Твой лунный узел не стал ещё в удел психического счастья сознавать свободы своих мета миров, в неподъёмной стихии рукотворного космоса повсюду, где остаётся твоя мысль и наследственная роль принимать благо жизни к социальным уровням стихии надежды – внутри себя самого. Или внутри фиктивных планет, всё ещё рассуждающих о правах мира для идеального света возраста материи, склонив голову летает та самая философия, внутри обратного сходства мифа и архаического поля интерпретации мнимой модели разума о свободе? Тебе принадлежит искусственный предмет родственной ценности принятия жизни, как зоркое лоно благоприятной цели считать себя лучшим из людей в своём толке мира. Но из качества принимаемого в пользе характера, лишь полный свет луны так долго отражает день, в вопросе на который, ты не даёшь ответ даже самому себе в ночном восторге и умственной роли быть педагогом.

Этот свет педагогической лояльности, как нарочно наматывает пользы рукотворного влияния мира моды на отражение космических моделей планет, из лица которых будит историческое поле ужаса причина боли учить свой страх преобладать над нонсенсом восполнения мира среди поколений других людей. Они, то и время заглядывают тебе в голову, как предмет астрологической ясности, скрывая свой возраст и метафизический оттиск заядлой воли – принимать твоё существование как должное и компетентное, что отделило бы разум от идеала квази миров в их дурной голове от мысли, на которую ты полагаешься и веришь, что все они лишь прошлое из масок поколения учебной формы мира взглядов, на себя. Превращая ли фундамент философской мудрости в поле единения с той утопией, что созывает космологии других людей к тебе навстречу – ты дышишь полной луной и её открытыми видами морального слова стать снова сердечно фатальным к космосу личной природы на земле.

Та часть ночной природы в квази отображаемом времени уходит за образы думающей роли, стать её полноценным поводырём, нищим приказчиком, понимающим материальный достаток красоты в умах планет. Они в нарядной ясности светят своими иллюстрированными числами перигеев и прогрессий, что снова становятся числимо узнаваемыми на той земле планеты, на которой ты в благородном тоне уходишь к своему мифу образованного счастья – быть человеком. Останавливая свет искрами тёмной роли блага, как бы взволнованной от фотографий центра проявления твоей личной культуры – стать ей модой и намёком дождя перед грозой, ты разливаешь вечный ужас напротив символического права планетных аллегорий, чтобы стать вечной фабулой в течении долгого опыта сердца – на истинах в своём лице, преобразующим новое время и качество усвоенной философии пути диалекта у тех, кого ты обучаешь сейчас. Или останавливался раньше на перигеях домов из лунного шага и смотрел вдаль квази однобокому слову, говорящему тебе, что есть сущность космологии. Её стать, так велеречива, что соотносит физическое тело со структурными опытами мира моральной полноты представления своей свободы внутри окружающего космоса Вселенной. Жива ли твоя часть умственной формы мысли, или считает теперь тебя наилучшим педагогом в своём стиле и лице времени, но частый взгляд в прошлое так близко отражает век уходящего знания, что стиль диалекта понимает сам себя без мнения о посторонний вид ученического света познания – как бы отделяясь на эго потусторонней власти бытия, перед ним.

Космологически ли проходит лунный узел между болью случайности видеть твою жизнь, или отнимать слепой опыт лжи идеалов, что уносит жизненное темя следя за твоим благородством, но ты устанавливаешь час свободы от мнения за пределами твоей сложной лжи, что так охотно укладывает ровный свет философского учения и движет идеальное сердце ему навстречу. Оставаясь на космических узлах между планет ты снова ощутил пучок той же весны из способности думать под физическим светом квази идеалов, представляя в них себя лично, или другого человека из центра логического мнения представляемой личной утопии космоса. На право возложил ты свой последний шаг из видимой космологии, она стекла тебе на физическое поле величины света луны и, обнимая темя снова заговорила о лучшей жизни. Свет её поколения был так далёк, на том остановленном мире фактов, что планеты в галактике поднимаясь внутри – создавали круг из шанса быть физически вовлечёнными в процесс суждений о личной выгоде, для их сознательных аллегорий иллюзий и тонкого света мира, отделённого из пространственной формы световой волны. На квант – похожей лишь издревле, но тянущейся под атомарным волнением бесконечных единиц касающихся твоих рамок нежилой точки времени после смерти. Они состоят и отсекают видимый прогресс физического света, что влиял на твоё тело астрологической точки понимания себя, как часть космоса и, снова обрамляя свет луны, в уходящей ясности перигея ты волей отдаёшь им своё предчувствие стать человечески сильным.

Предлагая совестливый взгляд на идеальное место суждения об идеалах – новый путь твоих рассуждений осмелился бы задавать всё тот же вопрос: «Как происходит явное в мире космоса?» – но тут же ты отскакиваешь на этой мысли и нехотя движешь силой своего чутья – самое тонкое поле из недр уходящей земли. Насколько ясно было бы видно из её полноводной системы глубокого погружения вниз – ты – самый настоящий человеческий свет из ныне живущих реальностей, способных дать волнение квантовым числам и измерить их способность управлять другими состояниями идеальной реальности. Всё снова происходящей из той же квантовой волны уравнения в словах, как философское мироотражение на аллегориях своего полноправного участия видеть глубину формы собственного счастья времени и, отдалять приближение смерти под краеугольным видом материальной космологии, условив пути её обратного уровня надежды на далёкую землю.

Собран единый робот впереди, он сомнению освоит новый век и в природе благородство судеб..

Мифологическим Сатурном в твоей природной цели сегодня уготован новый день, его продолжительная болезнь считает себя исключительным счастьем в образованной корке квантового света мира другой войны. На свете распространители мифов обнаружили свой холод мести, им тонет предок на естественном поле благоприятной гордости – быть первыми в системе смыслового ада планет. Они обходят циклы семилетнего смещения, чтобы запасть на своё кольцо внутреннего света глубины гения и, сколько ещё должно пройти мифологических эпиграмм, чтобы угол наклона зрения космоса стал ещё более звёздно очерченным и насладился своей беспричинной гласностью на уровнях зримого мира мечты общества? Другому смыслу мира тот же философский оттенок лежит напротив твоей глубины и не видит её очертания прошлого, потому что ты лишь тень планеты Сатурн и волевое рассуждение им схожего мира природной болезни, на высоте которой тихо падают скопления галактического свойства умозримого поля бездонной ёмкости дороги назад.

Не хотел воспрять твой смех и осмыслил часть судьбы сомнений на том же месте, где встал световой образ благополучия мира идентичной природы. Он тенью стал похож на других людей из социальной памяти, возращённого блага быть одному – каждой звёздной космической областью припоминания любви в прошлом. Не сказав ни слова вышел этот же прискорбный философский ток понятия иллюзий в самом себе, отрастив корку из себялюбия и званной позы противоречивого ужаса жить без любви. Как и идеалами встав, на космическом теле планет, ты окружаешь свою свободу в мучимой преграде просветительского уровня обозримого будущего – устанавливать свои эпиграммы им вслед одну за одной. Они понимают, что уже нет мести внутри прошлого, но ждут мысль и эфирное благородство, в чьём – то мире просветительского мрака, что каждый день опускает свою ношу на ноги чужой судьбы.

Хотел бы встать и твой охраняющий век надежды на единство мира гармонии перед информацией – занимать своё социальное место наедине со статью воли внутри. Но Хилег смотрит в твоё усыплённое окно мира преграды и видит лишь космические черты теневого правила, что оставила ночь в куда – то уходящем свойстве понимать природу былинной чести свободы. Культура риска так страшит собственный перелом тела, что упадок личности находит наедине с внутренним светом мира человеческого – свою осторожную знаковую метку и засыпает ей на усмотрение нового правила видеть конец световой иллюзии. Смертью ли, но движение эхо по твоему сердцу тонкого неба происходит слишком часто, настолько, что стало утомлением быть его частотой биения и слышать уморительные сдвиги катарсиса, в лёгких слепках философского мига видеть других людей вокруг себя.