Талантом к искусству Иви не обладала. В школьном табеле ей неизменно писали: «Есть над чем поработать». До самого выпуска учителя рисования стояли на этой оценке – точнее, отвержении – ее художественных способностей. Искусство казалось ей роскошью, недоступным стилем жизни. Перебрав стопку рисунков, она вернула их в шкатулку и затолкала ее под фальшивое дно ящика.

Заводские запахи – преимущественно формальдегида и клея – с неношеного бюстгальтера остались у нее на кончиках пальцев, в носу от них засвербело. Иви решила понюхать плитки на полу. Наслаждаясь, словно вуайерист, она забыла о своем обычном коротком сне. Пора было приступать к работе.

На удивление, ей оказалось довольно легко убираться в этом крохотном пространстве, и она закончила задолго до назначенного срока. Взялась за телефон и уже собиралась позвонить дядюшке А-Юю, который вывозил мусор в «Следующей остановке», но потом передумала. Меньше всего ей хотелось, чтобы в четыре часа утра он садился за руль своего шеститонного грузовика. Не хотелось выслушивать его ругань и смотреть, как он закатывает глаза. Иви и без того ему не нравилась. Поэтому она сложила мусор в мешок, стащила его по лестнице, погрузила в фургон и отвезла до контейнера. Сделала еще одну ездку, чтобы избавиться от футона, но контейнер стоял недалеко, и времени это заняло немного. На рассвете она уже вернулась в офис, чтобы принять душ. Начинался новый день.

Иви положила конверт боссу на стол и оставила покаянную записку – не слишком искреннюю. Она была готова к упрекам и даже знала, в каких выражениях они прозвучат. Заткни свой чертов рот. Кто сказал, что ты можешь что-нибудь сама выбрасывать? Или ты готовишься вылететь из гнезда, а? Хочешь сама стать боссом? Принимаешь заказы без моего согласия, да, бестолочь? Бла-бла-бла… Она и правда проявила некоторое безрассудство, но с работой-то справилась, верно? Да и что может пойти не так?

Руки и ноги болели, поясницу ломило, но, добравшись домой, Иви поняла, что усталости не чувствует. Полежала какое-то время на кровати с открытыми глазами, потом встала, набросила куртку и пошла на завтрак. Лапшичная на первом этаже еще не открылась, поэтому Иви побрела к кирпичному домику на углу с традиционной для пригорода крышей: несмотря на ржавчину, ее ни разу не заменяли. Там находился ресторанчик со шведским столом, где, наверное, уже четверть века кипел в котле один и тот же бульон. Снаружи были припаркованы четыре или пять мопедов. Иви протиснулась в двери. Бо́льшую часть пространства занимал длинный буфет, смотрящий на дорогу; возле стены стояли три небольших деревянных стола с пластиковыми стульями. Зимой в качестве бесплатной добавки можно было получить мисо-суп, летом – фруктовое желе. Несмотря на ранний час, там уже сидели люди. Раньше Иви заглядывала в ресторанчик, потому что он был приятный и недорогой, а теперь ходила еще и потому, что вкус блюд там никогда не менялся. У нее еще оставалась слабая надежда, что от знакомых запахов ее обоняние проснется, но она не признавалась в этом даже самой себе.

– Вы сегодня рано, – приветствовала ее тетушка за прилавком. – Что будете брать?

– Ммм… Свиные отбивные с… – Иви всегда долго разглядывала доску с меню, хотя все блюда для нее были на вкус одинаковыми.

– Здесь, не с собой? – Тетушка не стала дожидаться ответа: она взяла пластиковую тарелку и стала накладывать в одно из пяти отделений блестящий рис.

Иви смотрела, как хозяйка кидает свиные отбивные в котел с кипящим маслом. Больше кляра, чем мяса.

– Так, у вас еще три гарнира. Что вам положить?

Иви встала на цыпочки и наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. Ховард в этот момент обычно хватал ее за ворот, боясь, как бы она не упала.

– Мапо-тофу, муравьев на палочках… – Она оглядела буфет, но ничего острого там сегодня не было. – Есть что-нибудь поострее?

– Мапо-тофу, муравьи на палочках… – Женщина повторяла названия, накладывая блюда на тарелку. – Что-нибудь еще более острое? Как насчет баклажана? Я добавлю к нему маринованный дайкон.

Иви кивнула. Ей нравилось в этом ресторане. Хозяйка помнила предпочтения клиентки и болтала с ней, но без панибратства. Она держалась дружелюбно и в то же время отстраненно. Именно это Иви и было нужно. Как и всегда, она устроилась со своим подносом за столиком у окна, подальше от буфета. Сбрызнула столешницу антисептиком, вытерла клочком туалетной бумаги. Палочки протерла тоже. Наконец обработала руки. Теперь она была готова есть – и наблюдать, как входят и выходят другие посетители.

Вытяжка засасывала дым и выпускала его кольцами в вентиляцию уже несколько десятилетий, надувая город, словно воздушный шар.

…Кроме владельцев небольших земельных участков причудливых геометрических форм, которые обитали в Юньхэ с незапамятных времен, а также военных, преподавателей и мелких служащих, переселившихся сюда двадцать-тридцать лет назад, тут жили студенты, перебравшиеся с севера, чтобы учиться в колледже, и абитуриенты, надеявшиеся остаться. Ездили они преимущественно на мопедах или садились на автобус, чтобы добраться по мосту в университет или на работу. Все с трудом сводили концы с концами, но сдаваться не собирались.

Через реку находился Тайбэй – самый процветающий город на Тайване. Юньхэ же рос сам по себе, без всякой системы. Образчик эстетики незавершенности. Его населяли беспризорники, брошенные родителями, сироты, вынужденные сами прокладывать себе дорогу в жизни. В результате никто не мог нарисовать его подробную карту.

И в этом не было ничего необычного. Пригород казался одновременно старым и новым, тихим и шумным, спокойным и оживленным.

В переулках и тупиках Юньхэ всегда царил ленивый полдень – время выйти прогуляться, не снимая пижамы. Рынки и бульвары кипели, из пешеходов на них скапливались пробки, мопеды и мотоциклы образовывали целые водопады. Риелторы наперебой расхваливали жилье. Социологи называли Юньхэ полусамостоятельной городской экосистемой. Население здесь было самое плотное на Тайване, а банды – самые многочисленные. Тем не менее Юньхэ считался трамплином к успеху. Большинство его обитателей предпочли бы перебраться в другое место, но пока оставались тут.

Иви оказалась в Юньхэ, едва сойдя с поезда из Мяоли. Ей здесь понравилось. Она любила противоречия и хаос. Ей нравилось блуждать по улочкам и перекресткам, следуя за своим носом. Проходя мимо хозяйственного магазина, она вдыхала запахи металла, краски, резиновых шлангов и поливиниловых труб. Но главным источником ароматов тут была пища. В забегаловке жарили свиные отбивные. За углом липкий рис варился на пару под белой марлей в деревянном бочонке. В киоске по соседству кипел котел со свиными ножками. Чуть дальше торговали маринованным тофу, колбасками и печенкой. Запах лапши подсказывал Иви, что она дома. Она жила здесь с Ховардом. В доме, который создала для себя. Но теперь этот дом исчез. Когда-то у нее был целый мир, а теперь от него ничего не осталось…

Иви забросила остатки еды в рот, протерла стол и поднос еще несколькими обрывками туалетной бумаги и выскользнула на улицу. По дороге домой заглянула в лавочку купить бутылку козьего молока.

Снег на Тайване обычно не идет, но холод зимой пронизывает до самых костей.

Уже поздно, и мне давно пора уезжать. Глядя вслед другой машине, я нажимаю на кнопку пуска. Оживает стартер – словно приходя в себя после комы.

Следующий шаг за ней, думаю я, выдыхая белый пар. Только она может положить этому конец. Зима будет суровой.

– Чай не терпит спешки, – сказал мужчина, наливая своей мощной лапой кипяток из электрического чайника в заварочный, глиняный. Под струей воды плотно свернутые листочки начали намокать, разворачиваясь. Он немедленно схватился за ручку чайника и плеснул понемногу в чашки, чтобы те согрелись. Повернул чайник по часовой стрелке, так что вода в нем закрутилась в воронку, и прикрыл отверстие вверху ладонью вместо крышки, чтобы чай заварился. Потом снова взялся за ручку и разлил. – Торопиться нельзя.