В обычно многолюдном коридоре никого, кроме меня, не было, но отчаянно вывшая сирена сообщала, что случилось что-то очень серьезное. Откуда-то издалека доносились непонятные звуки, похожие на невнятные крики, грохот и треск. Только сейчас обратил внимание на то, что кое-где на полу лежали брошенные кем-то впопыхах документы. Не успел ничего сообразить, потому что прямо за стеной, к которой прислонился, раздался чей-то истошный крик и последовавшие за ним звуки выстрелов. Встрепенувшись, опомнился и поспешил убраться оттуда, даже уже не пытаясь понять происходящее.
Отбежав подальше, опять остановился. Здесь творилось просто что-то невообразимое: мебель была вышвырнута из кабинетов в коридор, все было перевернуто вверх дном, сломано и разбросано, даже одна из дверей, ведущая в какой-то кабинет, была сорвана с петель. Поблизости опять были слышны чьи-то переходившие в визг крики. Пытаясь собрать все, что мне довелось увидеть, воедино, осторожно двинулся в сторону выбитой двери и заглянул в комнату.
Под столом посреди перевернутой мебели, сжавшись и надеясь, судя по всему, на то, что его не было заметно, сидел некий человек, одетый в лабораторный халат, по-видимому, один из бывших коллег, который при этом трясся в ужасе так же, как сам до него несколько минут назад. Сделал всего пару шагов в его сторону, и он, не справившись с подступившей паникой, закричал и закрыл голову руками. Не успел даже ничего предпринять, так как в комнату, оттолкнув меня в сторону, ворвались трое и, заметив сжавшегося под столом доктора, вытянули его за волосы в центр. Даже если бы они были одеты в обычную одежду, не надо было бы обладать каким-то специальным опытом, чтобы понять, что это — психиатрические пациенты.
— Пощадите! Пощадите! — истерично прокричал доктор, когда один из пациентов силой поставил его на колени, удерживая за горло.
Прежде чем успел опомниться, другой со страшной силой ударил несчастного ногой прямо по лицу, отчего тот упал навзничь. А дальше они начали избивать его с нечеловеческой жестокостью уже все втроем, не обращая внимания на мое присутствие.
— Что вы… Остановитесь! Прекратите! — закричал, делая инстинктивное движение вперед, но осекся и замер, когда увидел направленный на себя нож одного из пациентов.
— Пошел нахрен отсюда, — коротко бросил он мне.
Перевел взгляд на истекающее кровью лицо доктора, лежавшего на полу. Он был уже без сознания, но озверевшие пациенты продолжали в исступлении избивать его, специально стараясь бить по голове и в живот. Вне себя от ужаса, оценив взвешенно свои силы, попятился к выходу. Не смог бы помочь ему: их было трое, а я — один, кроме того, они были вооружены, в отличие от меня. Мог бы попытаться оглушить с удара одного из пациентов, когда он отвернется, и потом попробовать разобраться с остальными, но это вполне могло стоить мне жизни, а доктору уже ничем не помогло бы. Стараясь не думать о моральной стороне своего поступка, кинулся бежать из этой комнаты.
Отбежав на, как мне хотелось верить, безопасное расстояние, в очередной раз остановился, чтобы отдышаться. Происходящее не укладывалось у меня в голове: пока что всеми, кто мне встретились, были только эти разъяренные, как медведь, разбуженный посреди зимы, пациенты и один запуганный до состояния истерики доктор. Все еще пошатываясь из-за мощного выброса страха и действия нейролептиков, которые мне насильно вводили все это время, завернул за угол, но то, что там увидел, заставило меня моментально отпрянуть назад.
Весь коридор был буквально залит кровью, а в его конце лежали несколько убитых охранников. Да и как убитых! Их тела были просто разорваны на части, можно сказать, размазаны по полу… Сталкивался с разными вещами за свою жизнь, но это… да, видел мертвых, но… это было не так… В глазах у меня потемнело, с трудом подавил подступивший приступ тошноты. Какое-то время просто стоял, взявшись за угол стены одной рукой и зажимая рот другой. Голова одного из охранников была повернута прямо ко мне, его открытые, но уже пустые глаза были устремлены на меня. Он был живым еще совсем недавно… Стараясь больше не смотреть на разорванные тела, развернулся, еле держась на ногах, и побрел в противоположную сторону. Такая жестокость казалась мне нереальной, не мог понять, кем надо было быть, чтобы сотворить такое. Видел, как обезумевшие в конец пациенты избивали не успевшего спрятаться доктора, но они просто били его, пусть и крайне жестоко. Мог представить, как можно ударить человека в порыве гнева, даже забить насмерть, но разрывать тела на части… Не знал, что люди могут быть способны на такое. Тут-то до меня и дошло, что же случилось на самом деле.
«Боже мой… О, боже мой…» — пронеслось у меня в голове, когда осознал масштаб происшествия — пациенты каким-то образом выбрались на свободу и начали нападать на персонал.
Сначала не мог понять, как им удалось это сделать, но потом, когда, немного поразмыслив, вспомнил хронологию предшествующих событий, мне все стало предельно ясно: из-за скачка напряжения и сбоя системы электропитания автоматические двери камер, в которых здесь содержали пациентов, аварийно открылись, и все эти доведенные нескончаемыми издевательствами до звериного состояния люди вырвались. Персонал оказался не готов к такому, потому, даже никак не координируя свои действия, пациенты без труда расправились с теми, кто не успел вовремя скрыться. Меня спасало только то, что сам уже был по сути одним из них.
Теперь… Теперь мог попытаться сбежать. За эти дни надежда на спасение не покидала меня ни на мгновение, хотя умом понимал, что это — лишь жалкая иллюзия, спасительная веревка, которая не дает мне сойти с ума от боли и издевательств — мой разум избрал самообман в качестве защитного механизма. Попав в нечеловеческие условия, человек всегда задает себе вопрос: «Смогу ли выжить?» Отрицательный ответ на этот вопрос, даже если он неверен, всегда ведет к отчаянию и нравственной гибели. Всегда говорил себе «да», даже когда все мое измученное естество кричало в ответ «нет». И вот теперь, впервые за последнее время, моя жизнь была, наконец, в моих собственных руках, но знал, борьба за выживание только начинается.
Единственным правильным выходом из той ужасающей ситуации, в которой оказался, было — взять себя в руки, сконцентрировать остатки сил и бросить их все на спасение. Знал, больше мне никто не поможет. «Каждый за себя», как сказал спасший меня пациент. Совсем не знал эту часть комплекса, но кое-какой план у меня появился. Несколько раз, когда меня проводили мимо, мне доводилось видеть эту ужасающую в своей мощи машину — морфогенетический двигатель. В том терминале, где она располагалась, замечал указатели, даже план эвакуации: если бы добрался до этого места, стало бы ясно, в каком направлении нужно двигаться, чтобы покинуть клинику. Проблема заключалась в том, что не знал, как попасть к этому двигателю, но, поскольку выбора у меня не было, просто пошел вперед, прислушиваясь к леденящим душу крикам за стенами. Мне даже не хотелось думать о том, что там происходило…
По дороге мне встретились еще несколько пациентов клиники, один из них, молодой щуплый паренек, стоял в углу, уткнувшись носом в стену, двое других промчались мимо меня со скоростью вихря, задев кушетку, находившуюся возле входа в какой-то очередной кабинет. Еще один пациент, тихо сидевший на полу, вскочил, когда посмотрел на него, и гневно проорал:
— Чего ты уставился? Чего уставился, я тебя спрашиваю!
