Но что, если потеря навалилась так стремительно, что не было времени подготовиться? Что, если у тебя куча вопросов и ты не знаешь, с чего начать? Если никто не может дать тебе ответа?

Никто не объяснит, как продолжать жить, когда смысл твоей жизни умер.

…В день годовщины смерти Ханса Иви так и не сошла с платформы. Просто стояла там, за линией из желтых кружков, и смотрела на гравий, перемешанный с битым кирпичом, между рельсами. Капитан не появился.

В поезде по дороге в Тайбэй она приняла решение съехать из квартиры, которую снимала вместе с Ховардом. Заранее подыскала вариант подешевле. В том же районе, на Льюхе-Маркет в Юньхэ, над такой же забегаловкой с лапшой. Собственно, в том же здании. Это был незаконно переоборудованный пентхаус, который только что освободился. Жестяная крыша, железный сайдинг. Логово холостячки.

Ховард просил ее остаться. Почти умолял. Но Иви ничего не отвечала – словно стена, выкрашенная серым, равнодушная и холодная, с неразборчивыми надписями и плесенью, прорастающей из щелей.

– Почему? – продолжал спрашивать Ховард. И дело было не в том, что он не понимал, – просто не мог отпустить ее. И не хотел. – Где ты была сегодня? Что произошло? Ты злишься на меня за то, что я поехал на поминальную церемонию по Хансу? Я слишком на тебя давил?.. Я не хочу расставаться с тобой. Иви, я думал, мы решили пройти через это вместе. Скажи что-нибудь, Иви! Пожалуйста. Я могу спать на диване, если ты хочешь. – В каждой фразе сквозило самоуничижение, каждая несла в себе мольбу. – Иви, не делай этого…

«Почему?»

Она спрашивала себя бессчетное множество раз, но у нее не было ответа. Скорее, причин было много – потребность в пространстве, чтобы дышать, желание убежать – точнее, изгнать себя в ссылку. Все они казались вполне убедительными.

Иви знала, что похожа на марионетку с оборванными веревочками, но не хотела приходить в себя, не хотела становиться прежней. Она мечтала, чтобы тьма поглотила ее, мечтала лечь на океанское дно, заснуть и никогда не проснуться. А может, не хотела, чтобы Ховард спасал ее – из боязни, что однажды он не выдержит и все равно ее бросит. Второй раз она такого не переживет. Она должна его опередить.

– Я хочу привыкнуть жить одна.

Ховард просил, плакал. Но Иви стояла на своем.

Они вместе учились в школе. Он был воспитанным и прилежным, она – резкой и угловатой. Он был стройным и привлекательным, она – худой и мрачной. Его улыбка была глуповатой, ее – похожей на солнце. Он ходил на те же занятия, чтобы быть ближе к ней, записывался на те же дополнительные, что и она, оставался на вечерние классы, потому что она так делала, и подрался со старшеклассником, который влюбился в нее.

Он решил признаться в любви в жаркий летний день после выпускных экзаменов. Мороженое в рожке, которое она держала в руках, начало таять уже на второй секунде; даже ветерок с моря казался липким. Сердце у него колотилось, голова шла кругом.

Она сказала, что хочет уехать на север, в Тайбэй, учиться и зарабатывать деньги, чтобы забрать брата к себе. Она смотрела на море, и в лице ее была решимость: «Я вижу все это в последний раз. Ни дня больше не хочу провести в этой дыре».

– Куда угодно. Как ты захочешь. Главное, чтобы с тобой вместе. – Ховард опустился на колени.

Он проигрывал этот момент в воображении сотни, тысячи раз. Репетировал разные варианты Великого Признания с куклой, начиная с обычного «ты мне нравишься, очень» до киношного «ты – вся моя жизнь». Репетировал. Поэтому не ожидал, какие сильные чувства нахлынут, когда он взаправду это скажет, и какой вместе с ними придет стыд. Он покраснел до того, что на его щеках можно было жарить яичницу, а когда закончил, не осмеливался поднять на нее глаза. Так и пялился вниз, на песок. Он тяжело дышал, но Иви не издала не звука. Наконец Ховард взял себя в руки и глянул на нее.

Смотря прямо перед собой, она высунула язык и лизнула мороженое.

Его лицо упало, губы сами собой надулись. Однако он постарался не выдать своего разочарования, боясь оттолкнуть ее. Пытался придумать, что сказать, чтобы заполнить неловкую паузу, вызванную признанием, когда Иви сказала:

– Эй!

А потом тоже опустилась на колени и поцеловала его. Долгим сладким поцелуем, когда она заодно слизывала мороженое из уголков его рта.

Вдвоем они поступили в университет в Тайбэе: она на факультет медиа, он – на юридический. Сняли квартиру в Юньхэ и провели там семь лет.

Иви поцеловала его только для того, чтобы потом оставить. Она всегда опережала его на шаг. Ему было за ней не угнаться.

Иви начала собирать вещи, как только вернулась из Синьпу, и на третий день выехала из квартиры. Ховард сидел на полу перед пустым шкафом и плакал, а она обхватила руками колени в своем новом жилище наверху, уставившись на кучу картонных коробок.

Босс позвонил на следующий день. Иви забыла, почему взяла трубку, – может, ей надо было за что-то держаться, например за телефон. У нее появилась причина прожить еще секунду.

Звонил он вот почему: чтобы она открыла наконец чертову дверь. Приказ не очень-то запечатлелся у нее в мозгу, когда он повесил трубку. Телефон продолжал звонить, босс продолжал стучать – все сильнее и сильнее.

Иви потащилась к двери. А в следующий момент ее почему-то сбили с ног. Андре и Твиг поволокли ее на улицу. Босс, кажется, ругался – она не была уверена. Андре наморщил нос, когда подхватил ее под локти, но она не поняла, в чем дело. Иви не сопротивлялась. Она всегда была бойцом, но теперь полностью сдалась. Она воевала со всем миром – и, похоже, проиграла.

Трое мужчин затолкали Иви в седан.

В доме, где им предстояла уборка, не было лифта, а ступеньки оказались крутыми. Твиг, державший ее за ноги, наблюдал за тем, как Андре наполовину толкает, наполовину волочет девушку на пятый этаж. Вышло посложней, чем карабкаться по лестнице в небо.

Твиг сомневался, что это лучший способ исцелить или привести в чувство. Но босс стоял на своем: вернуть Иви на работу – единственный способ поставить ее на ноги. Переодеваясь перед ржавой металлической дверью в квартиру, Твиг наконец нарушил молчание.

– Может, дадим ей больше времени? Кажется, она еще не готова… Надо бы нам притормозить.

Он смотрел на Иви, сидевшую на ступеньке, и понимал, что больше оправдывается, чем наступает. Но Твиг не привык высказывать свое мнение, тем более идущее вразрез с мнением босса. Для него это было немыслимо. Андре отвлекся от переодевания и изумленно поглядел на коллегу.

Твиг всегда был просто хорошим парнем, державшим свои соображения при себе. Он делал, как ему говорили. Другие люди командовали им с самого детства. Он и сам это понимал, но не знал, как противостоять давлению, потому что в целом был неконфликтным. Просто смирялся и подчинялся приказам.

…Впервые Твиг увидел Иви на собрании по профориентации для старшекурсников, в ветреный осенний день. Потом они еще несколько раз виделись на похожих мероприятиях, но лишь обменивались случайными шутками. Твигу она казалась умной, острой на язык, перспективной студенткой, которая участвует в жизни факультета, но бо́льшую часть свободного времени тратит на подработки. Это было все, что он про нее знал.

Первый курс выдался неудачным. Ему заехали локтем в глаз на физкультуре, и осколки стекла от очков попали в веки и брови. Твиг долго лечился в разных клиниках, лежал в больнице. Но в группе, с которой он вместе писал курсовую, никто над ним не сжалился – его нагрузили еще и финальным отчетом. Он выкроил время, чтобы пойти на новогодний праздник – как на Таймс-сквер, только в пригороде Тайбэя – со своей девушкой, которая воспользовалась этой возможностью, чтобы порвать с ним прямо под украшенной елкой. На следующий день Твиг получил эсэмэску, где его уведомляли, что ресторан, в котором он работал посудомойщиком, закрывается. Неудачник, одиночка, безработный, почти слепой… Все это навалилось практически одновременно.