Над этим эталоном ты вновь и вновь обладаешь чертами земной схожести блага прародителей и тонкими голосами стонет уморительное поле притяжения к земле, чтобы холод внутри твоих глаз ещё держался и не таял, как превалирует философия ужаса над преобладанием готической атмосферы к постоянному нраву побуждения быть собой. Создавая естественные линии красоты твой равноправный крест не усложняет движение материальных звёзд, по которым рассчитывали строители пирамид свою монограмму в лучшее будущее и видели это завтра внутри окаймлённого ужаса, летающего философской ступенью познания к пределу твоей состоявшейся ныне жизни. В такой душевной маете и тяге к науке, садясь на коня внутри идиомы личной выгоды, ты не хотел бы стать упорным мстителем и понятной порчей среди мифологического бесчинства дружелюбного склада ролей внутри твоих мыслей. Дружит ли черепаха со своей слепой, колючей жизнью, чтобы превратиться в будущее лучшего образа знания, ей всегда помогает созданное превосходство внутри состояния мудрости, прожитой к новому счёту времени. Где планеты – изгои в сердцевине материального ужаса космического происхождения квантовых полей тоже хотят видеть тебя в слепом предмете доигранной сказки быть человеком. Не таким как все, таким же как роли в будущей социальной моде и вовлечённости к гордящемуся уровню своего познания лучшего в самом себе. Постоянно сливаясь с этим представлением космической панорамы жизни, ты проходишь ещё больше смысловых чувств, но чёрный шёпот давит твои тени и ловкой колеёй забытого вчера ищет пределы внимания, к чему бы обратиться внутри и предсказать лучшее право стать постоянным героем. Движение предела чувства пролетает экзопланету, чтобы её изгой слегка наклонил голову внутри космических параллелей быть мужественнее и разносить своё чутьё на благородство другого толка предания. Предлагаешь сегодня выждать ещё день, но уже внутри за дымчатыми сводами существования мира из земного сходства бытия, ты стал похож на кого – то, кто видел твои философские черты на протяжении целого ряда времён и эпох. Куда водили лучшие оценки за материальные блага твоих друзей и коллег, и когда – то умели им предлагать сподручное дело из созданной космической причины стать последним ожиданием не связанного чувства превосходства перед собой.

Зайди вперёд и солнце кружевами тонких линий касается иллюзии быть с ним, но общий холст пути назад не знает физика в пределе твоей жизни..

Ты был ещё маленьким мальчиком внутри теплящего сердце пережитка о серой форме времени и ветер огнём играл в голове, в когда – то потухшем образе идеала солнечного счастья. Было легко уговорить своих родителей обучать их тебя ощущению счастья, но зайдя вперёд всё думаешь о цели твоего внутреннего мира, как переплывающий свод Харона в потусторонней жалости к своей личной погоде сумрака быть здесь. Где здесь? Да, в этом юмором прикрашенном взгляде на ценность твоей личной заслуги перед движением внутреннего счастья к тебе навстречу, чтобы говорить о чувствах солидарности открыто и уметь этим чувством управлять без крайней выгоды и отвращения в беспокойном космосе переливов власти. Пуская остановило время твоё сознание, оно уже давно как и часы не ходит и стоит на будке предполагаемой родственной жалости к самому себе. Когда тебе стало под пятьдесят лет, тот же крайний верх субъективного счёта жизни уже не верил твоему чутью и снова сводил грани подземелья Харона, чтобы чувствовать своё приземление на тёмном пьедестале власти ума над созданной иллюзией гордыни впереди. Она одним движением снисходительно уговаривает дружить с мальчиками из соседнего двора и по московским улицам прохожие идут ей навстречу, чтобы иметь форму светлой оценки будущего мира надежд. Они светлые облака в предзнаменовании к чуду и отверженной власти быть гедонистом до мозга твоих костей. Видеть богатое приземление спутника Харона под полноценный вид планетной формы блага Плутона, где он хоронит своих детей, чтобы завтра уже в светлом сне видеть их блики в окружающем космосе на новых днях галактики Млечный путь.

Танцуешь о осуждаешь свои параллельные линии, как цирковой зодчий и предрассудок милой власти быть маленьким и удобным для других, но твой возраст взращённый под символом новых свобод всё ещё будоражит кровь и осознаёт чувство собственного достоинства внутри циркового представления гиблой надежды жить. Осуждая своих воспитателей летает одна и та же комета внутри психологии образа счастья, поймав её ты свергаешь новые правила в своей жизни и снова отдаёшь ей блага для растраченного возраста в умах повседневного блага для себя. Было оно не всегда твоим и становится тошно от мысли существования философской принадлежности быть человеком, но каким? Маленьким ли мальчиком или внутри отражающим мужество мужчиной, в красоте исподлобья сдвинутых статусом бровей, их опущенный вид сегодня также говорит тебе, что думал бы о себе в молодом возрасте химерический спутник Плутона, когда заходил на последний остров жалости и благодарил его, что стал опять молодым. Танцуешь внутри тесной комнаты и некого спросить сегодня о мудрой притче, как хорошо быть маленьким мальчиком и хоронить время в ролях выдуманной формы блага для других. Эти образы внутри серых стен стали мелькать из под кровати и так быстро норовили выползти из под лучшего края подсознательной маски о будущем в твоей жизни. Маленькая ли она будет впереди, ты ещё не знаешь и время переносит чутьё свободы образа на тонкий шелест твоих иллюзий, чтобы жить хоть одной ценности и не утопать в причинных разговорах твоих родителей. Они спят в своём мужестве на том же верху одноголосной музыки и не слышат твоих внутренних привидений, что только что вылезли из под кровати и медленно шастают внутри каверзы поговорить о чём – то лучшем. Спросив их в какой из дней ты стал бы умнее самого себя, только тишина заполняет тёмную комнату и отблики мебели в сторонней тишине отговаривают тебя снова заснуть, чтобы выждать это преимущество перед движением утра.

Где же пропал твой общий холст пути назад, из долгой бесконечности помутнения Вселенной, когда она осознала тебя как человека будущего и сказала о чём – то непредвиденно личном, для того чтобы ты родился? Это притязание на ум беспокоит тебя каждый уютный час этим вечером и сладкий чай уносит внутри свободных призраков, выползающих из под кровати на проходящий космос к личному праву говорить. Посторонясь и отклоняясь вверх тебе сейчас нелегко устоять в противовес физике твоей мысли, чтобы встретить свою печаль в прошлом. Её конечное благо было багровым покроем, тогда и шёл медленный дождь по улицам мирно раскрашенного утра в последний день окончания учёбы месяца. Покинутый холод на холсте отражал свободу от рутинного ожидания любви к жизни и одновременно сковывал тебя чувством обременительного беспокойства за своё будущее. Стало ли оно невнятной привычкой думать наедине в себе самом, как мысль в существовании твоего спутника, кружащего вслед за твоим телом и оборачивающего космос тебе за спину? Ты уходишь с головой в мысленный символ познания логики мира, но космос как преграда к чутью о лучшем не стал твоим современником и спало благородное поле надежды идти вперёд. Но что же делать тогда, куда же идти за закрытые двери, если не видишь прошлого, а будущее ушло в космос твоего ожидания стать человеком? Маленький ли возраст возносит тебя наяву перед самим собой, ты становишься ему то шестилетним мальчиком с портфелем в руках, то десятилетним футболистом на поле из соседней улицы, а вдруг твой пятнадцатилетний возраст отзывается и говорит, что мало ещё чувства внутри детской психики, коль стало холодно и старомодно быть внутренне ещё ребёнком и уже взрослым в теле мудрого построителя современной истины о природе. Её будущий холостой патрон не ляжет внутрь твоей фигуры мнения, пока ты видишь этот свет и идеалы презрения могут говорить тебе через тёмное поле подсознательного блага и чутья стать немного лучше. Космос этой загадки шевелит подлинный день, утром философского разговора о внутреннем счастье и любви повседневности, и ты снова встаёшь в космическом преодолении чуждого сердца бытия внутри.