грудь.
Водя рукой из стороны в сторону по своей груди, всё ещё надеясь, что это обычный сон, Ломагин покрылся холодными каплями пота, осознавая, что во время своего необычного путешествия, он умудрился уничтожить свою одежду. В принципе, ему было не привыкать, оказываться голым в самых неожиданных местах, но вместе со своей одеждой, военный инженер, кажется, потерял то, что позволит ему сбежать из города – телефон.
“Если бы, только…” – оборвал сам себя военный инженер, не к месту вспомнив одну пошловатую поговорку, которую когда-то услышал от одного из грузчиков магазина, в котором он подрабатывал в школьные годы.
— Если бы у бабушки был член, то она была бы дедушкой, – важно продекларировал на ломаном английском мужчина с густой и очень кудрявой бородой, в ответ на нелепые оправдания Ломагина стоящего рядом с упавшим ящиком с помидорами.
Так и сейчас, военный инженер мог корить себя сколько угодно, но только прошлое не вернуть, поэтому нужно смотреть в будущее и попытаться придумать, как выйти из столь щекотливой ситуации. По правде говоря, если бы у Ломагина на заднице росли волосы, то они достали бы до его затылка, примерно так можно было охарактеризовать чувства, царившие в его душе.
Занятый самоуничижением Ломагин не сразу осознал некое чувство неправильности, исходящее от его правой руки. Почувствовав в ладони некий предмет, военный инженер начал зачитывать про себя все молитвы, какие только смог вспомнить, медленно, проделывая с правой рукой те же манипуляции, что и с левой несколько минут назад.
Осматривая слегка разъеденный черный прямоугольник, покоившийся в его руке, от избытка чувств распирающих его, военный инженер на мгновение забылся, что есть мочи, ударившись головой об стенку воздуховода. Ни один золотоискатель, наткнувшийся на залежи золотой руды, не был так счастлив, как военный инженер, с любовью смотрящий на свой билет из этого кошмара, воистину, ценность вещей познается лишь в безвыходный момент.
“Отлично, у меня получилось.” – Выдохнул военный инженер, разглядывая светящийся экран раскладного телефона, он был в хороших отношениях с высокими технологиями, но раз телефон не превратился в безмолвный кусок пластика, значит — с ним все в порядке, и ему удалось защитить его от разрушающего воздействия кислоты.
В свете, источаемом телефоном, Ломагин смог осмотреть себя, точнее ту часть тела, что попала в зону его видимости. В целом, его внешний вид был приемлемым, несмотря на то, что его сильно потрепало, его руки, грудь, зажили, не напоминая один большой ожог, с противно шипящей и плавящейся кожей. Регенерация сделала своё дело, вытаскивая организм с того света. Конечно, работа была сделана не до конца, всё больше приходя в себя, и уделяя пристальное внимание осмотру своих пострадавших конечностей, Ломагин замечал воспаленные рубцы, и просто красно-бордовые участки до конца не зажившей кожи.
К несчастью, на этом положительные моменты заканчивались. Восстановление организма от столь серьёзного урона не прошло бесследно. С каждой минутой на него всё сильнее и сильнее наваливалась слабость. Организм, потративший все ресурсы на восстановление, в какой-то момент начал пожирать сам себя в поисках строительного материала для заживления страшных ран. И теперь, он всё настойчивее сигнализировал о желании получить столь необходимую энергию.
Он потерял в объеме и очень сильно хотел ЖРАТЬ. Голод был столь силён, что в очередной раз, Ломагин почувствовал себя на краю пропасти, откуда на него смотрела вечно голодная бездна, грозящая занять его место.
“Стоит поторопиться.” – Подавил зарождающуюся панику военный инженер. Судя по шуму, издаваемому снизу, громким голосам, крикам и переругиваниям, он поневоле попал в некое секретное место, лабораторию, спрятанную под зданием университета и доступ в которое пытались получить столпившиеся на улице военные.
Медленно, стараясь не шуметь, Ломагин начал своё движение, вытягивая вперед руки, он подтягивал к ним своё тело, перемещаясь, таким образом, в тесном пространстве воздуховода. В данный момент, судя по виду, открывающемуся ему сквозь небольшое решетчатое отверстие, он находился над коридором, по которому сновали люди. Многие из них были одеты в белые халаты, и все они были чем-то встревожены, и Ломагин догадывался чем. В противовес им, до зубов вооружённые люди так же спешно перемещающиеся по артериям лаборатории, были собраны и готовы к бою, готовясь отражать вторжение извне.
“Мне необходимо найти укромное место и… пищу.” – Ломагину пришлось быть честным с самим собой. В качестве пищи, он рассматривал вовсе не горячий хот-дог с чаем или овсяную кашу, нет, ему была нужна другая пища, более калорийная, и более живая. Уже не первый раз он встаёт перед выбором, в котором, между жизнью и смертью, он выбирал жизнь. И в глубине души, военный инженер понимал, что он всегда будет выбирать свою жизнь. За несколько дней он превратился из обычного рохли в хладнокровного убийцу, прячущегося за маской человека и норм морали, оправдывая каждое свое убийство безысходностью или тем, что не мог себя контролировать.
Продвигаясь, метр за метром, погружённый в свои размышления и борьбу за свой разум, Ломагин добрался до развилки. “Правило правой руки.” — Не задумываясь, военный инженер, повернул в правый проход, используя старое как мир правило – всегда иди в одну сторону, куда-нибудь да придёшь. Своеобразный перекрёсток был настолько неудобен, что для того чтобы попасть в нужное ответвление, Ломагину пришлось принять форму двухполюсного магнита, с покрасневшей от раздражения кожей, он формально походил на всем известный экземпляр из мультфильмов с Томом и Джерри.
Ему повезло, перемещаясь по этой ветке, он наконец-то попал в лабораторные помещения и какие-то кабинеты. “Всё не то, слишком велик риск быть замеченным, а мне даже руку поднять тяжело, не то чтобы вступать с кем-то вооружённым в схватку.” – Военный инженер отбраковывал одно помещение за другим. Некоторые кабинеты были с прозрачным стеклом вместо стены, и вылезать там, означало сказать всем – эй, привет, я тут, убейте меня поскорее. В других кабинетах было слишком много людей, к тому же существовал риск, что в него в любой момент может зайти посторонний. Поэтому, заталкивая свой голод, как можно глубже, Ломагин с сожалением прошёл мимо кабинета с одиноким мужчиной что-то увлеченно печатающим, и казалось ничего вокруг не замечающим.
