Понемногу колонна рассосалась. Чем ближе к передовой, тем меньше становилась. Машины сворачивали к своим частям.

– Тебе, товарищ, куда?

– Когда убывал по ранению в госпиталь, моя 106-я пехотная дивизия стояла за Смоленском.

Шофер присвистнул.

– Это же двадцатый корпус! Он сейчас далеко!

– Надо же! – огорчился для видимости Михаил. – А где?

– Не знаю. Надо бы тебе узнать в комендатуре.

Шофер не стал останавливаться на ночевку, в два часа ночи прибыл в полк. Михаил поблагодарил, сориентировался по звездам, где восток. В ту сторону и направился. Уж мимо своих не пройдешь. Получается, он в ближнем немецком тылу. Мимо двух танков Т-III прошел, немного дальше стояла артиллерийская батарея, которую обошел стороной. Потом окопы, причем неполного профиля. Он их принял за вторую линию. По правилам немецкой фортификации должна быть первая, укрепленная сильнее второй. Но и сто метров прошел, двести и триста, а новых траншей или окопов не было. Не заблудился ли? Еще смущало, что немцы не пускали ракеты, не вели беспокоящий огонь дежурные пулеметчики. Может быть, река впереди или другая естественная преграда вроде оврага? Или пора ложиться и ползти? Земля сырая, не хотелось лишний раз елозить по грязи. И вдруг окрик на русском.

– Стой! Кто идет?

– Свои, разведка.

– Пароль, а то стрелять буду!

В подтверждение щелчок затвора. Михаил лег. Лучше грязным, чем мертвым. Часовой морально готов увидеть разведчиков своих, но никак не немца.

– Пароль не знаю, позови разводящего или взводного.

– Чтобы он мне по шее из-за тебя дал?

– Предлагаешь до утра лежать? Так ведь я околею. Командование не получит важных сведений. Вот тогда у тебя будут проблемы. Не по шее дадут, а под трибунал отправят.

Несколько секунд тишины, потом часовой предупредил:

– Вызываю взводного. Стой на месте!

Нет уж, лучше лежать, дольше проживешь. Часовой подал сигнал свистком. Редкость ныне, свистки большей частью утеряны. До свистков ли, когда гибли целиком полки?

Ждать долго пришлось. Наверняка взводный спал. Впрочем, у него и днем забот полно, человеку отдохнуть надо, не железный. На фронте из командного состава взводный жил меньше всех, пару недель. Командиры званием и должностью выше находились дальше от передовой. Если командира роты еще мог убить снайпер, то до комбата пули уже не долетали, только мины и снаряды.

Со стороны часового послышался прокуренный хриплый голос:

– Ходи сюда, только руки подними!

– Я в немецкой форме! Не подстрелите невзначай.

– А сколько вас?

– Я один, из разведотдела армии.

Михаил встал, поднял руки, медленно пошел. Уже окоп виден, две фигуры в нем.

– Стой!

К Михаилу подошел человек в ватнике, обыскал, забрал пистолет из кобуры. Пошли мимо часового, спрыгнули в траншею, извилистым ходом – в землянку. Сыро в ней, на полу вода хлюпает.

– Кому телефонировать?

– В разведотдел армии.

– А в Москву не надо? У меня связь только с ротным и комбатом.

– Тогда зачем спрашивать?

Взводный стал крутить ручку полевого телефона. Когда на другом конце ответили, сказал:

– Старшина Жихарев. В расположение взвода немец вышел, говорит, из разведотдела армии. Понял, товарищ капитан. Есть.

Трубку положил.

– Принесла тебя нелегкая. У меня во взводе пятнадцать человек осталось со мной вместе. А сейчас двоих надо посылать тебя конвоировать в штаб батальона.

– На твоем участке, старшина, немцы завтра точно наступать не будут. Нет у них ни техники, ни личного состава.

– Успокоил!

Старшина закурил, вышел на несколько минут, вернулся с бойцами. Одному он отдал пистолет Михаила.

– Сдадите в штаб батальона, лично комбату.

– Шлепнуть бы гада и спать лечь!

– Но-но! Какой он тебе гад? Наш разведчик.

– Наши в немецком не ходят.

– Разговорчики! Что ты понимаешь в разведке?.. Рассуждаешь, дурак! Исполнять!

– Есть.

Бойцы не выспались, зевали, спотыкались и чертыхались. Ночь темная, тучи закрыли небо, ни звезд не видно, ни луны. У солдат трехлинейки. Задумай Михаил сбежать, удалось бы. Из автомата дал очередь веером – и готов беглец. А при стрельбе из винтовки целиться надо.

Полчаса хода, и прибыли в штаб батальона в полуразрушенной избе.

– Товарищ капитан! По приказанию старшины Жихарева…

– Вижу, бойцы! Можете идти в расположение взвода.

Боец вытащил из кармана парабеллум, протянул комбату:

– Велено передать, его пистоль.

Привели Михаила в штаб полка, потом перевезли в штаб дивизии, и только к полудню он попал в разведотдел армии. Майор, его отправлявший, обрадовался. Но, похоже, еще больше удивился возвращению. Сначала выслушал доклад Михаила, потом придвинул листки бумаги:

– Напиши подробно.

Михаил стянул с пальца перстень, протянул майору.

– Книпке велел беречь и передать. Перстень этот из броневой стали перспективного немецкого танка. Его вручил Книпке сам Порше, конструктор танка.

– Да ну?! Вот это удача!

Майор ушел и вернулся уже с незнакомым полковником. Михаил уже три листка исписал убористым почерком. Начался натуральный перекрестный допрос. Один вопрос задавал майор, другой – полковник. Вопросы самые разные.

– О чем говорили с Книпке?

– Не видно ли паники среди населения Берлина?

Хотелось сказать: а чего берлинцам паниковать? Пока что это вермахт продвигается к Москве, а не Красная армия к Берлину. Да фактически и не видел Михаил местных жителей. С поезда – сразу на адрес, да еще в сумерках.

Допрашивали до вечера и только потом отпустили. Нет чтобы накормить, дать возможность переодеться. Влажная униформа так и высохла на теле. А когда в столовую пришел, так повара уже котлы мыли. Это хорошо, что в сидоре, хранившемся у старшины, были консервы. Ладно, годится и это, наелся, только хлеба не было. Закусывал немецкими галетами безвкусными.

На следующий день майор – только сейчас назвался по фамилии Климкин – обрадовал.

– От Книпке получено две радиограммы новым шифром. Дает тебе высокую оценку.

Это было Михаилу приятно. Награду разведчику за задание успешно выполненное не дали, а в звании повысили, даже через две ступени, до сержанта. История с «младшим лейтенантом», видимо, где-то заглохла, Михаил и не стал ее будить. С учетом его учебы в зенитно-артиллерийском училище, вероятно, командирского звания ожидать и так недолго. С удовольствием Прилучный прикрепил к петлицам красивые алые треугольнички из стекловидной эмали. Сослуживцы настойчиво намекали: «Обмыть бы надо, а то заржавеют». Да не получилось. В действующей армии никто, даже командир, не может предсказать, что будет завтра.

Для выполнения пока неизвестного задания разведотдел собрал группу из разведчиков, знавших немецкий и бывавших во вражеском тылу: Прилучный, Недвижаев, Петрусенко, Малахов… Михаил понял: задание будет сложным и опасным, потому что начались тренировки. И это в то время, когда каждый боец на счету. С группой поочередно занимались командиры. То марш-броски с ориентацией по карте, то стрельба из трофейного оружия из разных положений – стоя, лежа, с колена, в падении. Или часового снять так, чтобы не пикнул. Группу поселили в избе на отшибе, запретив общаться со всеми.

– Ох, ребята, чувствую, в самое пекло сунут, – сказал вечером Петрусенко. – Все соки выжимают.

– Потом легче будет, – возразил Малахов. – А вообще, похоже, что или захват важного фашиста готовят, или диверсию.

– Тогда почему минное дело не преподают? – возразил Петрусенко.

– Узнаем, когда пора придет.

Через две недели каждый под себя примерил мундир, сапоги, китель и амуницию: ремни, патронташи, гранатные сумки, ранцы. Уже начало ноября, первые морозы. По ночам тонким покровом ложился снег, днем таял. Для разведчика или диверсанта – плохо, на снегу следы видны. Все замести за собой невозможно. Хоть на тебе сапоги немецкие, а если след из леса к дороге ведет, то это подозрительно. Немцы в лес не ходили, боялись партизан, опасались заблудиться, такие случаи тоже были. Потому что леса в Белоруссии дремучие. В лес входили только большими подразделениями, чтоб устроить карательную экспедицию. Тем более появились сведения, что немцы передислоцировали на восточный фронт егерей с горной подготовкой – с прицелом на действия на Кавказе. Еще отправили в Карелию, у егерей обмундирование специальное, к зиме подготовленное. Меховые шапки, утепленные куртки, брюки на меховой подкладке, теплые высокие ботинки. В таком на снегу часами можно лежать. А еще в егери зачисляли бывших охотников, умевших ходить по следу зверя, выживать в лесу. Не каждый сможет разжечь костер в зимнем лесу, это не сухие дрова в мангале запалить. Кроме того, у егерей были подготовленные собаки. Им-то все равно, волка преследовать или человека. Человека даже проще, запаха больше. От него и потом пахнет, и ружейной смазкой, и гуталином, и одеколоном.